Цвет ветра, которого нет

В галерее «Ирэна» любой евростандарт прочно, как пуговка с петелькой, увязанный с набившим оскомину дорогим примитивом евроремонтов, не прижился бы никогда. Все, что можно купить в магазине за толстенькую наличку и чем, кстати, многие гордятся, тут выглядело бы... да нет, просто бы нагло торчало, нарушая тихую атмосферу естественности бережно подобранных предметов, со своей историей каждый. Сюда постоянно спешат друзья-художники, ища особого порыва, неся собственное воплощенное озарение в наброске, картине, стихах, воспоминаниях, предвкушая общее, таинство приобщения к пониманию себя среди других и других в своей душе. Бывает, сталкиваются люди, невидящие друг друга практически всю жизнь, и начинают болтать с легкостью непрерванного десятилетиями разговора. То ли пространство самой галереи так технически грамотно организовано, то ли уют его освоения, а скорее всего, и то и другое, а еще шарм хозяйки Ирины Осадчей, но все признаются — встречи помогают не теряться, а вновь и вновь возрождаться, нащупывать ускользающие намеки будущих работ и уж потом уединяться, и надолго, с чистым холстом. И еще важная деталь — при следующей встрече, как и при предыдущей, не было и не будет неискренних, случайных, скроенных на скорую руку слов.

Однажды, утром, забежав в галерею что-то уточнить, столкнулась с художником Кимом Левичем, которого не видела с очень юных лет. Когда-то он украшал своими всегда остроумными и по-особому добрыми иллюстрациями мои первые материалы в детской газете «Зірка», а потом всю жизнь и не видела его. Правда, на выставках работы Левича волновали, и было приятно это ощущение. Почему-то сделав вид, что мы незнакомы, видимо, опасаясь ненужных слов, быстро ушла, спеша на свою назначенную встречу. Конечно, потом, на презентации акварелей и альбома художника, мы разболтались вовсю. Причиной очередной встречи в галерее, кстати, послужил альбом Левича «Диалог с экраном». Новая страсть захватила живописца — рисовать портреты политиков (как ему не надоели эти часто уже скучные персоналии) сидя перед экраном телевизора. Поразилась, какой острый глаз у этого пересмешника, сколь остроумны подсмотренные детали, как ясно читается его свобода. И хоть он часто говорит о себе «Я просто прохожий», такому не навяжешь чужого мнения. Его карандаш отфильтровивает правду от полуправды.

— Жертва всего этого — я, — призналась жена художника. Ничего не дает смотреть более приятное, чем злобные поединки, а уйти к другому телевизору тоже не могу — с Кимом смотреть на экран еще и удовольствие, которым дорожу.

Ощущала определенную раздвоенность, так как хотелось уравновесить ощущения от его таланта рисовальщика-психолога и не упустить возможность насладиться его акварелями, которые также вошли в экспозицию. Искусствоведы считают творчество Кима Левича частью неофициального искусства советской эпохи 1960—1980 годов. Сложнейшие переплетения его пейзажей скорее стали известны в 1990-е годы, когда его работы стали покупать иностранцы. Иногда его произведения называют туманами.

— Еще женскими, — добавляет мастер. С этим, однако, не стала соглашаться. Скорее — работы мужчины, который чутко понимает палитру женских настроений, улавливая цвет ожидания, сентиментальной белиберды мечтаний, цвет ветра, наконец, которого в работах вовсе нет, то ли он уже уснул, оставив нас дышать озоном его акварелей, то ли обиделся, что о нем забыли, но тогда откуда ощущение, что ветер резвился в этих пейзажах и они, как вода, хранят память о ласковых дуновениях.

— Его работы иногда полностью меняются от освещения и ведут со зрителем свою игру, — рассказала хозяйка галереи. Вообще, этот талантливый человек не по-хозяйски относится к своему дару, он очень тяжел на подъем, даже эту выставку настояла собрать я, приурочив ее к выходу альбома. Художник доволен тем, что имеет, и главное для него — чистый холст и идея. Типичный трудоголик и совсем не шустряк.

И славно, — подумалось. Был бы шустряком — расплескал бы эту трепетную недосказанность, ведь она прежде всего живет в его душе, в особом прищуре глаз, в редкой деликатности суждений. Без этого таких работ не родить.

— Моя проблема в том, что холст не считается со мной, — признался автор. Начинается все с ясного и, кажется, до деталей продуманного сюжета, а потом исчезновения, уход ломает мой замысел. Я борюсь с предметом и оставляю его, мне он мешает и одновременно я не могу отказаться от него полностью. Сначала это меня приводило в отчаяние, но за долгие годы я научился себе доверять и прислушиваться к своему внутреннему чувству, и иногда, как мне кажется, оно меня не подводит. Я художник совершенно не современный, во всех смыслах этого слова. Утешает только одно, что современность опасна, ведь она так быстро стареет.

Хотелось еще лакомиться его работами, их нежностью. Да художники все вместе так накурили, что чувствовала — лучше прибегу еще раз, не стоит замусоливать впечатление. Заглянуть же в галерею, знаю, снова захочется — подышать воздухом вдохновения.

Конечно, после проветривания...