КОНЕЦ СЕЗОНА

Вот и закончился политически-телевизионный сезон 1999-го — первой половины 2000 года. Отгремел — с президентскими выборами, с первыми шагами Кабмина В.Ющенко, с очередными противостояниями «старого» и «нового», «реформаторов» и «олигархов», с арестами медиамагнатов, открытиями, разочарованиями, достижениями и провалами. Страна вступила.., ну не в то самое, а просто в период раскрашивания себя красками плохо переупакованных старых мотиваций. Худший реалистичный прогноз: нас ждет очередной этап «битвы за урожай», летне-зимний период кризиса, и наконец — будущие попытки самооправдаться «тех, кто хотел, а им не дали». Лучший: Виктор Андреевич почувствует отпущенное ему время и начнет что-то делать... Пока у страны есть время, не выветрилось доверие к этому Кабмину, пока далеко выборы. Пока мы не устали ждать реформ и в состоянии воздерживаться от чрезмерно резких оценок.

Поскольку работа политического тележурналиста — на виду, с ошибками, с проколами, с неудачами, с недостаточно частыми, увы, удачами, то с ней, кажется, все ясно. Я бы выделил как удачи — из поствыборной серии программ — четыре «Эпицентра». Первый — трагедия на шахте им. Баракова, когда мы смогли выйти в эфир непосредственно из региона, с леденящими душу сюжетами, с безжалостной откровенностью чиновников по поводу возможности повторения трагедии, и не только на шахтах. Думаю, мы осознали тогда, что живем между объектами катастроф. Второй — когда люди из Минобороны признали: «Да, это наша ракета». Думаю, мы осознали тогда, что и сами можем стать «целью». Убежден, что люди Александра Кузьмука (и сам министр), признавая свою вину, поступили предельно мужественно и открыто. Их коллегам в других странах сделать это в соответствующих ситуациях тоже нелегко. Третий — Юлия Тимошенко и Григорий Суркис, четвертый — Виктор Ющенко.

Универсальная пластичность прямого эфира — это не только выброс адреналина, без которого обречена любая телепрограмма. Он, прямой эфир, срывает маски и делает неудобоваримыми потуги имиджмейкеров. Именно это — и есть телевидение, поскольку обеспечивает эмоциональное впечатление зрителю, завтрашнему избирателю. В этом и суть моей работы — в моменте соединения информации и того, как она сообщается, как на нее реагируется, в неповторимой, по сути дела невосстановимой эмоциональной полноте телемгновения.

Ведь дело не только в том, чтобы что-то сказать зрителю, а в том, чтобы он сам создал себе впечатление о политике в кадре. Политическая тележурналистика не обязана и не должна подменять реальность. Наше дело — показать ее. И дело политтележурналиста — лишь подчеркнуть, выделить ее на своих фактах, углубить темы, сделать более объемным реально существующее. Причем сделать это так, чтобы у зрителя не возникло ощущения навязывания, оскомины, фальши. Для этого нельзя быть или казаться «над схваткой», «под схваткой», «вне схватки». Надо самому быть «схваткой», быть «игроком», быть участником. Все другие пути — или насквозь лицемерны, или поверхностны, или фальшивы, или снобистски. Зритель это чувствует.

Он очень особенный человек, мой зритель. Я понимаю, когда он ощущает, что я не договариваю, и я, и он понимаем, почему. Он — мой зритель, он — не только представитель киевской политтусовки с ее вечно брюзжащими некоторыми представителями, с их иллюзиями и аллюзиями, намеками и сентенциями, значимыми лишь для них самих. Он — в Запорожье и Львове, Киеве, Харькове, Шепетовке, Белой Церкви, Черкассах. И если надо, чтобы страна, получая информацию, рассматривая в прямом эфире некоторых из своих героев, стынула от ужаса, то это надо для страны. Меньше иллюзий и меньше веры. Больше реальности и больше требований.

Чего я боюсь? Безверия во власть вообще, но оно лучше — чем тотальный самообман относительно «политчудотворцев» и эксплуатирование двух-трех стереотипов сознания. Нашествия в политжурналистику тех, кто уже давно «плевал на зрителей и заказчиков и работает только на себя». Оглупления людей, их способности сдаться перед блестящим и оглушительным популизмом. Я не верю в молодое поколение политиков, ибо оно, похоже, впитывает худшие принципы политиков поколения старого.

Мне кажутся преувеличенно оптимистическими оценки Натальей Лигачевой ориентации власти на демократию, пусть даже «контролируемую». Конечно, демократия, даже «контролируемая», лучше авторитаризма, кто с этим спорит... Но — к примеру, задекларированная прозрачность нынешней исполнительной власти разительно контрастирует с закрытостью принимаемых решений, несравнимой даже с предыдущими правительствами. Это — не только мое мнение, но и мнение западных наблюдателей, за Кабмином наблюдающих более чем пристально. И отсутствие западных кредитов для этого правительства имеет и другие основания, кроме естественного для Запада расчета — «если не будет кредитов, они быстрее и дешевле пойдут на большую приватизацию». Поэтому нынешние публичные теледискуссии следует считать лишь первым, пусть даже небольшим шагом. За ним должны последовать и другие. Телевидение даст им такую возможность. Но сделала ли украинская элита выбор в пользу таких дискуссий. Было бы преждевременным давать утвердительный ответ.

