ДЕНЬ РЕВОЛЮЦИИ

Поздней осенью, на третьем уровне оздоровительных курсов Норбекова, задание в альтернативный день было войти в образ, который раздражает.

В прошлый раз у меня был образ короля — нужно было ориентироваться на что-то противоположное. Однако полярная ипостась короля, по сути, не нищий, а бунтарь, то бишь — революционер.

Для нахождения общей протестной темы для народа свои требования я вывел из политической плоскости (слишком разного там хотят) — в экономическую. Кто, к примеру, любит высокие налоги? Никто. Без воздержавшихся.

У нас в державе это достаточно актуально. Короче, взял я две картонки, на одной из них написал: «Сбор средств на понижение налогов — 10 копеек». А к чему приводят непомерные налоги? К нищенству. Отсюда следующий лозунг: «Налог на нищенство — 5 копеек».

Стал готовить речь: «Извините, что я, такой молодой, к вам обращаюсь!»...Начало было традиционным. И эта традиция в общественном транспорте действительно порядком раздражала меня.

Но за шаблонным началом следовало: «...Но налоги не щадят никого: ни молодых, ни старых, ни людей, ни животных».

На животных я чуть не засмеялся в метро. Остановили только серьезные рожи пассажиров.

Дальше: «Новый прогрессивный налог составляет 90%. Это что — прогресс?!»

Честно говоря, что такое прогрессивный налог, я представляю себе слабо и сейчас. Но звучало хлестко!

Для живописности я решил собирать деньги в сувенирное мусорное ведро: тонкая работа-чеканка. Модель уличного бака старого образца, со спадающей круглой крышкой. Размером со стакан.

«Кладите деньги в мусорное ведро — они не пропадут», — обещал я.

Второе требование носило эстетический характер. Я накарябал черным фломастером: «Сбор средств на снос Матери-Берегини на Майдане». И маленькими буквами: «как уродующую лицо города».

Затем подобрал камуфляж. Для этого сгодилась старая мамина американская шуба из искусственного меха, 25-летней давности, без пуговиц. Очень символично: обветшалая американская демократия расширяла современную украинскую свободу!

Подпоясался красным поясом от халата. Под цвет пояса была подобрана шапочка с ушками. Надел я ее, правда, наоборот — козырьком к затылку. Сзади горела белым пламенем надпись «Соломон». Изнаночная мудрость.

Плюс потасканные спортивные штанишки и лыжные ботинки 47-го размера, которые я случайно обнаружил в кладовке. Чтобы они не болтались на ногах, пришлось надеть по три пары шерстяных носков, для закрепления.

Перед выходом я остановился у зеркала и оглядел «колористику». В этот момент по радио группа «АВВА» вывела красиво подобранными голосами: «Супер, тупер...» Да уж, суперее представить сложно!

В этом дивном облачении я выкатил на улицу. Побыстрее, дабы внезапно явившаяся маман не сбила с боевого настроя, как год назад.

На работу смысла заезжать не было — там с прошлого, королевского, выхода уже привыкли к моим экстравагантностям. Поэтому сразу направился «работать» в метро.

Если в первый раз меня напрягал сам наряд короля, то сейчас экзотическая амуниция особых ощущений не вызывала. Я был озабочен другим: как не дрогнуть и сразу включиться в сбор средств.

Внедрившись в вагон, настроился на революционную волну и довольно четко заблажил: «Извините, что я такой молодой...»

Горло немного пересохло и голос получился хриплее. Но ничего, эта хриплость прибавила натуральности. Закончил я эффектно: «Налоговых инспекторов просьба не беспокоиться!»

Народ вжался в сиденья. Естественно, я сразу стал центром внимания. Когда кто-то так орет, разве можно отвлечься на что-нибудь другое? Поняв, что общими декларациями добьюсь мало, я стал переключаться на отдельных личностей.

Подваливаю к тетке в черном пальто: «Неужели вам все равно, что такие огромные налоги?». Она ответила классической для нашей ментальности фразой: «А что мы можем сделать?» «Сдайте десять копеек!», — предложил я. Но и этого она, конечно, не сделала.

Молодой упитанный человек с девушкой, похожей на него, на вопрос: «Неужели на вас не отражаются такие большие налоги?» — ухмыльнувшись, ответил: «Мы их не платим». «Тоже позиция», — согласился я. И, надо заметить, так же довольно типичная.

Что касается наблюдений за собой, то я почувствовал, что не могу дожать, довести дело до суперфинала. С той же публикой сильнее поработаешь, глядишь — твоя. Этот «момент дожима» самый трудный. В бой!

