Черныжевские «татары»

ТОПОРОМ ПО ДЕРЕВУ, ОБУШКОМ — ПО ЛБУ...

Хочешь знать, как чувствовал себя Штирлиц в тылу у врага, поезжай в Черныж. Недоверчивые и неприязненные взгляды просачивались, казалось, даже сквозь маленькие окошки на таких же небольших и старых хатах. Одно из самых больших в Маневицком районе сел, которое, по-видимому, навеки обошла цивилизация, сегодня чувствует себя в своеобразной осаде. Еще недавно здесь было шесть только легальных пилорам, и почти все уже закрыты. Но, несмотря на это, Черныж продолжают называть «столицей лесокрадов». По этому поводу главный лесничий Колковского гослесхоза Виталий Котеленец дипломатически говорит, что не хочет «обижать все село, но и поверхностные исторические исследования свидетельствуют, что в Черныже воровали лес и при царе, и при Польше, и при советах — во все времена».

Бухгалтер сельского совета Мария Онищук (коренная черныжчанка) подтверждает:

— Украсть дерево в Черныже никогда не было грехом. Когда-то не так воровали, потому что была работа. А теперь если бы хоть воровали те, кому нужно, кто строится... А то — срезал, сдал, пропил... И лес уже не тот: сегодня в селе хат больше, чем в нем деревьев.

Из рассказов известно, что название селу, одному из старейших не только в Маневицком районе, но и на Волыни, дали... татаро- монголы. Якобы их орда сожгла существующее на этих землях поселение дотла. И местность начали называть «Черный низ», что трансформировалось впоследствии в Черныж. Нынешний размах лесокрадства иногда напоминает разрушительные времена орды. Воруют лес жители не только Черныжа, но и соседних Матейок, Гораймивки и Старого Черторыйска. Последние весной, когда разливаются реки, додумались организовать бригады, которые лес сплавляли... Однако работники государственной лесной охраны особенно отмечают агрессивность черныжевских лесокрадов. Кто знает, может, завоеватели из монгольских степей оставили свои гены в крови местных жителей. Если в районе села Граддя растут прекрасные дубовые насаждения, которые таки соблазняют крестьян, то и за них лесники более спокойны, чем за черныжевские соснячки. Жители Граддя и соседних с ним сел, попавшись с топором или бензопилой в лесу, каются и просятся. Черныжевчане же сразу берутся за топор («Зарежу, зарублю!») и петельки лесников.

— Вот недавно задержали мы в лесу такую бригаду. Две подводы с краденым лесом, их пятеро, нас — трое... Ну, оборвали друг другу пуговицы, вызвали мы милицию, лесопродукцию конфисковали. Как будто уже с мужиками и поладили. Сидим на лавочке у хаты одного. Они соглашаются, что воровать — нехорошо, нужен лес — приезжай, говорю, выпишем... А рядом на скамейке сидит древний дедок. Все это слушает, молчит. Мы уже и просто о жизни говорим... А он: «Ну что ты его слушаешь? Бери обух, бей топором в лоб и греха не будет!» В другой раз забирали мы краденый лес на пилораме. Идет мимо женщина старше нас. «Зачем вы, говорит, людей мучаете? Чего хотите от нас? Лес рос и расти будет, а вы дайте людям жить!». Вот такое село, — констатирует Виталий Котеленец.

Если еще несколько лет назад (когда и не было таких массовых набегов) в Черныже находились неравнодушные люди, которые могли сообщить, что кто-то собрался воровать лес, а если его уже украли, то куда завезли, то ныне, признают лесники, «село лесокрадами очень запугано».

— Спрашиваешь: видел, как резали? — Видел. Знаешь кто? — Знаю, но не скажу, потому что мне завтра хату сожгут... И по Черныжу, и по тому же Старому Черторыйску мы имели случаи, когда ловили воров на горячем, за ночь, бывало, составляли по шесть актов. Довели дело до суда, люди заплатили штрафы, а потом у нас гектарами горел подожженный лес...

