Национализм и проблема постколониальной модернизации

Как раз год тому назад Центр изучения общественного мнения «Социоинформ» обнародовал результаты исследования идеологических симпатий жителей Львова. Выяснилось, что почти 25% опрошенных горожан считают наиболее близкой для себя идеологией национализм, а 28% — национальную демократию. Все остальные идеологии набрали значительно меньшее количество сторонников, а 6% респондентов не склоняется ни к одной из них.

В этом исследовании, на мой взгляд, самым интересным является не количество симпатиков тех или иных идеологических доктрин, а то содержание, которое вкладывают жители Львова или какого-то другого украинского города в два отмеченных понятия, и то, каким образом различают то, что называется национализмом и национальной демократией, потому что на самом деле речь идет о более общем термине и его отдельном случае, конкретизации. Наконец (и это главное), речь идет об определенных мифологемах, связанных с понятием национализма. И не только в Украине.

ЛЕКАРСТВА ОТ КОЛОНИАЛЬНОГО НЕДУГА

Относительно понимания понятия «национализм» и в современном мире, и в Украине существует немало псевдотеоретических суеверий. Ведь наибольший отпечаток на понимание сущности национализма по определенным историческим причинам наложил и до сих пор накладывает леволиберальный дискурс европейского политического мнения, который нередко отождествляет понятие «нацизм» и «национализм» и доходит до того, что объявляет белорусского президента Александра Лукашенко «последним националистическим диктатором Старого Света». В то же время, левые либералы и современные марксисты в своем большинстве согласны снисходительно относиться к советскому коммунизму и его преступлениям, не видя в коммунистической идеологии ощутимого радикально-националистического привкуса (у Маркса с Энгельсом, которые внедрили понятие «контрреволюционных наций» и зачислили почти всех славян — от чехов до украинцев — именно к ним, обреченным «сгореть в вихре революционной бури» — привкус немецкого национализма в его шовинистическом виде, у Сталина и Брежнева с «Россией — старшей сестрой» — в виде российского великодержавства).

С другой стороны, действующие адепты украинского национализма по большей части отождествляют его с этнократическим движением; все обычно сводится к этнолингвистической и этнополитической проблематике, к использованию терминов и метафор «зайды», «манкурты», «коренная нация», «лингвоцид», «уродцы», «автохтонное население», «отступники», «квоты для этнических украинцев у власти» и так далее.

При таком подходе не принимается во внимание отличие этноса как следствия исторического развития и нации как модерного творения эпохи утверждения политических демократий и построения гражданского общества; как образно отмечал 20 лет назад грузинский философ Мераб Мамардашвили, «нация — это тот этнос, в теле которого хорошо поработала конституция», иными словами, это сообщество свободных граждан той или иной страны. Все без исключения европейские государства раньше или позже утвердились на почве национализма, и именно Европа «изобрела» когда-то национальное государство и национализм в его главных разновидностях. Еще Иммануил Кант в конце XVIII века образно отметил, что Европа либо создаст сообщество национальных государств с республиканской формой правления, и тогда там будет господствовать вечный мир, либо путь европейцам простелиться в очень несимпатичном направлении — на такое себе «кладбище человечества».

Собственно, последовательно проведенный строгий научный подход заставляет вести речь о национальной демократии как одной из достаточно многочисленных разновидностей национализма. Ведь национализм в научном понимании этого слова — это именно то политическое движение, которое закладывает чувство патриотизма в основу своей идеологии и практики; согласно Короткому Оксфордскому политическому словарю, «национализм — это превращение преданности своей нации в твердые принципы и программы», а для постколониального государства, которым де-факто является сегодняшняя Украина, это как раз и является самым главным — создать общую Patria, Родину для всех жителей территории, освобожденной от власти метрополии. Такое задание на определенном этапе развития должно отодвинуть на второй план различные подходы к разрешению конкретных социальных и экономических вопросов — потому что иначе просто не будет существовать общей почвы для их эффективного решения. Неудивительно, что, скажем, партия Индийский национальный конгресс в Индии накануне получения независимости смогла объединить под знаменем национализма такие выразительно разные фигуры, как модернизатор и апологет рационального экономического планирования Джавахарлал Неру, умеренный марксист Кришна Менон и противник всесторонней индустриализации страны аскет Мохандас Ганди, известный больше как Махатма.

