Утверждение права жить

9 мая 1945 года свободолюбивые народы Земли одержали Победу над самым опасным врагом из всех, когда-либо угрожавших свободе человечества, — нацизмом. Не будем сейчас в который раз повторять «очередные» торжественные фразы о том, что безгранично кровавая цена была заплачена за эту Победу, сколь ужасной была та война (Украина, на территории которой в значительной степени решался дальнейший ход событий Второй мировой, потеряла тогда, по минимальным подсчетам, 8,5 млн. человек погибшими — или больше, чем каждого пятого жителя, 2,5 млн. украинцев были принудительно вывезены в Германию на подневольный труд, 12 млн. украинцев остались без жилья, общие убытки украинской экономики достигали 55%). Лучше обратить пристальное внимание на то, какой же, собственно, враг был побежден в той войне Объединенными Нациями (и Украиной, которая как составная часть тогдашнего Советского Союза была среди государств-победителей Второй мировой).

В сознании нацистского фюрера — человека исключительного коварства, подлости, циничной хитрости — не было и не могло быть места для признания права на жизнь украинцев как самостоятельной свободной нации (впрочем, как и всех славянских наций вообще). Приведем только два примера. Выступая 10 февраля 1934 года на встрече с президентом данцигского сената Раушнингом, Гитлер сказал: «Польша, Прибалтика, Украина, Волгаланд и Грузия будут объединены в «Восточный Союз» покоренных народов». 10 февраля 1939 года, выступая перед высшими военными чинами рейха, нацистский вождь заявил: «Будущая война с Советским Союзом мной квалифицируется как расовая война со славянством и как война мировоззрений, война на истребление». Еще более откровенными были его приспешники. Так, нацистский правитель Украины, рейхскомиссар Эрих Кох сразу после приезда в Украину в сентябре 1941 года сказал буквально следующее: «Меня знают как жестокого пса. Именно потому я назначен рейхскомиссаром Украины. Наша задача состоит в высасывании из Украины всех товаров, которые только можно захватить, несмотря на чувства и собственность украинцев. Господа, я ожидаю от вас строжайшего отношения к местному населению». Немногим позже, в 1942 году, тот же Кох выдал еще одно «откровение»: «Если мне попадется украинец, достойный сидеть со мной за одним столом, я вынужден буду приказать, чтобы его расстреляли». Подавляющее большинство нацистского руководства было убеждено в том, что «Украины не существует, ведь это всего-на-всего географическое понятие». И действовали соответственно. 85% всех поставок продуктов в Германию с оккупированных советских территорий вывозились именно из Украины.

Вот какой враг (кстати, не будем забывать, что в его распоряжении была военная машина не только собственно Германии, но и подавляющего большинства захваченных стран Европы) противостоял нам. Враг, мораль которого сводилась к «пещерному» принципу: «Не останавливаться ни перед чем ради достижения своих целей — мирового господства германской расы» (но это не исключало коварных пропагандистских «сальто-мортале», рассчитанных на запуганных Гитлером или чрезвычайно наивных людей; так, ведомство доктора Йозефа Геббельса в 1941—1944 годах очень любило калякать о том, что целью войны является, мол, создание «новой» и «объединенной», «цивилизованной» Европы, которая раз и навсегда победит «большевистское варварство»...).

Трагедия Украины, как и других республик бывшего СССР, состояла именно в том, что сталинский режим действительно был варварским, тоталитарным и нечеловеческим. Но гитлеровское «освобождение», о котором говорил нацистский райхсминистр пропаганды, могло нести — и реально несло — за собой лишь одно: гибель украинского народа, пожизненную оккупацию нашей земли новыми претендентами на мировое господство. Украинцы, по сути, оказались зажатыми в страшные тиски меж двух тоталитарных чудовищ: кремлевским, руки которого были по локоть в крови миллионов невинных жертв, которое не остановилось перед организацией «террора голодом», массовых репрессий, депортаций, аннексий соседних государств — и берлинским, для которого славяне как таковые, и украинцы в том числе, были не более чем неполноценной расой. Что оставалось делать в этих условиях нашей нации? Разумеется, только одно: сопротивляться, победить в войне не на жизнь, а на смерть — в войне (сначала!) против тирана, реально отказывавшего украинцам в самом праве на свободную жизнь, а значит, и на существование, против тирана нацистского. В тайной надежде (это одна из поразительных драм истории) на то, что, одолев этого диктатора, с течением времени Украина выйдет из-под власти другого, кремлевского. Так и произошло в конечном результате; хотя «Крот истории» делал свое дело — если говорить о подрыве господства Кремля — не очень поспешно, он продолжает «рыть» и сейчас, но без победы над Гитлером даже начать этот процесс было бы вообще невозможно...

