Императив интеллектуального сопротивления

19 декабря 2009 года Капитула Независимого культурологического журнала «Ї» (Львов) традиционно провела церемонию вручения своих наград. В этом году серебряный орден «За интеллектуальную отвагу» имели честь принять Оксана Пахлевская (Украина — Италия), Андрей Содомора (Украина) и Игорь Шевченко (США). Вручение состоялось 19 декабря во дворце Потоцких.

Выступление любимого автора читателей «Дня» Оксаны Пахлевской на церемонии награждения привлекло наше внимание. Пани Оксана любезно согласилась предоставить расширенную версию выступления для публикации в газете «День».

Дорогие львовяне! Дорогие друзья, коллеги, соратники, единомышленники!

Я безгранично благодарна Капитуле Независимого культурологического журнала «Ї» — и, в частности, главному редактору журнала пану Тарасу Возняку — за такой неожиданный подарок. Благодарна вам всем. Благодарна за то, что напоминаете обществу о том, что и сегодня интеллектуальный труд императивно обязывает к гражданской позиции. И что гражданская позиция — особенно в наших условиях — так же императивно нуждается в мужестве.

Другими словами, вы предупреждаете общество, посылаете ему знак тревоги, сигнализируя: демократия не может быть раз и навсегда завоеванным рубежом. За этот рубеж нужно бороться ежедневно, зная — и особенно сегодня, — что привидения прошлого уже удобно и плотно заполняют своей клейкой массой не слишком отработанные механизмы демократии: еще немного — и эти механизмы остановятся. Знать это и предупредить об этом общество — наша обязанность.

Отдельная благодарность — за удивительный контекст награждения. Вдали от нас, но всегда с нами Игорь Шевченко — профессор классической филологии Гарвардского университета, крупный ученый, который является светилом византинистики мирового масштаба. Это человек фантастически талантлив во всем — как историк культуры, как ученый колоссальной эрудиции, как украинский аристократ с поколениями за плечами, которые боролись за независимость Украины. Как полиглот, который свободно переходит с польского на итальянский, с английского на французский, знает древнегреческий, латынь и разговаривает на изысканном украинском языке без тени акцента, несмотря на десятилетия жизни на Западе. А еще — это просто удивительно красивый, орлиной породы человек. Помню его во время нашей последней встречи в Риме — он казался патрицием, который пришел посмотреть на свои древнеримские руины1.

Очень уважаю также пана Андрея Содомору, его молчаливый терпеливый труд по укоренению в украинскую культуру наследия римской литературы. Его труд имеет огромный вес еще и потому, что в том варварском мире, который назывался Советским Союзом, в Украине были фактически уничтожены исследования античной культуры. Почему? Потому что эта культура — основа Европы, той Европы, на которую СССР наводил ракеты, и которую стремился уничтожить во всех ее проявлениях. Потому что Европа — это родина демократии. Вспомним хотя бы один факт: в брежневские времена были запрещены как кафедры античной литературы, так и кафедры древней украинской литературы, большая часть которой была написана на латинском языке: ведь ни одно «латинское» знание не должно было проникать в пещеру тоталитарного Полифема. И если исследования античности в Украине спаслись, в большой степени это произошло благодаря труду Андрея Содоморы.

Я даже боязливо чувствую себя от этого неожиданного соседства: Андрей Содомора посвятил свою жизнь Первому Риму, а Игорь Шевченко — второму Риму, Константинополю. Это — истоки европейской цивилизации. Поэтому глубоко символично для меня это соседство, ведь я занимаюсь современной Европой и сложными и драматическими путями, по которым Украина возвращается к своей духовной Родине. Несмотря на все попытки — прошлые, а особенно будущие — остановить ее на этом пути.

Формула ордена — «За интеллектуальную отвагу» — поразила меня своей актуальностью. И стала импульсом к размышлениям. Казалось бы, в год двадцатилетия падения Берлинской стены — неужели и сегодня труд интеллектуалов нуждается в отваге? Почему мы ЕЩЕ не можем быть «обычными» интеллектуалами, которые просто профессионально делают свою работу? Тем более что будто бы и не угрожают нам больше расстрел, тюрьма или ссылка за наши мысли.

Вопрос, однако, намного сложнее. Угрозы в действительности есть, но часто они латентны или завуалированы. Тем более мы обязаны работать на опережение, прогнозируя деструктивный потенциал этих угроз.

