Некомпетентная война

В ответ на недавнюю волну терактов Владимир Путин потребовал концентрации власти. Российский военный эксперт Александр Гольц утверждает, что проблема в России заключается не в недостатке центральной власти, а в качестве и принципах работы силовых министерств.

Уничтожение террористами сотен российских детей в Беслане стало доказательством некомпетентности российской армии и службы безопасности — если нужны еще какие-то доказательства. В Беслане, когда разыгралось насилие, люди в камуфляже, представлявшие четыре министерства, бестолково суетились, не имея ни конкретного руководителя, ни ясных целей, и теряли драгоценные минуты. Между тем Николай Патрушев, директор Федеральной службы безопасности (ФСБ) и Рашид Нургалиев, руководитель Министерства внутренних дел (МВД), направленные в Беслан президентом Путиным, никак себя не проявили в ходе трагедии.

Так что россиянам приходится еще раз посмотреть в лицо тому факту, насколько неэффективны их военные силы. Действительно, ни одна из российских силовых структур: ни армия, ни ФСБ, ни МВД — не способна на проведение эффективных антитеррористических операций.

Большинство россиян пришли к этому выводу задолго до теракта в Беслане. В 2002 году, после захвата в заложники 800 зрителей театра, Путин приказал, чтобы в военно-стратегический план России была включена антитеррористическая составляющая. Некоторые военные аналитики увидели в этом запоздалое начало серьезных реформ, поскольку армия была способна лишь на проведение военных операций традиционным для России способом, то есть с использованием превосходящих сил, как это было во Вторую мировую войну.

Традиционная российская армия не может эффективно бороться с террористами, потому что она пренебрегает способностью солдат действовать малыми группами и не поощряет инициативы со стороны офицеров. Ото всех требуется лишь старательное соблюдение приказов.

Но в антитеррористических операциях требуется индивидуальная подготовка и способность принимать решения за доли секунды в быстро меняющейся ситуации. Кстати, когда было предложено провести одну из таких антитеррористических операций в Панкисском ущелье Грузии, Путин ее запретил, понимая, что вместо истребления террористов она, скорее всего, обернется полномасштабной традиционной войной.

С самого начала министерство обороны скептически относилось к приказу Путина о включении борьбы с терроризмом в программу военной подготовки. Вместо этого оно предложило, чтобы армия играла второстепенную роль в антитеррористических операциях.

Враждебное отношение армии к реформе имеет глубокие корни. Сегодня в российской армии нет профессионального института подготовки младшего командного состава. Министерство обороны просто назначает сержантов из числа старослужащих солдат, а это значит, что сержанты не очень отличаются от своих подчиненных ни возрастом, ни подготовкой.

Внутренняя ситуация в силовых министерствах, на которых лежит главная ответственность за проведение антитеррористических операций, — ФСБ и МВД, — ничуть не лучше. Сейчас Кремль хочет объединить ФСБ и МВД в одно министерство государственной безопасности, создавая тем самым единый антитеррористический центр. Путин уже принял решение о создании оперативного центра Северо-Кавказского региона для координации действий министерства обороны и министерства по чрезвычайным ситуациям.

Но мало оснований полагать, что этот предлагаемый бюрократический монстр обеспечит лучшую безопасность, чем существующие силы ФСБ и МВД. Единственный возможный положительный результат от такой структурной перестройки может заключаться в том, что количество антитеррористических формирований возрастет. Но даже в этом нельзя быть уверенным: и до Беслана реакция на теракты в Ингушении и Чечне заключалась в усилиях по созданию дополнительных традиционных военных подразделений.

Сейчас очевидно, что численное превосходство не дает преимущества в борьбе с терроризмом, потому что инициатива находится в руках террористов. Они планируют, когда и где нанести удар.

Эффективное противостояние террору потребует коренной перестройки с целью побудить российских руководителей органов безопасности проявлять инициативу. Например, у российских структур безопасности нет никакой информации о подпольной работе террористических организаций, рассеянных по всей Российской Федерации. В этих организациях нет надежной агентуры. Такое положение должно измениться, если Россия не хочет допустить новые Бесланы.

Но борьба с террористами требует совершенно иного типа шпионажа, чем «разоблачение» традиционных «шпионов» или нейтрализация непопулярных олигархов типа Михаила Ходорковского. Чтобы противостоять сегодняшним угрозам, войска должны быть способны на личную ответственность и инициативу, и их нужно обучить реагировать изобретательно и мгновенно.

Эти качества просто-напросто отсутствуют в скроенных на советский лад военных организациях России с их жесткой иерархией и культурой слепого подчинения. Вся военная философия России должна измениться. Но к этому, по-видимому, не готовы ни президент России, ни ее силовые министерства.

Противостоянию сегодняшнему, новому и совершенно реальному врагу они предпочитают противостояние старому, традиционному противнику — Западу. После трагедии в Беслане Путин предложил экзотическое объяснение терроризма: он заявил, что террористы являются орудием в руках тех, кто все еще боится России как ядерной державы.

Это, безусловно, звучит лестно для генералов из силовых министерств, поскольку единственная война, которую они умеют вести — это война с «мировым империализмом». Они бесполезны в борьбе с новым современным врагом — терроризмом. Без крупномасштабной реформы всех военных сил и сил безопасности — реформы, стимулирующей проявление офицерами личной инициативы и ответственности — война России с терроризмом так и будет оставаться игрой в одни ворота: террористы всегда будут наносить удар первыми.

Александр ГОЛЬЦ — российский военный аналитик, заместитель редактора «Еженедельного журнала».