Победу эту одержало Движение Украинского Сопротивления против нацизма, и это очень важно понять. В это движение входили все, кому дорога была национальная и человеческая свобода украинцев: и бойцы Красной армии, значительная часть которых (а особенно наших земляков) воевала, естественно, не за Сталина и не за абстрактную «семью», а за родную, вполне конкретную Украину, вернее, за безгранично дорогие «осколки жизни», без которых и жизни, собственно, нет: родное село, родную улицу, родную мать, любимую девушку, родной пруд, рядом с которым — скромная, тихая ива... В это Движение Сопротивления (снова и снова повторим это для ярых сталинистов!) входили и бойцы Организации Украинских Националистов, которые не как красивые слова, а как выбор целой жизни понимали слова клятвы: «Обретешь Независимое Украинское Государство — или погибнешь в борьбе за него!». И погибали в боях с нацистами. В это Движение Сопротивления входили и регулярные части «красных» и «желто-голубых», и партизанские формирования. Образно говоря, Движение Сопротивления — это и Александр Довженко, и Олег Ольжич, и Роман Шухевич, и Павел Рыбалко, и генерал Иван Черняховский, и Семен Руднев, и поэтесса Елена Телига... Они без колебаний отдавали свою жизнь в этой борьбе. И не лишним, кстати, будет напомнить: для Украины Великая Отечественная война против нацизма началась фактически еще в марте 1939 года, когда закарпатцы дали отпор (неравным было это сопротивление!) венгерским оккупантам, активно направляемым и поддерживаемым Гитлером...

Трагедией было то, что составные части этого Украинского Движения Сопротивления нередко смертельно враждовали между собой. В Украине не было достигнуто то, чего тогда же достигло Французское Движение Сопротивления под руководством генерала Шарля де Голля, в котором на честных, равноправных основах принимали участие все настоящие активные антифашисты: и правые, и левые, и консерваторы, и коммунисты, и социалисты, и либералы. После войны вектор исторического развития Украины снова был ужасно искривлен сталинским тоталитарным давлением: снова выселение сотен тысяч и миллионов (Галичина, Волынь, Закарпатье, Буковина, но разве только они...), снова репрессии, расстрелы, «выжигание» любого инакомыслия, а особенно национально окрашенного. И все-таки: после того как скончался «нацистский дракон», годы, месяцы и часы «кремлевского дракона» были уже незримо отсчитаны всевластной рукой Истории, он, выражаясь библейскими категориями Книги Даниила, был «взвешен на весах и найден очень легким!». Между взятием рейхстага и антисталинским докладом Никиты Хрущева прошло неполных 11 лет — молниеносное мгновение для Истории...

Победу одержал украинский народ, который пламенно, страстно хотел жить. Это абсолютная истина, не изнашивающаяся, не «стирающаяся», не стареющая от тысячи повторений. А народ бессмертен в своем стремлении к свободе. Народ способен, проявляя колоссальное терпение, дождаться «отсроченного поражения» своей тиранической власти (то, что случилось со сталинским режимом после Победы, можно охарактеризовать именно так: «отсроченное поражение!». Здесь можем наблюдать поучение некоторым на будущее). Народ непобедим — Великая Отечественная с предельной убедительностью доказала это; и, между прочим, хотелось бы посмотреть, как будут вести себя во времена будущих исторических потрясений те, кто сейчас позволяет себе пренебрежительно и снисходительно говорить о «так называемом народе»... Но народ бессмертен при одном решающем условии: если он хранит неприкосновенной свою историческую память. И память о трагедиях, и память о той, великой Победе, одержанной сверхчеловеческими страданиями, сверхчеловеческими усилиями. И человеческой (именно человеческой) верой в жизнь. А память сохранится, когда мы сможем передать дух этой Победы потомкам. Лишь в этом случае. Не забывайте об этом.