Проехавшись вдоль и поперек Черныжем, удивлялись большой территории села (с полтысячи хат и до двух тысяч населения!), мы не раз натыкались на, образно говоря, копию картины «Три богатыря». Где-то то здесь, то там на какой-то из боковых улочек стояла пустая подвода с тремя (реже двумя) мрачными мужиками или молодыми ребятами. Они с открытой неприязнью смотрели на чужаков, хотя мы, видит Бог, ни сном ни духом не были перед ними в чем-то виноваты. Но и мы понимали, что ребята — «на стреме», уже где-то сдали лес и только переживают, куда же мы повернем?..

«ГАРБУЗЫ» ДЛЯ РЕВИЗОРОВ

Из шести недавних владельцев частных пилорам в Черныже пятеро принадлежали Церкви пятидесятников. Вера запрещает им пить и курить, а трезвые, лишенные многих искушений люди и размышляют более трезво, чем их односельчане, которые заработанные на краже нескольких сосен деньги часто доносят только до «генделика» (лавки)... Однако факт, что часто эти «генделики» трезвенники лесопильщики устраивают в нескольких сотнях метров от пилорамы...

И все же «лесные» деньги составляют сегодня основу финансового благополучия многих семей в Черныже. По старой советской привычке их мало кто вкладывает в дело. Почти нет в селе новостроек. Рассказывают, что деньги банально складывают в «банк в банке», причем все знают, что у кого в той «банке» есть, и стремятся собрать больше, чем у соседа... Но чаще всего начало лесокрадству дает бедность.

По дороге на подворье одного из собственников пилорамы Леонида Мохнара инженер по охране и защите леса Колковского гослесхоза Вадим Михальчук рассказывает, как зимой их рейдовая бригада поймала на его дворе недавно мобилизованного из армии парня.

— Он... падает на колени. Молит: отпустите, потому что нужно жениться, хотел купить обручальные кольца себе и невесте... — Да здесь уже и гараж новый стоит! — показывает Вадим, пока хозяин рассматривает нас через занавеску. — Он на конях рванул за дом, но телегой зацепился за дерево...

— А собственник пилорамы что?

— А что собственник пилорамы?! Из хаты не вышел. У них порядок такой, что рассчитываются за лес только тогда, когда тот уже порезан. — Вадим удивленно рассматривает подворье Мохнара. Одна половина хаты — из кирпича, другую обшил вагонкой... Гараж отгрохал, около него — пусть не самая крутая, но иномарка. Скоро двор покроет плиткой, ее также целая гора. А пилорама у него не более полутора лет... Еще недавно она имела официальный статус, а отец семи детей считался предпринимателем. Пилораму Мохнара несколько раз закрывали и лесники, и энергетики, поэтому нынче он ее использует «для домашних потребностей».

— Зачем вам те пилорамы, нет другого вопроса? Мне ее дядя из Америки купил. Сам умер, да еще оставил долг в 500 долларов... В Луцке люстры цепляют — миллионы стоят, там пишите, там интересно! А мне же работать не дают. Вот и вас банда прислала, потому что тот самый с вами, — показывает Мохнар на Вадима. — Ездят, ездят... Было так, что 22 человека сразу приехали меня проверять! Видите, как у меня «гарбузы» уродили? — кивает на большую кучу в углу двора. — Вот всем проверяльщикам, — иронизирует, — начну по «гарбузу» давать! Давят все дядю! За то, чтобы пользоваться электроэнергией на пилораме, заплатил более 2 тысяч гривен. Теперь велят тянуть отдельную линию или, может, даже покупать свою электростанцию. А это уже более 30 тысяч гривен. Продам я ее! А семеро детей, а Господь, может, еще пошлет?! Мне строиться нужно, потому что сегодня хорошо в Луцке или в Америке, а завтра, может, лучше будет в Черныже... Хочу, чтобы дети знали, что у них есть родительская хата, — объясняет наличие на дворе кучи опилок и обрезанных досок, уже готовых к использованию, порезанных по классической схеме: четырехметровые «пятидесятки»... Их наберется до двадцати кубометров.

Доказать, что на пилораме перерабатываются не «одна-две колодки» для соседа, как без особого страха пытается убедить нас Мохнар, не так просто.