После того, как я сообщил в одном из вагонов, что собираю налог на понижение налогов, один интеллигент оторвался от газеты и с уважением заметил: «Умно». И передал 10 копеек, которые по цепочке догнали меня.

Когда я вышел на станции «Крещатик», застенчиво улыбающийся широколицый парень сам нагнал меня и протянул 10 копеек: «Борись!» Я почувствовал ответственность! По-видимому, парень стеснялся прилюдно финансировать революционера. А приватно — пожалуйста.

Мой маршрут пролегал наверх, к Майдану. Я поменял требования с экономических на культурно-эстетические: снести Берегиню.

На эскалаторе прицепился к миниатюрной девице офисного вида, в тоненьких очках, нравится ли ей главная статуя? Девушка сказала, что не нравится. Говорю: «Сдайте 10 копеек». Эта симпатяга вдруг предлагает: «Я могу сдать даже 75». «Давайте!», — обрадовался я. Не отказываться же от дополнительного спонсорства.

Эта барышня поразила спокойствием и в тоже время способностью действовать. Я говорю: «У вас, наверное, характер классный?» «Да нет, — отвечает. — Характер, судя по отзывам знакомых, не очень». «Но вы, безусловно, человек действия». «Это да», — улыбнулась она.

Было дополнительное задание с курсов: обнять восемь незнакомых людей. В таком наряде я мало имел шансов на взаимность. Но тут, подумал, тот самый счастливый билет.

«Дайте я в благодарность вас обниму!», — сердечно напросился я. Она засмеялась, и мы спокойно обнялись. Прямо как брат и сестра! Ей-Богу — можно было заплакать. Смог бы я вести себя так, как она, — вопрос.

Первые, с кого я стал наверху требовать за уродство Матери-Берегини, были портретисты в подземном переходе.

Я их стыдил: «Да вы первыми должны сдавать на снос этого чудовища. Вы же художники, у вас должно быть развито эстетическое чувство?! Вас что, устраивает эта Мать-Берегиня?»

Накрашенная подруга художника равнодушно, но не без иронии бросила: «Устраивает...Мать... Перемать… Ее... Но сегодня денег нет...» «Раз нет, — говорю, — сегодня — будет стоять и завтра».

Когда я вылез на поверхность, там отвратно моросило. В этом мареве, любимой атмосфере фильмов ужасов, высилась огромная колонна с монстровой скульптурой.

Возле нее, в самом центре страны, я и определился с табличкой. Стал приставать к прохожим.

Многие отмахивались. Некоторые говорили, что они не местные и им нравится все. Тут я не вытерпел и придумал свежий аргумент: «Рядом с этим эстетическим уродством, чтобы выглядеть гармонично, надо одеться, как я».

И тут меня сразила девушка с романтически-рассеянным взглядом. Она, оглядев беспуговичную шубу, обстоятельно заметила: «Классный прикид!» «Да? — растерялся я. — У меня и пояс под цвет шапочки», — нашелся, наконец. «Стильно», — кивнула она.

Вот уж не думал, что попаду в русло нынешней моды. Теперь ясны ее тенденции!

Против статуи Берегини были три девочки с Троещины. Видно, на Троещине эстетическое чувство развито мощнее, чем в других районах. Девицы были даже против всего комплекса Майдана! Тридцать копеек упали на дно!

Но половине народа «по барабану». Крутой, смахивающий на прямоходящую цистерну, восточный дядя в тонкокожем, мягком плаще, шарахнулся от меня: «Не компостируй мозги!»

Были и такого рода аргументы: «Раз поставили, пусть стоит». «А если повалят — пусть лежит?», — спросил я в ответ лысо-индифферентного господина. «Пусть лежит», — так же безучастно отозвался он. «Ладно, будь по- вашему, — сдался я. — Лежа она незаметней».

Но большинство наших гражданских лиц — на тормозах. И не только гражданских.

Стою в центре страны, требую сноса памятника, а вокруг ходят четыре милиционера, кружат, присматриваются, но — документы не проверяют. Это и наша радость, и беда! Где-нибудь в по-ментовски злобной Москве, небось, уже два раза бы обыскали. А тут — только глазами стреляют. Без применения табельного. Что, может, и к лучшему.

Когда я вывалился на метро Арсенальная, вспомнил, что когда-то переплатил здесь книжным торговцам за брошюрку. Сейчас, думаю, оторвусь на этих спекулянтах!

