Чудо победы

Кажется, крайне неуместным, после празднований Победы, заниматься историческими поражениями. Но, по правде говоря, даже сложно говорить об историческом поражении, в случае взаимопонимания в 1920 году между поляками и украинцами, хотя, в основном, украинская историография вписывает эти события в контекст не слишком значимых исторических фактов. Именно поэтому, собственно, узел политических событий в Киеве остается для интересующихся чем-то наподобие хаотичных впечатлений, почерпнутых со страниц «Белой Гвардии».

В то же время, западная историческая мысль описала поражение советских войск над Вислой 1921 года как «чудо над Вислой»1. Чудо над Вислой произошло также благодаря — а может, и, прежде всего — польско-украинскому взаимопониманию, то есть, польско-украинскому соглашению, которое подписали Петлюра и Пилсудский. (Так и слышу чей-то комментарий: ну, да, поляки-католики всегда своего добьются, — просто у них какие-то там специальные уклады на небесах, где заказывают чудеса... но, в конце концов, мы — восточные славяне — не должны слишком проникаться испорченной западной номенклатурой на тему чудес).

К сожалению, в 1945 году чуда над Вислой не произошло. Даже не в том дело, что Красная Армия дошла до Одера и до Берлина... Просто, глядя на украинские города в 2010 году, кажется, что победный поход продолжается и дальше. Что ж, живем во времена, когда к любимым литературным жанрам принадлежит научная фантастика, — больше фантастика, чем научная, но кто об этом думает. Тем временем, при взгляде на города не украинские, может сложиться впечатление, что так называемый Запад — в отличие от 1921 года — больше не испытывает ужаса перед наступлением большевистской цивилизации. Европа закончила домашнее задание ХХ века — а значит, в парадах не нуждается. Европа уже вполне повзрослела, а значит, о победных войнах рассказывает виртуально — в компьютерных играх, снимая с себя ответственность за все, что не является политически корректным. Например, культивирование ненависти и насилия.

Нечто подобное было в 1926 году. Никто особенно не интересовался тем фактом, что Сталин продолжал испытывать панический страх перед угрожающим для него призраком польско-украинского взаимопонимания. До тщательно подготовленного убийства Петлюры окончательно дошло уже после повторного прихода к власти Пилсудского. Если бы не трагизм того события, Сталина можно было бы признать гротескным идиотом, который, будучи «влиятельным политиком», жил параноидальным страхом перед фигурой, лишенной какой-либо общественной или политической защиты, какой был Петлюра в 1926 году, — даже, когда Пилсудский снова оказался при власти. Но у этого последнего было слишком много внутренних — польских — проблем, чтобы извлекать на свет Божий, уже давно к тому времени, похороненные проекты, принадлежавшие к завершающему периоду Первой мировой войны. Правда, он все-таки пытался — против политического и общественного большинства польской нации — нормализовать отношения с украинцами, понимая, что потенциально они представляют для Польши лучшую буферную зону для защиты перед Россией и коммунизмом. В конце концов, глядя на украинские парады 9 мая 2010 года можно признать, что не очень-то он ошибался. Украинцы так сильно засматриваются в свою советскую идентичность, что, наверное, никто им не завидует, особенно поляки.

Важный вопрос: действительно ли деле Сталин был лишь параноидальным дураком, который в своем статусе властителя земного рая, каким многие его видели на Востоке и на Западе, подписал смертный приговор одинокому человеку, который всего лишь только пару лет руководил государством без политического прошлого и так же будущего? Ответ — и да, и нет.