— Приедем на пилораму — работают чужие люди. Но никто и никогда не признается, что работает на хозяина. Говорят: кум, сват, брат... А денег хозяин не платит — попросил помочь... Все, налоговая уже отклеилась! Было, что мы вызвали на частную пилораму и инспектора по охране труда. А он говорит: нет в государстве закона, по которому можно было бы наказать частное лицо, если даже на этой пилораме кому-то голову отрежет! Скажут: несчастный случай, и все... — с горечью констатировал Виталий Котеленец.

Вспомнив эти слова, мы, чтобы не получить от Мохнара самую большую тыкву в руки, покидаем его двор.

МОЛОДОЙ, ДЕЛОВОЙ, НЕЖЕНАТЫЙ...

Люди не виноваты, что сегодня в селе нет работы. Если в районе Граддя, где растут такие соблазнительные для лесокрада дубы, меньше население и оно преимущественно более занято на работах (близко и райцентр), то и самовольных порубок в лесу значительно меньше. В четырех селах черныжевской зоны (Матейки, Рудники, Гораймивка и собственно Черныж) — более 10 тысяч населения. А работают только школы, медицинские пункты, несколько магазинов, сельсоветы...

В селе работой заняты человек сто. Тысячи же — без работы.

— Приходит парень из армии — в сапогах и солдатской форме... Где может заработать, если украсть лес в селе не грех? — рассуждает Виталий Котеленец.

Подобный путь мог пройти и Павел Романец, которого даже лесники называют самым «совестливым» собственником частной пилорамы. Или — самым хитрым...

— Застаем на его дворе срезанные сосны. Документов у него нет. «Откуда дровишки?» А он: утром встал, вышел, смотрю — колоды лежат. Чьи, кто привез?.. Не знаю. Хотите — забирайте! — вспоминает Вадим Михальчук.

Пока что Романец единственный в Черныже собственник частной пилорамы, которая работает не подпольно. На дворе старой хаты, в которой Павел живет сам (родители построились через дорогу), как раз загружается товаром машина. Доски такие, как надо: четырехметровые «пятидесятки»... Напилили их немало. Сомнений нет, что на все оформлены бумаги. Но Павел встречает нас без особой радости. Проверяет у меня удостоверение (может, за три десятилетия журналистской практики предъявляю его второй раз). Жалуется, что односельчане... заявляют на него в райцентр. Мол, режет и краденый лес.

— Но у вас все здесь такие партизаны, что железом горячим жги — не выдадут! — останавливает его красноречие Вадим.

На пилораму 25-летний Романец заработал, говорит, в Польше. Работал на строительстве. Но... будет ее продавать. Так же, как и на других, давят теперь энергетики. То выставляли одни требования, теперь уже выставили другие. Платить же 30 тысяч гривен, чтобы продолжать бизнес, он не может.

Может, и далее Черныж и иже с ним будут оставаться «горячей» точкой для государственной лесной охраны. Павел Романец — молодой, деловой, неженатый — будет пробовать найти применение своим способностям в городе. А другие?! Таки пойдут с топором и бензопилой снова в лес. Поскольку же обходы для мастеров леса непомерно выросли в размерах (с благородной целью — чтобы мужчина мог больше сделать и больше заработать), то уследить, кто и когда «срезал дуб, чтобы вставить зуб», по-видимому, нереально. И хотя местным мастерам леса обходы немного сократили, однако волк, который хочет есть, всегда обманет пастуха...

— Не мы следим за лесокрадами, а они — за нами, — признает и Виталий Котеленец.

У черныжевских лесокрадов лесники конфисковывали бензопилы, ставили грузовые автомобили, которые использовали во время преступления, на штрафплощадку, — и это не по одному разу. За что и страдали также не раз. То их легковую машину с людьми в салоне пытался сбросить с дороги грузовым автомобилем собственник частной пилорамы. То другой не пускал за ворота большую комиссию из представителей контролирующих органов, мотивируя, что дальше — его частная собственность.

— Пока начнем качать права, разбираться, где хозяин, украденную древесину могут и вывезти. Поэтому я своих работников настраиваю на другое: лес нужно охранять в лесу! — говорит Виталий Котеленец.

Было бы, как говорят, что охранять...