Объединение на почве национализма возможно и после получения государственной независимости, даже на протяжении длительного времени, если этой независимости что-то перманентно угрожает. Так произошло в современном Израиле. Процитирую еще раз Оксфордский словарь: «Как и немало форм национализма, сионизм, будучи его отдельной формой, толерантно относится к значительному идеологическому разнообразию: можно быть религиозным или светским сионистом, верить в капитализм или социализм в государстве Израиль». Собственно, из высказывания арабского мыслителя Франца Фанона, национализм является лекарством, необходимым для лечения человечества от недуги колониализма (можно добавить: во всех его измерениях, включая информационно-культурные, экономические и геополитические).

Но при этом следует помнить, что передозировка любых лекарств может повлечь за собой неприятные, а иногда и смертельные последствия.

СКОЛЬКО СУЩЕСТВУЕТ НАЦИОНАЛИЗМОВ?

Две основные формы национализма (в реальности их больше, но примем во внимание сначала эти два, так сказать, «идеальные типа» националистической идеологии и практики) — национализм модернизационный, революционный или же реформаторский и национализм консервативный, традиционалистский, антивестернизационный. Существование обоих этих форм объективно обусловлено состоянием общества в странах, которые либо только борются за свободу, либо только что освободились, либо существенно отстали в развитии от передовых государств, хоть и оставались независимыми.

И хотя среди стран, в которых сегодня бурно развивается национализм, могут существовать государства с давними традициями, которым не угрожает потеря независимости или территориальный распад, однако с нациями, на основе которых выстраиваются государственные механизмы, дело сложнее. В Латинской Америке, где большинство государств будут праздновать свое 200-летие, до недавнего времени, а кое-где и доныне соответствующие нации с соответствующей культурой, самосознанием и собственным местом в «мировом оркестре» выглядят недеформированными. Иными словами, сначала возникла Бразилия, а потом ее жителям нужно было стать бразильцами.

Еще более сложное дело с этим в странах Азии и совсем плохо в Тропической Африке, где процессы нациоформирования выливаются в кровавые религиозные и этнополитические (а то и межплеменные) войны, постоянно возникают (иногда успешные) попытки создания новых государственных образований — очень похожие на то, что творилось в Европе несколько сотен лет тому назад, когда Старый Свет только вступил в период создания наций и национальных государств.

Собственно, это происходит главным образом потому, что эти страны вовремя не прошли стадию так называемой модернизации (очень широкое понятие, которое охватывает кардинальные изменения во всех главных сферах общественной жизни — от литературы до социальной структуры) или эта модернизация оказалась частичной, потому что проводилась силой, неорганично, в интересах бывшей метрополии. Среди последствий этого — серьезные проблемы с социальной структурой общества: там есть очень богатые люди, однако абсолютное большинство населения находится на грани или за чертой бедности. А общий экономический рост страны при таких обстоятельствах не может помочь преодолению бедности, что делает невозможной консолидацию нации ради решения самых главных проблем развития.

Добавим к этому доминирование компрадорского капитала (присущее большинству постколониальных или неоколониальных стран), неполную структуру общества (определенные слои, главным образом связанные со стратегическим, политическим и экономическим менеджментом, практически отсутствуют), несовершенную и нецелостную национальную культуру (относительно Украины эта ситуация блестяще описана еще в конце 80-х Иваном Дзюбой), и, возможно, главное — продолжение видения и оценивания подколониальным народом себя самого не собственными глазами («глазами своей культуры»), а глазами колонизатора, т.е. неадекватное национальное мировосприятие, с соответствующей «слепотой» относительно выбора своих перспектив развития, — и получим картину того, на почве чего вырастает национализм в той или иной форме, и что он стремится изменить.

ОБЪЕДИНИТЬ НАЦИЮ И ЦИВИЛИЗАЦИЮ

Ответом на вызовы постколониальной или неоколониальный ситуации может быть или желание радикальным образом изменить состояние дел у себя в стране, пройдя более или менее быстро (от этого зависит избрание политических средств и их радикализм) тот путь, который уже прошли развитые государства и нации; или же попытка отказаться от тех или иных основных сторон мирового прогресса, законсервировать определенные традиции, пойти другим, «истинным» путем, которым шел мир, отбросив обновление общества путем реформ и революций. Последний вариант национализма сегодня характерен, скажем, для ряда исламских стран, а его радикальным проявлением выступают такие носители всемирного терроризма, как Талибан и «Аль-Каида», тогда как национализм египетский, курдский или сирийский имеют в своей основе четко очерченный модернизационный стержень — не говоря уже о турецком национализме Кемаля Ататюрка и его идейных наследниках.