По сей день дело поручения убийства Петлюры связывает с провинциальными фигурами советской системы власти: Власом Чубарем, Христианом Раковским, Михаилом Володиным. Хотя «гениальность» всего замысла заключалась в поручении убийства еврею Шварцбарду, который совершил это убийство якобы в ответ на гипотетическое участие Петлюры в погромах. Не помогли и свидетели — в то время, в Париже в 1926 году тоже больше значило воображение: это опять-таки случай не так научной, как фантастики. Правда и то, что Пилсудский, в стремлении защитить правду, пытался реагировать на судебный процесс Шварцбарда. Как руководитель государства, который во второй раз пришел к власти путем военного переворота, он выслал с тайной миссией в Париж, на судебный процесс убийцы, своего друга Станислава Стемповского, бывшего министра Украинской Народной Республики, а также масона высокого ранга. Задачей Стемповского было влиять на весомые в общественном мнении Франции круги, чтобы те не поддавались на украинофобию. К сожалению, эта «польская» миссия тоже закончилась поражением. Тем более удивляет факт, что Голодомор в Украине начался в момент подписания 1932 года пакта о ненападении между СССР и Польшей. Это был пакт, на котором Польша особенно не настаивала, но который особенно много значил для Сталина, который шесть лет после убийства Петлюры продолжал жить фобией в отношении петлюровцев, то есть, в какой-то мере страхом перед 1921 годом.

В 1935 году умер Юзеф Пилсудский, а с ним отошла в еще более глубокую тень и политика польско-украинского взаимопонимания. Понятно, не смерть Пилсудского стала причиной поражения этого взаимопонимания. Еще при его жизни и с его согласия происходила пацификация украинских сел в ответ на террор украинских националистов. Так никогда и не дошло до создания на польских землях — в соответствии с международными обязательствами — украинского университета. После Первой мировой войны, в период, когда Петлюра и Пилсудский шли отвоевывать Киев, чиновники польских посольств препятствовали возвращению в Польшу украинцев с высшим образованием. Позволяли возвращаться домой только необразованным людям. Затем была волынская резня, ответные карательные акции Армии Краевой и, разумеется, парады Красной Армии.

Однако еще в 1918 году украинская интеллигенция хотела, чтобы важнейшим национальным праздником стало чествование Гадячского соглашения, другими словами — факта польско-украинского взаимопонимания ХVІІІ века. Что-то такое произошло в течение всех этих лет, что не только не помним, но и не хотим помнить о тех, кто несет мир, в то же время, в очередной раз провозглашаем героями людей, которые брали в руки оружие, присоединяясь к тем, кто за пару лет до того умертвил Голодомором их матерей, отцов, дедов и миллионы других. Ну так, Рышард Капущиньский в книге «Imperium» обращает внимание — возможно, даже впервые — на тот факт, что, по статистике, среди энкаведистов решительно преобладали сироты. Очевидно украинские рекруты, которые шли походом на Берлин, тоже должны были быть в большинстве своем сиротами. Голодомор в Украине — при самых оптимистичных подсчетах — унес более 5 миллионов жизней. И единственным настоящим чудом были те 6 миллионов человеческих жизней, которых Сталин назначил, опять-таки, на роль жертв, а не героев, — и лишь Бог знает, откуда у Украины взялись силы снова отдать столько крови. Хотя какая разница: оказаться среди 6 миллионов жертв войны или среди 70 миллионов жертв Воркуты и Соловецких островов? Какая разница — посмертно носить множество золотых и серебряных медалей или это золото и серебро добывать в приисках Сибири? Какая смерть хуже? Капущиньский, который написал сотни репортажей из Африки и всего лишь несколько с постсоветской территории, в 90-х годах, когда от жертв развития транссибирской железной дороги не осталось и следа, считал, что одно дело — умирать от голода под солнцем Африки, а совсем другое — от голода и озверения под Северным полярным кругом.

На всех фронтах солдатам, по крайней мере, водка позволяла забыть, в чем они участвовали, — и забыть также, что и детям и внукам не останется ничего другого, как выпить очередные литры водки и, в лучшем случае, принять участие в параде на Красной и других площадях. И речь не идет о том, чтобы в очередной раз вспомнить об изнасилованных красноармейцами немках в Берлине, или о замученных поляках, украинцах, венграх, румынах, которые после освобождения увидели перед собой варваров хуже нацистов. Просто ХХ век показал, что нет победных войн, но в ХХІ веке находятся люди, заинтересованные в поддержке мифа победной войны.