Для тоталитарной власти интеллектуал — однозначно враг. Он является носителем критического мышления, которое релятивизирует власть и легко размонтирует ее риторику. А любая тоталитарная власть себя абсолютизирует, планируя длиться во времени вечно и неизменно. Интересно, что советская власть, состоящая в основном из людей глубоко бескультурных и необразованных, часто даже без высшего образования, знала о весе интеллектуалов в обществе. Каждое слово оппозиционного поэта, каждый «ненормированный» кинокадр, каждая неканоническая строка под пером историка были носителями «запрещенного знания» и подлежали цензуре. Голос оппозиционных интеллектуалов — при всех запрещениях и репрессиях — имел резонанс в обществе. Советская власть этого боялась.

А в настоящее время происходят странные вещи. Будто бы тоталитарная система упала. Да, но при этом не появилась еще в полной мере система демократическая. В большой степени мы живем в подмененном мире. Недостаточная демократия — это еще только макет демократии: можно о ней помечтать, рассматривая конструкцию из опилок или папье-маше. А в реальности из нее может появиться светлое модерное строение и так же — старая темница без окон. Зависит от архитектора. Общество уже насыщено определенными идеями демократии, но не имеет системной культуры гражданского мышления. Поэтому и не сумело превратить завоевания оранжевой революции в конкретные политические реалии. Объективные же условия — глобализации, экономического кризиса — толкают людей к охлаждению, к поиску паллиативной анестезии от болевых шоков. А стремительная деградация политических элит любого цвета углубила процесс отстранения общества от гражданских проблем. Поэтому, кажется, интеллигенция разговаривает как будто сквозь стекло со своим обществом — единицы отвечают, большинство молчит. Это общество оглушено децибелами электоральных агитаций и олигархических тусовок, где тишины не нужно. В тишине можно слышать голос совести. А это — непрошеный гость.

И вот именно этот момент и является решающим для интеллигенции — как, в конечном итоге, и для будущего страны. Демократия еще настолько хрупкая структура, что ее можно пустить под откос парой голосований в ВР — основном блошином рынке страны, где тряпье старых идей продается за миллионы. А дезориентированное общество, потратив энергию на бессильную ярость против одного или другого политика, или же против всех, не заметит, как у него вновь отобрали будущее. И если сегодня не состоится консолидация между обществом и ядром его сознательной интеллигенции относительно приоритетов последующего развития Украины, привидения прошлого вскоре уютно расположатся во властных дворцах. А их, как эти силы говорили в 2004-м, «из власти не выдавишь».

Почему так произошло? Мы продолжаем жить в условиях оккупации. Это не военная оккупация. И даже если оккупация экономическая, то не в этом дело. Мы живем в условиях ОККУПАЦИИ ПЛЕБЕЙСТВА. Изувеченное пространство элитарной культуры полностью не воспроизведено, существует разрозненными фрагментами в сознании отдельных людей и отдельных категорий, не защищено государством ни институционно, ни финансово. Следовательно, разрослось до угрожающих масштабов информационное пространство, заполненное плебейскими понятиями и плебейскими категориями, плебейскими потребностями и плебейскими требованиями. И сама интеллигенция в целом не сумела вовремя распознать эту опасность — и противопоставить ей надлежащее сопротивление.

Советский режим был не просто уничтожением народов и их культур. Это было тотальное искоренение культуры как явления духовного бытия сознательного человека — искоренение системное, последовательное, безжалостное. Такой уникальной системы запретов, которую создала сначала Российская империя, а затем советская, фактически не было в ни одной другой части света. Эмблематическое заточение интеллектуалов в психушки — далеко не сугубо советское явление: в России это началось с Чаадаева и продолжается досих пор пусть спорадическими, но знаковыми репрессивными эпизодами в «суверенной демократии». Это патологический страх перед мыслью, это тотальная цензура, как проявление тотального страха — не перед инакомыслием, а просто — перед мышлением. История не знает подобного массового уничтожения интеллигенции, как это было не только в сталинский, но и во все периоды существования советской власти. Разве что можно сравнить с китайской «культурной революцией»: масштабами презрения к человеческой жизни, к индивидуальности, к ее самостоятельному интеллектуальному присутствию в мире.