Национал-реформаторство или, в несколько иной терминологии, революционно-демократический национализм берет начало с китайской партии Гоминдан (Суй Ятсен и Чан Кайши), упомянутого уже кемалистского движения в Турции, Индийского национального конгресса в Индии (с начала XX века и до наших дней), Институционно-революционной партии в Мексике. Вторая волна национал-реформаторства — это перонизм, это политические движения, которые возникли под его воздействием в Латинской Америке, это разнообразные варианты арабского социализма. Третья его волна — это новейшие национал-демократы в ряде постсоветских стран («новейшие» потому, что «первые» национал-демократы в Украине появляются в начале XX века; их идеологами были Иван Франко и Михаил Грушевский, а «вторые» — это революционная ОУН после 1943 года, после принятия благодаря Роману Шухевичу новой партийной программы).

Но все три волны — это развитие того же самого явления, поскольку проблемы здесь, собственно, в основе своей общие: общественная и экономическая модернизация, утверждение национального капитала, повышение (и заметное) части конечного продукта в промышленности и сельском хозяйстве, развитие национальной буржуазии как спонсора и потребителя продукции структурируемой по-современному национальной культуры, формирование эффективной национальной политической элиты, признание социальных и политических прав наемных работников, консолидация «верхов» и «низов» в единую нацию и тому подобное.

Украинское национально-демократическое движение стало движущей силой восстановления независимости Украинского государства в конце 80-х и в начале 90-х гг. и главной гарантией сохранения этой независимости в первой половине 90-х годов. Несмотря на то, что национал-демократы тогда не имели большинства в Верховной Раде, своих представителей во главе государства и правительства (максимум — это несколько министров или вице-премьеров), их влияние на политику власти было весьма серьезным, иногда решающим. Однако последнее десятилетие стало для украинской национал-демократии временем перманентного кризиса, выхода из которого сейчас не видно. Основой этого кризиса стали не только и не столько персональные качества лидеров этого движения и объективные социально-политические факторы, сколько неверное понимание самих основ идеологии национальной модернизации.

Поэтому рассмотрим, пусть даже коротко, те идеологические и мировоззренческие установки, наличие (или отсутствие) которых воспрепятствовало дальнейшему развитию украинской национал-демократии как того важного «фермента», без активного участия которого эффективное развитие нашей страны вряд ли возможно, хотя этого может быть не осознает значительная часть участников нынешних политических процессов.

МИФЫ И РЕАЛИИ НАЦИОНАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Во-первых, «общеизвестно», что национал-демократы (и все националисты как таковые) — это правые политические силы. Но какова практическая и теоретическая основа такой «общеизвестности»? Если попытаться докопаться до истоков, то мы увидим, что «хрестоматийные» националисты — ОУН-Б с 1943 года — выступали как политическая сила с отчетливо левой, социалистической и, в то же время, демократической идеологией. А вот в писаниях большевистских пропагандистов эту политическую силу отождествили с нацистами (в леволиберальном западном и неосоветском дискурсах — якобы «ультраправыми», хотя на самом деле это не имеет ничего общего с действительностью, как это наглядно показал, скажем, питерский историк Олег Пленков в своей книге о социализме Гитлера).

А далее наброшенная извне «правизна» была в конце концов некритично воспринята самим руководящим корпусом национально-демократического движения, хотя на самом деле в лучшие годы это движение (собственно, Рух) в своей основной массе и его лидер Вячеслав Чорновил принадлежали к левым национал-реформаторам; именно потому имели национал-демократы серьезную поддержку в обществе, что они на первых этапах своей деятельности сочетали защиту национальных и гражданских прав с отстаиванием принципов социальной справедливости и межклассовой солидарности. Но как только национал-демократы попытались на самом деле стать правыми или правоцентристами, то есть — в отечественном исполнении — консерваторами и рыночными фундаменталистами, их популярность стала резко падать, а сами они растворились в массе других политических сил. Ведь реально правый национализм имеет свою более-менее массовую основу только в Галичине и частично на Буковине, где украинское общество было довольно структурированным уже в начале ХХ века и где консерватизм имеет реальные основания. А на Донбассе, скажем, консерватизм — это отстаивание советских ценностей и соответствующего им образа жизни. Поэтому вполне закономерно национал-демократический электорат стал поддерживать другие политические силы, которые даже на уровне лозунгов провозглашали необходимость общественной модернизации для достижения большей социальной справедливости.