В чем истоки нашего разочарования? В чрезмерных надеждах на спасительную легкость рынка и демократических преобразований, умиравших в меру того, как продавались рыночники, а демократы, певшие осанну власти в министерских и губернаторских креслах, не просмотрев «Гинекологию» Штеккеля, пытались устранить последствия собственной политдефлорации, так и не заставив своего врага умереть за его, врага, родину? В упованиях на мудрость Запада, не желающего попрощаться с теорией последнего шанса? В разочаровании в политических устремлениях собственных сограждан, оказавшиеся, увы, не умнее таких же людей в других странах, желающих того же и так же? В том, что в который раз в этой стране работа не начнется с чистого лица, а будет сделана профессионально?

Во всем этом наше разочарование. И аз воздам.

На что надеюсь? На — во- первых — нормальность наших сограждан. То, что во время предвыборного тура «звезд» нашего канала люди задавали минимум вопросов о политике мне, а больше — о разных табу (М. Вересень), о том, как удается так выглядеть (А. Безулик), о том, как сложилась судьба «этого мальчика» (О. Герасимьюк), о том, когда наконец вы, скоты, будете полностью показывать «Формулу-один» (С. Полховский), о том, что нельзя же так издеваться над людьми, «так рано» показывая «Район Мелроуз» (или «так поздно» — я уже и не помню), — все это демонстрировало «нормальность», незаполитизированность общества, его, если позволите, социальное здоровье. Это вселяет надежду.

А еще я надеюсь на упрямую, надежную, как соль, пахоту. На то, что коллективные усилия украинской журналистики, разделенной и разобщенной, создадут для правительства Виктора Ющенко среду, максимально некомфортную для имитации рыночных реформ. На то, что все реально реформаторские действия этого правительства будут журналистикой поддержаны, и этим будут облегчены их неизбежные тяжелейшие социальные последствия. На то, что и сам Виктор Андреевич сделает выбор между собственной карьерой и самосожжением в реформах, выбор в пользу второго,. На то, что украинская политжурналистика просто не оставит ему выбора.

Я надеюсь, что злоключения последних лет не у всех украинских телеполитжурналистов уничтожили чувство собственного достоинства. Им, телеполитжурналистам, труднее «сохранить лицо», чем их коллегам из печатных медиа, ведь работают они в информполе, прямо формирующем настроения миллионов. Потому и хотят все нас полюбить. А ведь компромиссы иногда болезненны, знаю случаи, когда сделки с совестью иногда граничили с полураспадом личности. Но я вижу по своим коллегам из ТСН и из информслужб других каналов, как люди умеют удержать себя от ухода в андеграунд, вновь и вновь «собирать себя», концентрироваться в собственной злости, быть адекватными времени, стремиться, идти и не сдаваться. Вижу, как «пара соток свободы», подобно плацдармам на Днепре во время войны, все время переходит из рук в руки, и их приходится отбивать. Вижу, что старая истина — «каждый на своем месте должен...» срабатывает для многих из нас. Вижу, как растет и как удерживается профессионализм, точное знание, умение находить информацию и проверять факты. Я бесконечно горд, что работаю вместе с профессионалами — ведущими, репортерами, продюсерами, людьми, знающими, как установить и удержать контакт со зрителем.

Этот критерий — профессионализм — должен стать доминирующим в стране. Точно так же, как правительство В.Ющенко должно прекратить самозомбирование по поводу собственной «проукраинскости», а заниматься делом, реальная «украинскость» нашей политжурналистики состоит в делании качественного товара. Я бесконечно горд, что работаю не на «украиноязычном», а на украинском канале «1+1», который уже сделал — телепроектами, переводом фильмом, акциями — для реальной украинизации страны больше, чем сотня штатных национал-демократов с их причитаниями. Их, национал-демократов, жаль, но это их выбор. Мне не известно, достигли ли мы планки, «забитой» П. Кулишом, когда даже проститутки должны говорить по-украински, но я точно знаю, что выпускники этого года уже с юмором относятся к дискуссиям «Драч — Малинкович». Им это просто не важно. Кто-то считает, что американскими фильмами им «промыли мозги», и считать так — его право. Я же говорил бы о незашоренных мозгах, умных, циничных, прагматичных, не воспринимающих на веру, а понимающих.

При несомненном уважении к моим коллегам из других каналов, я горд, что работаю на канале «1 + 1», не только потому, что не каждому в его жизни посчастливиться работать с человеком, дважды номинированным на «Оскар». Каждый из персонажей канала — это личность, история, драма, это субъективный взгляд на страну и мир, в сумме своей дающий объемность и объективность. Уверен, что каждый из наших телеканалов мог бы гордиться эфирной сеткой в день выхода «Эпицентра» с Ю. Тимошенко и Г. Суркисом: блестящий фильм Юры Макарова о «Буржуе», «Эпицентр», «Фонтан- клуб» с покойным Г. Гориным.

Нам поистине не повезло, что у нас недостаточно профессионалов. Но мы исправляемся, мы растем, мы сосредотачиваемся вместе со страной.

В сентябре снова встретимся в «Эпицентре» украинской политики.