Реинкарнация ГУЛАГа — вызов всем нам

ГУЛАГ в России никуда не делся. Он разве что уменьшился в размерах, на время затаился, а при президентстве Путина начал восстанавливаться. И пусть речь идет не о масштабах, а о традициях, но это не менее страшно и не менее опасно — прежде всего, для самого Российского государства и его граждан.

Такой вывод вытекает не только из опубликованного на этой неделе в интернете и широко обсуждаемого письма Надежды Толоконниковой, осужденной на два года заключения в колонии участницы панк-группы Pussy Riot, а из всего того, что происходит с российской юстицией. Ведь реально система ГУЛАГа включала не только пенитенциарные заведения, то есть тюрьмы и лагеря. Она начиналась с бессмысленных на первый взгляд и грубо проведенных арестов, далее продолжалась в форме неправедных судов и выливалась в физическое и моральное уничтожение узников с помощью не только очень широкого спектра средств, используемых лагерным начальством, но и общественного мнения, сформированного подконтрольными власти масс-медиа. Взглянем под этим углом зрения на «болотное дело», на «объективность» российских ведущих каналов телевидения, когда они говорят об оппозиции, на стилистику задержаний несогласных с властью по всей Российской Федерации, на многочисленные сообщения правозащитников о пытках в полиции — и вынуждены будем сделать вывод, что описанные в письме Толоконниковой реалии (подтвержденные, в частности, членом Совета по правам человека при президенте России Ильей Шаблинским) являются только одной из составляющих Системы. Той Системы, которая должна была уйти в небытие с падением СССР.

А вот как пишет Толоконникова: «Мордовия встретила меня словами замначальника колонии подполковника Куприянова, который фактически и командует нашей ИК-14: «И знайте: по политическим взглядам я — сталинист». Этими самыми словами встречали в брежневские времена и украинцев — политзаключенных мордовских лагерей. Тогдашних начальников давно нет на должностях — но их воспитанники и наследники опять вылезли на солнце и больше не считают нужным скрывать свои взгляды и методы. Все — давно знакомое из лагерных воспоминаний узников 1930-х, 40-х, 50-х, 60-х, 70-х. «Для поддержания дисциплины и послушания широко используется система неформальных наказаний: «сидеть в локалке до отбоя» (запрет на вход в барак — осень, зима ли; во 2-м отряде, отряде инвалидов и пенсионеров, живет женщина, которая за день сидения в локалке отморозила себе руки и ноги так, что пришлось ампутировать одну ногу и пальцы рук), «закрыть гигиену» (запрет подмыться и сходить в туалет), «закрыть пищевую каптерку и чайхану» (запрет есть собственную еду, пить напитки). И смешно, и страшно, когда взрослая женщина лет сорока говорит: «Так, сегодня мы наказаны! Вот интересно, а завтра нас тоже накажут?». Ей нельзя выйти из цеха пописать, нельзя взять конфету из своей сумки. Запрещено. Мечтающая только о сне и глотке чая, измученная, задерганная, грязная, осужденная становится послушным материалом в руках администрации, рассматривающей нас исключительно в качестве бесплатной рабсилы».

Кстати, практически ту же цель имела и администрация нацистских лагерей: лишить узника собственного «я» и превратить его в «идеального исполнителя» (термин австрийского психолога Бруно Бательгейма, который прошел все круги лагерного ада при Гитлере). Разумеется, сталинисты из числа руководителей лагерей в Мордовии опыт нацистов специально не изучали, образование не позволяло. А вот нацисты изучали близкий им по духу опыт ОГПУ-НКВД и ГУЛАГа.

«Основная моя претензия к начальству — то, что они заставляют людей молчать. Не гнушаясь самыми низкими и подлыми методами, — пишет Толоконникова. — Из этой проблемы вытекают все остальные — завышенная база, 16-часовой рабочий день и т.п. Начальство чувствует себя безнаказанным и смело угнетает заключенных все больше и больше... Единственный шанс — обратиться с жалобой через родственников или адвоката. Администрация же, мелочно-мстительная, использует все механизмы давления на осужденного, чтобы тот понял: лучше от его жалоб никому не будет, а будет только хуже. Используется метод коллективного наказания: ты нажало вался, что нет горячей воды — ее выключают вовсе». Насколько я помню, применение принципа коллективной ответственности было одним из пунктов обвинения нацизма на Нюрнбергском процессе.

А как оценить то, что творится в колонии, где содержится другая участница Pussy Riot Мария Алехина? Там штатный психолог Ирина Никодимова в своей характеристике на заключенную рекомендовала администрации «добиваться признания осужденной виновности в преступлении, раскаяния в содеянном». Об этом сообщила адвокат Ирина Хрунова, которая представляет интересы Алехиной. К счастью, эта колония расположена в Нижнем Новгороде, и администрация там более осторожна, поэтому не спешит выполнять подобные рекомендации. А вот от Толоконниковой сразу же руководство колонии требовало признать вину.

...В Москве и других городах России в эти дни проходят акции в поддержку Надежды Толоконниковой и против реинкарнации ГУЛАГа. Такие акции уже выходят и за пределы Российского государства, а, следовательно — они покачнут попытку Путина предстать перед Европой в роли защитника «христианских ценностей». Что ж, хрупкая 23-летняя женщина смогла сделать и это, разрушая «экспортные варианты» действующего режима, но главная ее цель была в другом: образно говоря, вызвав огонь на себя, донести правду об обновленном ГУЛАГе и облегчить судьбу тех сотен заключенных женщин, которые находятся с ней в одной колонии, а в идеале — всех новейших российских лагерников, потому что их не просто наказывают за преступления, реальные или вымышленные самым «справедливым в мире судом», — им ломают все человеческое, уничтожают их души. В этом смысле письмо Надежды Толоконниковой, несомненно, адресовано и всем нам.

ЦИТАТА «Дня»

Максим Кононенко, журналист:

«Но еще больше, чем вся эта описанная в письме Толоконниковой... преисподняя, меня поразила реакция людей на это письмо.

«Выступать против системы и закона, а потом взывать к соблюдению закона?» «Каждый выбирает себе судьбу сам, и во время боя выскакивать из окопа и кричать противнику на другой стороне — что вы делаете, не стреляйте, здесь же люди, по крайней мере, нелепо». «Так в этом и заключается наказание. В лишении свободы. В несвободе. Принуждение. Дрессировка животного-человека, который должен потом вздрагивать и писаться. А как еще?»

Это сказано русскими людьми, причем не какими-то полоумными люмпенами, а написано на Facebook теми, кто как минимум с высшим образованием ивысокооплачиваемыми профессиями. Признаюсь, мне очень редко бывает стыдно за то, что я — русский. А вот когда я читал комментарии к письму Толоконниковой — мне было стыдно. Не за державу обидно, а за страну.

Ведь даже если принять во внимание, что у многих личная неприязнь к автору письма и к тому, что она делает, но ведь это письмо, еще раз повторю, не о ней. Это письмо о том, что прямо сейчас там сотни наших женщин подвергаются совершенно невозможным пыткам и унижению. И пока наши образованные и успешные мужчины пишут, что этим падшим женщинам поделом, и что маловато будет, и что надо еще — пока мужчины все это пишут, одна 23-летняя заключенная встает вместо всех этих мужчин и вызывает огонь на себя.

Именно в этом и состоит ответ на вопрос, зачем эта упрямая и все время ищущая неприятности на свою прекрасную задницу девушка за 160 дней до окончания срока вдруг так откровенно лезет в бутылку.

izvestia.ru