Нацизм понимает только язык силы

Любое время интересно своими противоречиями, теоретически порой неразрешимыми, но требующими практического выбора, определяющего поведение людей. Сейчас центр мировой истории — не больше и не меньше — находится в Украине. И описание происходящего следует вести, определяя именно такие противоречия — сущностные и важные.

Еще вчера казалось, что вялотекущая капитуляция Украины будет продолжаться. При этом было очевидно, что силы для подавления сепаратистов на Юго-Востоке есть, как были они и в Крыму. Но, судя по всему, власть в Киеве была (и остается) занята своими разборками-переборками и относилась к выколотым глазам тех, кто им служит, как к пустяку и мелочи. И ко всему прочему тоже.

Во власти люди, которых привел туда Майдан. Это не обвинение, а констатация еще одного противоречия. Вот так поворачиваются порой прямая демократия и революционность. Вмешательство улицы во власть оправдано, когда оно создает дееспособные государственные институты и обновляет национальную элиту. Пока ничего подобного в Украине не наблюдалось.

Правящую элиту и украинское общество предупреждали и словом и делом: ждите террора. И касается это не только Украины. Возможно, те, кто во власти, и спасутся. Террор обрушится на людей попроще. И отзовется в России — резня в Украине, безусловно, будет перенесена на ее территорию. Вот почему у русских есть право спросить у украинской правящей элиты: адекватна ли она? Неужели похищения, пытки и убийства не побуждают ее к сопротивлению? Неужели беспорядки уже в Киеве не показывают ей, что русского агрессора невозможно умиротворить? Неужели вы не будете защищать тех, кто привел вас к власти? Им грозит смертельная опасность. Да и вам тоже.

Отчасти ответом на это стало развертывание АТО на Юго-Востоке, ход которой вызывает острую критику сторонников решительных действий в Украине, но из России выглядит совсем по-другому, ибо любые попытки активных действий украинской власти уже обнадеживают.

Судьба мира, дальнейший ход истории сейчас зависят от украинских силовиков. Нацизм понимает только язык силы. Русский нацизм не исключение. Если украинцы покажут, что готовы на все, ход событий может перемениться. Силовая состоятельность Украины является тем компонентом, без которого международная солидарность с ней и любые санкции не эффективны. Они до сих пор были вместо действий самой Украины, а не вместе с ней. И это тот фактор, которого не было в войне с Грузией.

Русскому нацизму сейчас нужно продолжение гибридной войны без сопротивления Украины. Ему невыгодно как поражение террористов, так и серьезные удары по ним. Но и полномасштабное вторжение в их поддержку — не лучший вариант для Кремля. И главное противоречие нынешнего времени в том, что национальные интересы России сейчас защищает украинская армия.

Разумеется, вслед за этим последуют обвинения в большевизме. Мол, только Ленин желал поражения собственной армии. Но путинские эсэсовцы — будь то грушники, эфэсбэшники, украинские коллаборационисты — не являются русской армией. Это личные наемники Кремля, хотя воодушевлены и вдохновлены не меньше, чем их предшественники из СС. Россия превратилась в террористическое государство, которое можно остановить только силой. И исторические параллели совсем другие. Кроме большевика Ленина был и социал-демократ Вилли Брандт, воевавший против собственной страны.

БЛОКПОСТ УКРАИНСКОЙ АРМИИ. ОКРАИНА СЛАВЯНСКА. 3 МАЯ 2014 г. / ФОТО РЕЙТЕР

И тут проявляется иное противоречие. Силовые действия украинского государства и общества — в Одессе именно общества — являются обретением украинской субъектности, что нравится далеко не всем. Изрядное число политиков и политологов на Западе исходило и исходит из того, что Украина была, есть и будет лишь объектом мировой политики, что ее будут делить между собой Россия, Европа и США. Но это не самое главное и неприятное. Куда хуже неприятие украинской субъектности значительной частью русской общественности, в общем-то, Украине симпатизирующей, но считающей ее не совсем государством.

Впрочем, таково отношение русской интеллигенции к любой субъектности, ибо сама она ее лишена. В начале девяностых годов, когда Борис Ельцин перестал быть гонимым оппозиционером и перешел к решительным реформам, прогрессивная общественность отшатнулась от него. Она не простила ему того, что он спас ее от резни и изгнания в октябре-93. И сейчас та же общественность вопит об одесских ужасах, о равной ответственности агрессора — нацистской России и украинских коллаборационистов — и жертвы агрессии — Украины, обретающей национальную субъектность в рамках демократической Европы.