Во-вторых, возникли серьезные проблемы с пониманием термина «нация». Опять же, в первой половине 90-х с этим проблем вроде бы не было — они появились потом, когда в некоторых очень патриотических кругах началось фактическое отождествление нации и этноса. Но ведь разве «работает» такое отождествление в актуальной реальности и в истории? Прекрасно известно, скажем, сколько старших офицеров УНР, ЗУНР и Украинского государства Скоропадского имели совершенно неукраинские фамилии и даже родились далеко за пределами Украины; но многие из них отдали жизнь за свободу Украины. А если взять списки павших под Крутами? А если углубиться в историю, то какого происхождения была значительная часть полковников Хмельницкого? Образно говоря, если принадлежность к украинской нации и определяется кровью, то не ее «чистотой» (это уже не национализм, а классический расизм), а готовностью пролить ее в борьбе за Украину. Это понимание было у Вячеслава Чорновила; но оно по большей части отсутствует у сегодняшних лидеров национал-демократов, тем более у радикальных националистов-этнократов.

В-третьих, один из принципиальных вопросов постколониального развития — это изменение типа господствующего в государстве капитала. В любой стране, политически освободившейся от власти метрополии, происходит борьба между двумя разновидностями капитала, от результата которой зависит утверждение реальной независимости этой страны. Например, сегодня ВВП Польши где-то в четыре раза больше украинского, хотя в недалеком 1990-м был вдвое меньше. Число богатых людей в обеих странах должно быть хотя бы приблизительно адекватным общему объему ВВП и состоянию экономики. Но нет! В Польше значительно меньше миллиардеров и миллионеров, нежели в Украине. И меньше нищих. И не только пропорционально количеству населения, но и в абсолютных цифрах. Что это значит? В Польше доминирует капитал национальный, в Украине — компрадорский. Главная разница между национальным и компрадорским капиталом заключается в том, что вследствие деятельности и прироста первого богатеют страна и ее граждане, второй же растет за счет обеднения, обнищания, разорения или хотя бы стагнации страны в сочетании с обогащением бывшей метрополии или международных центров концентрации капитала.

Первый растет не только за счет увеличения экспорта, но и (главным образом) за счет наличия массового внутреннего платежеспособного спроса. Для второго идеал — это большие (и спрятанные от государства) деньги за экспорт низкотехнологической продукции, плюс специфическое население с приоритетами типа много пива и зрелищный футбол. Вторая разновидность капитала (собственно, его носители, но и сам он по своей сути) к индустриальному ресурсу относится как к естественному: его интенсивно используют и выбрасывают. Отработали ресурс станков, вывезли их на металлолом, продали, закрыли завод и переехали жить в свой домик на Багамах, как «белые люди». Такое поведение нормально для постколониального частника, если он выходец из компрадорского капитала или из рядов унаследованного от бывшего режима чиновничества.

Если не вытеснить компрадорский капитал на маргинес, страна на длительное время останется на низком уровне экономического, политического и культурного развития. И даже больше: она может «упасть»в социально-историческую «пропасть», в так называемый четвертый мир, где речь идет уже не о догоняющем относительно передовых стран развитии, а об увеличении дистанции, отделяющей это государство от таких стран.

В-четвертых, для украинского национал-демократического сознания характерно отсутствие понимания общей специфики экономического развития постколониальной страны. Здесь среди первоочередных задач не разгосударствление экономики, не ликвидация государственной собственности, не перестройка экономики в стиле либерализма, а решение вопроса о том, какой капитал доминирует: эффективный или неэффективный, национальный или компрадорский. Поэтому для постколониальной страны, для ее нормального развития объективно очень необходимо перераспределение имеющейся в наличии собственности: чтобы была она в руках: а) мирового цивилизованного (а не авантюрного) капитала; б) эффективного отечественного национального капитала; в) некоррумпированных государственных менеджеров. Кроме того, государство в постколониальной стране жестко контролирует информационный бизнес, держит в своих руках национальное радио и телевидение, потому что следует изменить общественный ракурс зрения: значительная часть общества в такой стране видит себя глазами метрополии, свой собственный образ берет «оттуда», а должна видеть себя адекватно, со всеми реальными достоинствами и недостатками.

И, как уже говорилось, не менее важно преодолеть и социально-имущественную пропасть между разными классами, которая за последние годы только увеличивается. Иначе о какой целостной нации можно говорить? Если в зависимости от имущественного уровня вырисовываются контуры нескольких социальных классов, когда эти классы все больше замкнуты в себе, когда социальная мобильность начинает становиться только лозунгом, — то это уже не ХХІ век, это возврат к средневековью.