Два мужичка, один усато-бородатый, в кожанке, с лукавыми глазками- щелочками. А другой — в штормовке без претензий.

Я опять завел песнь про налоги. Тот, что в кожанке, обнял меня за плечи, развернул и сказал: «Ты вон у того возьми». И ткнул пальцем в гигантскую сороконожку толпы.

«А ты очень хитрый», — сказал я жестким тоном, подкрепив его морозным взглядом. Иногда я могу понизить его температуру, по заказу. Подобная реакция несказанно удивила дядю и охладила его самодовольство.

Неожиданно оживился его сосед. Деловито спросив, куда бросить десять копеек, он кинул мелочь, взял меня под руку и повел по проспекту. Речь его полилась скороговоркой:

— Блин, как мне нравятся такие ребята, как ты! Неформальные! Я сам был хиппи в 68-м. Потом выгнали из архитектурного. За нами, конечно, следили кэгэбэшники. Но было все как-то весело. На третьем курсе от преследований я уехал на археологические раскопки.

— Личная жизнь у вас, конечно, не сложилась? — предположил я.

— Не до того... А ты кто по профессии?

— Писатель и журналист.

— Давай встретимся, пообщаемся. Я живу недалеко от Арсенальной. Только ты, — говорит, — не звони по телефону: КГБ прослушивает. Но если придешь — заранее предупреди. Мама у меня пожилая, еще выйдет открывать.

— А ты думаешь, — перешел я с ветераном неформального движения на «ты», — я всегда так хожу?

— В любом случае, это твое дело, — по-своему, демократично, истолковал он ответ. — Для меня это вполне нормально. А мама может перепугаться.

— Ладно, — говорю, — у меня дома для таких случаев есть пальто с пуговицами…

По дороге я попугал еще парочку буржуев, повылазивших из новомодельных мерсов. Богатые оказались весьма суеверными. Они видели во мне угрозу «заражения» неблагополучием.

Уже на курсах больше всего меня поразила Нона: владелица двух предприятий. Вообще, она напоминает завуча: седоватые кучерявые волосы, деловой костюм, все слишком аккуратно, слишком «как надо».

Сегодня я ее не узнал, даже когда она села в соседнее кресло. Просек только по голосу.

Ее вид являл что-то похожее на то, что изображала Ума Турман в «Криминальном чтиве». Короткая прическа, темные очки в дырочках, кожаная куртка до пояса и коротюсенькая юбка. Окончательно добила лихо свисающая из мешковатой сумки игрушечная собака на шнурке. Как рассказала Нона, ее мама умоляла хотя бы собаку не брать! Нет уж! С собакой, так с собакой!

Сексуальность Ноны, нужно признать, выросла в неизмеримое число раз по сравнению с ее обычным образом. Завуч пропал без вести!

Она шепнула мне: «Можно, я на сцену пойду перед тобой? А то ты меня затмишь». «Что, — говорю, — разве две звезды, две светлых повести, не договорятся между собой?»

Поздно вечером одна из них, революционная звезда, столкнулась с еще одним приколом. Когда я стал останавливать маршрутки, они, как водится, притормаживали, но когда фары выхватывали из темени мою живописную фигуру — резко давили на газ. И так три раза! Сволочи!

Пришлось впереться в маршрутку, дремлющую на конечной.

Я мило устроился возле симпатичной барышни и, чтобы скоротать время ожидания, стал хвалиться достоинствами чеканного мусорного ведрышка. Эта безделушка, из-за номинальной принадлежности к мусорникам, вязалась с моим обликом, но как-то формально. Девушка вежливо кивала в ответ на комплименты относительно изделия — и в ее глазах виделось отражение этого несоответствия. Но в чем оно состояло для нее, было точно неясно.

Из выводов «революционной» одиссеи можно отметить: какую шкуру наденешь, такие граждане вокруг и начнут собираться. Вроде хиппующего археолога.

В силу того, что окружение видит шкуру и идентифицирует тебя с ней, у тебя есть преимущество. Главное — уметь воспользоваться им, как тогда, кода я учился «дожимать» публику. Как пользовался им Онассис, когда проник в дорогой клуб, взяв напрокат смокинг (пример от обратного). Хочешь прорваться в среду — мимикрируй.

И будь поактивнее. С активностью у нас — вяло. «А что мы можем сделать?»

Хочется характер приблизить к той барышне, не пожалевшей 75 копеек. Внутри покой — «снаружи» действие. У меня часто наоборот.

Всего в ведре оказалось 149 коп. Это были не самые просто заработанные в моей жизни деньги.