БЛИЦ-ИНТЕРВЬЮ

— Почему вы ушли с «Нового канала»: по собственному желанию или вас «ушли»?

— Формально я еще не ушел: до 11 октября нахожусь в отпуске. Но 11-го подаю заявление об уходе. По собственному желанию, естественно. Меня не устраивает работа в новых условиях, поскольку то, что сейчас происходит в теленовостях, — безотносительно к каналам (на всех каналах приблизительно одно и то же) — это не журналистика, а пропаганда. В моем понимании, это две разных профессии. Возможно, есть специалисты в области пропаганды, а есть специалисты в области журналистики. Я отношу себя к последним. Поэтому в теленовостях мне сейчас места как бы нет.

— Вы подписали «Манифест украинских журналистов по поводу политической цензуры». А могли бы вы все-таки назвать конкретные примеры политической цензуры?

— Я не хочу говорить о конкретике, потому что это будет не очень корректно по отношению к моим коллегам, которые продолжают работать на «Новом канале». Поэтому я на этот вопрос не буду отвечать.

— А какими вы все-таки видите методы борьбы с тем, примеры чего не хотите назвать?

— Это не борьба, скажем так. Речь идет о каком-то нормальном процессе урегулирования взаимоотношений журналистов с властью. Методы могут заключаться только в очень широком объединении на основе общих корпоративных интересов. То есть, прежде всего, конечно, должен быть действенный журналистский профсоюз, который мог бы вести переговоры как с властью, так и с работодателями, собственниками канала, и который работал бы по двум направлениям: во-первых, отстаивал бы право журналистов работать по общепринятым в мире журналистским стандартам, то есть право на профессию, а во-вторых, отстаивал бы экономические права журналиста — скажем, выполнение трудового законодательства и т.п.

— В комментарии Интернет-изданию «Телекритика» вы, в частности, сказали о том, о чем пишет «День» — что журналисты в свое время утратили шанс для своевременного объединения на основе защиты корпоративных интересов. И когда за «журнализм» в целом власть «взялась» всерьез, журналисты и журналистские коллективы оказались неспособными к общекорпоративным шагам протеста. Почему?

— Мне кажется, что одной из первых попыток создания каких-то журналистских объединений (ну, тогда еще не говорилось о профсоюзах) была комиссия по журналистской этике. Были и другие попытки (когда речь уже шла о профсоюзе). Допускалась очень серьезная ошибка, с моей точки зрения: все эти структуры строились на основе определения, кто достоин быть в такой структуре. То есть это заведомо делило всю нашу журналистскую братию на два неравных лагеря. В моем понимании, нужно было действовать на основе обязательного присоединения и тех, кого, скажем так, можно было считать образцом журналиста-профессионала, и тех, кто когда-то, может быть, оступился и нарушал какие-то нормы профессиональной этики. Ну, а после таких подач — давайте мы будем определять, кто достоин, а кто недостоин — вполне естественно включались какие-то амбиции и процесс переставал быть объединяющим. Очень много дискуссий было в журналистской среде по этому поводу: не все они выплескивались на страницы газет, но тем не менее тема активно обсуждалась. Было видно, что по принципу какого-то разделения собрать действенный профсоюз невозможно. Сейчас, по-моему, есть шанс все-таки это сделать.

— У журналистов появились общекорпоративные интересы?

— Наверно, усиление давления со стороны власти сработало в качестве объединяющего фактора. И сейчас уже журналисты, как видно, готовы забыть о многом, о каких-то амбициях для того, чтобы отстоять свое право заниматься журналистикой в соответствии с нормальными стандартами профессии.

— Не исключено, что многим журналистам, отстаивая свою позицию, придется уволиться. В уже упомянутом комментарии вы сказали, что «оппозиционная пресса — также не альтернатива». Почему?

— Дело в том, что оппозиционная пресса — это крен в другую сторону. И точно так же там нет должной сбалансированности, которая, допустим, устраивала бы меня (и я думаю, не только меня, но и многих). Там нет — чаще всего — полноценного баланса. Поэтому, если работаешь в средстве массовой информации, которое проводит, скажем так, политику власти, и переходишь в оппозиционную прессу, то это все равно, что из одних окопов перейти в другие. Но это тоже будет не журналистика, а во многом пропаганда.

— То есть вы считаете, необходимо предпринимать шаги по преобразованию ситуации в целом?

— Да, по созданию каких-то СМИ, которые бы все-таки стремились к объективному освещению реальности.

— По созданию кем?

— Я думаю, что журналисты и сами могут работать организаторами. Я не говорю, допустим, о телекомпании — это очень дорогостоящее удовольствие. Но такие средства как радио, как газета, по- моему, вполне по силам — на основе объединения каких-то журналистских сил и минимальных инвестиций, которые, я считаю, можно найти в этой ситуации.

— А не считаете ли вы, что при существующих экономических отношениях даже нынешний уровень свободы слова — в каком-то смысле аномалия (ведь существование СМИ обусловлено только желанием владельцев и, в принципе, не подкреплено покупательной способностью граждан)?

— Мысль, в принципе, правильная, я согласен с ней. Но, наверно, на этом этапе нужно думать о создании каких-то СМИ с участием иностранного капитала, то есть с теми, кто менее, скажем так, завязан на наших внутренних экономических реалиях. Но при этом думать о достаточно быстром выходе на самоокупаемость — в течение года-полутора, может быть.

— Это реально, учитывая перенасыщенность рынка?

— В моем представлении, реально. Потому что СМИ, которое будет подчеркнуто подавать сбалансированную информацию, окажется вполне конкурентоспособным на рынке, где такая информация на сегодняшний день — дефицит.

P.S. Безусловно, нет дыма без огня. И озабоченность тем, что новостийное вещание на телевизионных каналах скукоживается на глазах, оправданна. Однако, нежелание журналистов, подписавших «Манифест», говорить о реальных проявлениях давления на них, вряд ли будет способствовать оптимальному решению проблемы. Для начала, пожалуй, следовало бы дождаться легализации свежеиспеченного профсоюза. Это, кстати, действительно хорошая идея: создать действенный профсоюз, который способен был бы помочь конкретным людям, в частности, выступить в их защиту при угрозе увольнения. Другое дело, что речь не может идти о своего рода индульгенции — например, возможности уволить работника за «политические взгляды» (возможно, изменившиеся уже после увольнения). Да и кто вправе указать частному предпринимателю — кого увольнять, а кого нет?

Безусловно, нужны соответствующие изменения на законодательном уровне, конкретизирующие понятие «цензура» и четко регламентирующие взаимоотношения между журналистами, владельцами СМИ и властью. Но это процесс, требующий времени и терпения (и, вероятно, поэтому такой путь не для всех приемлем).

И не стоит забывать еще об одном важном «пунктике», уже не раз становившемся поводом для дискуссий: пока СМИ будут оставаться не коммерческими, а политическими проектами, журналистское сообщество время от времени будет «трясти» (особенно, что само собой разумеется, в периоды обострения политической борьбы). Ведь понятно, что реальная способность общества обеспечивать существование n-го количества изданий (а значит — определять степень их свободы) и количество изданий, уже существующих, просто несопоставимы. Кстати, именно экономическая подоплека существования свободы слова в Украине, уже затронутая в разговоре с Игорем Кулясом, станет одной из следующих тем для обсуждения на страницах «Дня» .