Но это, так сказать, честно заблуждающиеся. Другое дело — новое в кремлевском агитпропе, наметившееся во время и сразу после весьма странного украинско-русского конгресса в Киеве. Обзор этих новинок должен быть персональным.

Прежде всего, это ложный тезис о гражданской войне в Украине, противостоящей русской агрессии. Отличился Илья Пономарев, который изложил целый план взаимного разоружения сторон, кои он именует силами Востока и Запада Украины, хотя речь идет о регулярной армии и сепаратистах-террористах, поддерживаемых Россией. План подробный, но в нем не хватает одной детали, которая напрашивается, — это статус миротворческих сил. Разумеется, все подводит к тому, что это должна быть Россия. А общее впечатление... Хочется спросить, а чего ты лезешь со своим планом? Тебя украинцы об этом просили? Почему они должны тебя слушать?

Видимо, только потому, что они украинцы, а Пономарев русский. И это логика многих представителей прогрессивной общественности.

Весьма активен круг авторов «Новой газеты». Они за мир. Но почитаешь Алексея Миллера и чего-то не поймешь: а разве социально-экономическая ситуация на Востоке Украины ухудшается только в результате киевской политики? Россия там бездействует? Да, бездействует, с этим тезисом выступают политолог Игорь Яковенко и шеф-редактор «Новой газеты» Андрей Колесников. Они дуэтом озвучивают чудную заготовку: в Славянске, Краматорске, Донецке заправляют полевые командиры, над которыми Россия потеряла контроль. Путин от них зависит, они от него нет. Видимо, они так и говорят: Путин, дай нам ПЗРК. И тот смиренно соглашается.

Стала ясна операция с поездкой Марата Гельмана и в Украину. Он запел совсем сладко. Гельман врет о тех, кто воюет в Украине, представляя кремлевских эсэсовцев романтиками и жертвами пропаганды. Хотя весь мир уже убедился: там воюют профессиональные убийцы из ГРУ и других спецслужб.

И еще один тезис, ложный, хотя и далеко не всегда агитпроповского происхождения. Это спонтанность и импульсивность действий Путина, его личная обида и отсутствие связи с надеждами и чаяниями русского народа.

К сожалению, это не так. Чтобы адекватно оценить происходящее, надо понять, осознать и прочувствовать, что Путин — это тот самый вождь, которого русские ждали столетиями. Он полностью адекватен России и русским, наиболее комфортен, удобен, не опасен. В нем нет ничего лишнего, отделяющего его от народа, заставляющего этот народ к чему-то побуждать и принуждать, оскорблять недоверием, грабить и убивать. Путин — это Россия, Путин — это народ, Путин — это самый русский из всех русских правителей.

С этим можно соглашаться или не соглашаться, но есть еще и факты, побуждающие рассматривать агрессию против Украины в контексте иных действий власти.

Без малого десять лет назад произошла бесланская трагедия, давшая повод для электоральной реформы, нацеленной на несменяемость людей во власти и отчуждение общества от нее. Качество тех документов позволяло сделать вывод, что готовились они заранее, задолго до того, как появился повод. Совсем недавно, во время болотных и прочих уличных беспорядков, многое было обновлено в карательном законодательстве. Прогрессивная общественность гордилась тем, что все это делалось со страху. Однако во всем это проявилась твердость и уверенность Кремля. Как и при реакции на Беслан, была очевидна проработанность этих документов, их последовательность и системность.

Сейчас же очевидно, что автаркические и карательные законы, принимаемые и обсуждаемые в России, тоже не за неделю были написаны, тоже представляют собой план системных изменений с целью экономической и информационной безопасности страны, с целью запретить обсуждение ее истории и решений власти. А до того стала очевидной глубокая проработанность захвата Крыма и дестабилизации Украины.

С самого начала своего существования Российская Федерация рассматривала постсоветское пространство как враждебную территорию, которую пока невозможно захватить, а потому приходится ограничиваться постоянным поощрением смут и междоусобиц. Все это видели, но старались не замечать, не придавали этому значения. А это было главным в русской политике.

Историю России последних тридцати лет надо изучать заново, поменяв исследовательские приоритеты. И не только тридцати. Сейчас уже представляется очевидным, что изучение истории октябрьского переворота и войн на территории бывшей Российской империи надо вести по-новому. Не с точки зрения противостояния белых и красных, а в связи с национальным возрождением народов империи, против которого боролись русские под красным знаменем и не только под ним.

Неожиданный вывод? Нисколько. Это все так и не стало историей.