Во всех без исключения странах всегда ценилось и ценится образование, компетенция, профессионализм. Единственная страна мира, в которой невежество было возведено в ранг идеологических добродетелей, это был СССР. «Мы академиев не кончали» — эта формула произносилась с гордостью, была штампом «благонадежности» и пропуском в высшие эшелоны власти. И что интересно: в начале советского режима происходила массовая ликвидация неграмотности населения. «Мы — не рабы, рабы — не мы»... Но для чего? Для того чтобы в грамотном обществе построить культ невежества, пренебрежения к интеллектуальному труду. Интеллигентам («буржуазным специалистам»!) дали немного поработать в период НЭПа. А в дальнейшем эту интеллигенцию уничтожили шариковы, которые отличались друг от друга лишь в большей или меньшей степени злорадного садизма и тупой агрессии как мести за свою многостолетнюю темноту.

«Я не читал, но скажу...» — так начинали свои речи пролетарские громилы на заводах и фабриках, которых дергали за ниточки партийные кукловоды. Этих громил делегировали произносить от имени «народа» приговор великим писателям и ученым. Когда запрещенный Пастернак чуть ли не умирал от голода в Москве — на фото от поэта оставались только глаза, — эти громилы кричали с рабочих трибун: «Пастернак — свинья, которая жрет из рук пролетариата». Но они всего лишь повторяли слова печально известного первого секретаря ЦК ВЛКСМ Владимира Семичастного, который в 1958 году сказал об одном из величайших русских поэтов: «...Как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым «произведением». [...] если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал [...]».

«Клеветническим так называемым «произведением» был роман «Доктор Живаго», за который Пастернак получил Нобелевскую премию — и от которого те коммунистические шакалы заставили писателя отказаться. И сегодня достойные потомки «хорошего стада» пастернаковские строки «Февраль. Достать чернил и плакать! / Писать о феврале навзрыд...» перепевают на близкий к своему плебейскому настоящему лад: «Февраль. Достать свиней и слопать! / Сожрать троих в один присест»...

Напишет Пастернак: «Я пропал, как зверь в загоне...». И это — даже не попав в тюрьму. Украинская интеллигенция почти полностью закончила свой путь на Соловках.

Но и не Сталин начал погром интеллигенции, а «вождь мирового пролетариата», который доступно объяснил своим опричникам, что «интеллигенция, [...] не примыкая к классу, она есть нуль». Или и так: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно»2. «Расстрелять на месте»: основной лозунг Ленина, который сделал террор государственной политикой — задолго до Гитлера3. Во времена «развитого социализма» недостреленная интеллигенция была переведена в статус «прослойки», обреченной при коммунизме на исчезновение между массивными слоями пролетариата, которому, как известно, нечего было терять, кроме собственных цепей, и «трудовым крестьянством» — собственно, тем что от него осталось после эсхатологического Голодомора.

Чудо-страна: Россия строила такую вот «диктатуру пролетариата» по Марксу, который называл Россию, — в своих репортажах 1853 — 1854 гг. о Крымской войне для New York Herald Tribune и Free Press — гигантским ящуром с большими челюстями, но маленьким мозгом, — ящуром, который лежит на пути западной цивилизации и не дает ей развиваться. Россия же строила этому Марксу памятники и во имя его «Бессмертного учения» угробила десятки миллионов людей. Потом фиктивный «социализм» с грохотом развалился. И пока капиталистическая Европа у себя построила, в сущности, социализм — Welfare State (!), Россия (вместе с Украиной и азиатскими странами) сподобилась именно на наихудшую форму дикого капитализма, против которого так страстно боролась на протяжении семидесяти лет...

«Русский мир» — это очень специфическая «закрытая система», употребляя термин Поппера, которая смертельно боится любой реальной формы диалога с миром. Это не просто система цензуры — это раздвоенная ментальность государства, которая, с одной стороны, убеждена в том, что от внешнего мира можно отгородиться стеной контроля, запрещений, дезинформации, а с другой — претендует на «мировое господство». И именно поэтому в такой раздвоенной ментальности развивается смертельная ненависть к критической мысли. Об обреченности России на отсталость за пределами круга европейских народов и о перманентных кризисах ее государственности при условиях отсутствия свободы предупреждали великие русские мыслители — от того же Чаадаева и Герцена до Федотова и Бердяева. «Льстецы Сталина и Советской России сейчас враги русской свободы, — писал Федотов. — Или иначе: лишь борясь за свободу на всех мировых фронтах, внешних и внутренних [...], можно способствовать возможному, но сколь еще далекому освобождению России»4. Эти мыслители тоже оказались неуслышанными.

Система, которая стала могилой интеллигенции, пала. Однако порожденный ею люмпен размножился, а в условиях имитативной демократии окреп и вирусами плебейства засиял общественный организм.