КЛЮЧИ К ХХІ ВЕКУ

Наконец, о ключевом элементе, характеризующем меру понимания национальных интересов и национальной безопасности в современном мире, более того, собственно современный тип демократического национализма. Это не язык и не культура, на которые у нас привыкли обращать внимание в первую очередь. Речь идет о способности страны обеспечить себя энергоресурсами по оптимальной цене и не за счет политической зависимости от другого государства и не за счет загрязнения окружающей среды. Украина, как уже много лет доказывают специалисты-геологи, вполне способна лет за пять-шесть «слезть» с российской газовой иглы, обеспечив себя собственным газом, параллельно с этим значительно увеличив добычу нефти. Но эти вопросы присутствуют в программных документах сил, якобы ориентированных на всестороннюю национальную модернизацию, только в самом обобщенном виде и никоим образом не отражаются на их практических действиях.

А как на счет украинского варианта «зеленой революции», которая бы позволила в несколько раз увеличить урожайность основных зерновых культур и дала бы возможность стране стать в ряд главных житниц мира? Ведь таким путем, скажем, в 50-х годах пошла Мексика, управляемая национально-реформаторским правительством, в 60—70-х — Индия, Пакистан, Колумбия и ряд других стран, которым это позволило либо выйти на стабильный и достаточно высокий уровень самообеспечения продовольствием, либо даже стать его экспортерами. Украина имеет значительно лучшие стартовые условия для полной модификации сельского хозяйства, но об этом если и заводят разговор, то не глашатаи национал-демократии.

И даже больше: хорошо известный на Западе член Римского клуба профессор Эрих фон Вайцзеккер еще в середине 90-х говорил о «Факторе 4» (так называлась его книга и доклад Римскому клубу), а именно: как получить вдвое больше богатств из половины используемых доныне ресурсов. Оказывается, даже при современных технологиях существуют все возможности обеспечить увеличение выпуска конечного продукта как в сельском хозяйстве, так и в промышленности в два раза, сократив в той же пропорции использование энергии и сырья. При этом Вайцзеккер переосмысливает понятие экономической эффективности, вводя туда экологическую составляющую, и описывает пакет жестких мер относительно производителей с целью ограничения потребления ресурсов. Многие идеи, содержащиеся в книге, уже используются в экономике США и ряда европейских стран. Для успешной догоняющей модернизации Украине с ее очень неэффективной в плане затрат ресурсов экономикой следовало бы взять на вооружение идею Эриха фон Вайцзеккера (как и многих его коллег по Римскому клубу). Однако есть серьезные сомнения по поводу того, известна ли вообще эта книга лидерам сегодняшних национал-демократов — а речь идет о решении основной задачи, которая исторически стоит перед этим движением, о создании современной экономики и развитого во всех измерениях общества, способного эффективно реагировать на вызовы глобализации.

То же, что в программах практически всех национал-демократических сил отсутствуют сами понятия «информационный империализм» и «постколониальная культура», особых комментариев не требует.

...Конечно, любой национализм основывается на некоторой гиперболизации чувства патриотизма и на отсутствии «стереоскопического» видения ряда проблем. Это подчеркивал, в частности, такой проницательный наблюдатель, как Михаил Хейфец в известной (к сожалению, только в узких кругах интеллектуалов) книге «Украинские силуэты». Но ведь разве нет определенной однобокости в социалистической идеологии, исходящей из принципов социальной справедливости? И разве всегда и везде прав консерватизм с его скепсисом относительно прогресса без каких-либо ограничений? Собственно, любая политическая идеология не является универсалистской — включая все формы космополитизма (хотя бы потому, что войти в арабские кварталы Парижа или фавелы Рио-де-Жанейро космополит сможет, но сумеет ли он объяснить тамошним обитателям преимущества своей идеологии — и выйти беспрепятственно?).

Итак — вывод. При всех обстоятельствах, сегодня Украине крайне необходимо решение множества неотложных модернизационных проблем, но те политические силы и идеологи, которые манифестируют себя как национал-демократы или консервативные националисты, не способны ни адекватно оценить эти проблемы, ни наработать эффективные подходы к их решению. Фактически не обращают внимания на эти проблемы и другие политические силы, декларирующие свою приверженность другим идеологиям. Таким образом, понятно, что отсутствие адекватного видения реальных проблем и механизмов ответов на вызовы эпохи уже сейчас дорого обходится украинской нации и в ближайшем будущем может иметь просто катастрофические последствия. А это, между прочим, будет означать и окончательное исчезновение с политической арены тех политических сил, которые называют себя национал-демократами, поскольку ни львовяне, ни киевляне, ни харьковчане не будут голосовать за тех, кто оказался способен лишь на красивые патриотические словеса.