Ребенком, после лекций по истории спрашивала себя: почему такие чрезвычайно благородные и рыцарско-геройские люди, как французы и британцы, не понесли таких катастрофических потерь в период Второй мировой войны по сравнению с людьми советскими? Сегодня у меня есть, как и полагается славянке, два ответа: во-первых, они не так пили водку; а во-вторых, Франция, сформировав с нацистами коллаборационистское правительство в Виши, предотвратила не только многие бессмысленные бомбардировки, но и способствовала созданию партизанского движения сопротивления. И произошло это, в большой степени, благодаря инстинкту самосохранения, основополагающему в человеческой жизни, — инстинкту, который позволяет выбор будущего в момент, когда понимаешь, что невозможно изменить настоящее. Французы были так же жертвами и патриотами, как еврейского происхождения историк Марк Блох, однако они всегда оставляли потомкам выбор, заботясь также о том, чтобы этот выбор был сознательным.

А теперь оставим кокетство и просто спросим себя: следует ли во имя исторической справедливости и исторической памяти заменить парады на Красной площади другими парадами — скажем, парадами Сечевых Стрельцов? Нет. Войско ХХІ века хорошо выглядит только на службе у государства, и главное — на службе добровольной: в случаях природных катаклизмов, экологических угроз или охраны границ государства от очередных «героических» действий тех или других безумцев.

Петлюру и Пилсудского связывала между собой не только граница, которая разделяла их народы, и общие общественные убеждения, но и, возможно, прежде всего, речь людей в мундирах. Только где ты сегодня услышишь из уст солдата знаменательные слова Пилсудского после того, как Украина была отдана Стране Советов: «Простите, господа»? Где искать другого Петлюру, который это извинение принял, так как понимал: речь идет о смысле состояния. Как также понимал, что следовало ему эмигрировать из Польши, а его солдатам не стоило ждать в Речи Посполитой наград и привилегий героев.

Совсем в других — не военных категориях — видел польско-украинские отношения Андрей Шептицкий, который смог создать единственно возможную высшую школу для украинцев — Львовскую Теологическую Академию, действующую и до сих пор на началах университета, Шептицкий, который умел поддерживать украинскую предприимчивость, олицетворяемую, как правило, женщинами. Именно он не только спонсировал, но и лично учил многих украинских художников и среди них — Алексея Новакивского. Самое же важное то, что он позволили сотням молодых людей не оказаться в ситуации вынужденного выбора между двумя сторонами той самой «героической» медали: коммунизмом и национализмом, хотя подавал при этом пример отважного патриотизма, — спасая евреев, призывая во время самых драматических столкновений: «Не убей». Но это уже другая история.

Банально говорить об изменчивости границ. Но, несомненно, в будущем основные границы будут пролегать между бедными, — как в Африке, где родители вкладывают детям в руки оружие, культивируя более или менее выдуманных героев, — и состоятельными, чьи дети идут учиться в университеты в основном не потому, что они особо способные, а потому что и сами они тоже очень хотят выбирать собственных героев.

А МЫ? Мы поляки, мы украинцы, мы ни бедные, ни богатые. Мы будем изучать героев из рассказов Великого Учителя о «Белой Гвардии» — Михаила Булгакова, писателя мировой славы. В конце концов, на трибунах наших площадей слишком много новейших Учителей, которые уже и не должны ссылаться даже на героев эпохи разума Просвещения — как Бегемот на Декарта. Другими словами, ничего не указывает на то, что нас беспокоит будущее, — или что у нас есть хоть малейшие признаки инстинкта самосохранения.

1 Важной частью «чуда над Вислой» была героическая защита в середине августа 1920 года города Замостье украинскими войсками под руководством полковника Марка Безручко от наступления конницы Буденного. Это событие дало возможность войску Пилсудского подготовиться к обороне Варшавы, разбить полки Тухачевского и спасти польскую государственность. Среди интерпретаций катынской трагедии фигурирует и предположение, что Сталин путем уничтожения польской военной элиты мстил за «чудо над Вислой», которое сделало невозможной большевистскую экспансию в западном направлении (прим. пер.).