В электоральных гонках мы часто слышим от разных политиков фразу: «простые люди» на западе и на востоке Украины нас поймут... Это выражение — «простые люди» — диагностическое. Это фрейдистский ляпсус. Не идет речь о «простых людях» по социальному статусу или уровню образования — человек может быть сознательным и нравственным и без университетского диплома. В конечном итоге, сколько мы имеем политиков — «проффесоров» с липовыми дипломами, которые делают, как поется в народе, три ошибки в слове «так».

«Простые люди» — это советская метафора политически безграмотного, культурно отсутствующего и граждански безразличного человека, который является потомком Homo Sovieticus’a. Если это гражданин, то у него паспорт страны Популяндии. Это лицо, которое уютно живет в подмененном мире. И не живет, а потребляет. Что дадут. Десять гривен добавки к пенсии или кило гречки, или пятьдесят гривен, чтобы постоять с флагом на манифестации, или несколько миллионов долларов за голос в парламенте — какая разница? В условиях украинских по этническому признаку этот «простой человек» и есть Малоросс с большой буквы. Не русский и не украинец, или и то и другое вместе, — так, единица безымянной популяции с вынутой из души культурой и моралью. Украину Малороссов Россия, наконец-то, очень бы полюбила. Потому что там бы не было больше Украины.

Немногим удалось спастись из советской системы, сохранив в себе человеческое начало. Тоталитарный человек выжег в человеке человека. Превратил его в вегетирующее аморфное существо. Это оболочка звонкой пустоты, в которой опять же слышен, разве что, шелест зеленых банкнот или звук рассыпанной гречки. Поэтому в эту пустоту можно сбросить теперь любой вербальный — политический, рекламный, псевдолитературный — мусор.

Традиционно на электоральной карте Украины густозаселенной Малороссами выдавался вытоптанный империей восток и юг Украины. Это те, кто голосует за «русский как второй государственный», путая русский язык с суржиком и матом, а русскую культуру — с бандитским шансоном и любовью к Есенину, который, оказывается, «сифилис лечил водкой»5. Однако нет, тип Малоросса распространяется уже и на запад страны. Он, может, шансон и не слушает, но он так же всегда готов прогнуть эластичный хребет перед каждой властью. Он целует руку, которая его бьет. Малоросс целиком угнездился уже и во Львове и дарит Януковичу не какую-нибудь, а освященную вышитую сорочку. Чаще слышится на улицах Львова мат. Львовяне сконфуженно говорят, что это все туристы, но и «своего» кровного мата хватает. Малоросс крымско-донецкий хочет только в Россию и все тут. Малоросс галицкий не хочет в Россию, но не хочет и в Европу, он хочет жить «у себя», а если точнее — «в подвале», — и не почему, а из колоссальной лени. Его зовут Вова, который пишет на Форуме (сохранено правописание оригинала): «Нащо кудась приєднуватися? Мені ні польша ні раша нах непотрібна. краще жити в підвалі но своєму, чим в квартирі но з тещею. Голосуватиму за Юща. Як не пройде, то за Януковича, і на другий майдан вже точно не піду». Так проголосует — и заснет под пение Поплавского («наш Майкл Джексон», как говорит кто-то из патриотической публики) о сале, которого «будет мало»...

1 26 грудня 2009 року Ігоря Шевченка не стало. Він помер у м. Кембрідж (Массачусетс). Ректор Львівського католицького університету Борис Ѓудзяк встиг вручити йому орден «За інтелектуальну відвагу».

2 В. И. Ленин. Из письма А. М. Горькому от 15 сентября 1919 года. — ПСС, 5-е изд., — Москва: Изд-во политической литературы, 1978. — Т. 51. — С. 53-49.

3 Див. біографії Леніна, засновані на нових архівних матеріалах: D. Volkogonov. Lenin. Utopie und Terror. — Dusseldorf-Wien-New York-Moskau: Ekon Verlag, 1994; R. Pipes. The Unknown Lenin. From the Secret Archive. — New Haven-London: Yale University Press, 1996.

4 Г. Федотов. Россия и свобода // Його ж. Судьба и грехи России. — Санкт-Петербург, 1992. — В 2 т. — Т. 2. — С. 276-303.

5 А. Зикора. Секретарь Донецкого горсовета Левченко — о языке, Шевченко и сифилисе. http// www. fraza.com.ua/stenograms/02.03.07/34599.html