Глас Африки

 Прошло десять лет с момента выхода на экраны кинотеатров СССР фильма «Асса». Чем живет главный герой киноленты Сергей Бугаев сегодня — об этом в предлагаемом вашему вниманию интервью. 

АФРИКА ПРИВЕТСТВОВАЛ ИЗ КУХНИ

Набережная Фонтанки. Дом, где в парадном широченная лестница — останки дореволюционной роскоши, а слева, в полумраке красным глазом горит кнопка лифта. Лифт, установленный, видать, в последний капремонт, смыкает, словно ракушка, свои створки, и я еду в его нестандартно микроскопических объемах на последний этаж... Вот железная дверь — символ времени. Я звоню — за дверью лязганье замков, крючков, затворов. Дверь открывается — вижу Сталина... Он стоит в светлом кителе, скупо усеянном пуговицами и звездами, в руке трубка, взгляд устремлен куда-то вправо от меня, в глубь квартиры. Сталин хорош, как породистый конь — глаз не оторвать. «Ну ты проходи, еще насмотришься, — прозвучало как раз оттуда, куда смотрел вождь. — Сейчас «Новости» по телевизору, а я их всегда смотрю.

Голос доносился из кухни, и это был голос Африки. Не в том, конечно, смысле, что «Голос Азии», «Голос Америки» или, на худой конец, совести, а — что Сергея Бугаева по прозвищу Африка. Вместо того, чтобы его представлять, хочется сказать просто: «Вся мировая общественность в лицах и в петлицах знает его за неоценимый вклад во все, во что можно вложить, но трудно оценить! А вложено тут... Куда только не вложено: это и кино, и музыка, и психиатрия, и дизайн, и постмодернизм, и даже коммунизм, в том смысле, что искусствоведение плюс выведение новой породы логики.

Когда я впервые посмотрел фильм Сергея Соловьева «Асса», я еще не знал, что 19-летний Сережа Бугаев определил суть того, каким мы фильм увидели. Участие в проекте Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя, все эти потусторонне-земные диалоги — эффект прямого участия Бугаева. Сценарий был переписан частично самим Сергеем, сыгравшим в «Ассе» главную роль. Мальчик Бананан стал легендой, а фильм культовым явлением эпохи перестройки.

Переборов некоторое волнение, говорю торжественное: «Здравствуйте!!! — и потом, уже по-свойски, — Вот это тебе от газеты «День»!..», — вручаю сувенирные ручки, значки, зажигалки и, что особо ценно, тенниску с символикой газеты.

В какой-то момент представляю себя на его месте. Сижу, спокойно разглядываю телевизор, и вдруг ко мне являются, что-то дарят и ждут от меня заветного слова для человечества. Божечки ж родныя! Ну что же им сказать-то?!

ОН СКАЗАЛ: «О»

Он сказал:
— О! Классная майка, — и примерил.
А потом он говорил, а я, открыв рот, слушал. Речь в изобилии была сдобрена словами «парадигма», «пароксизм», «пантеизм», «пантеон», «панталон» и прочими «олигархиями» и «олигофренами». То есть очень заумно интересно.

Я разглядываю кухню, где мы сидим. Потолок оклеен кусками разноцветной фольги. На стенах фотографии и плакаты, правда, мало. Зато на подоконнике и на импровизированных полках толпы чугунных и мраморных статуэток: шахтеры, доярки, какие-то герои на лошадях и пешком, а среди всего этого пролетариата разнокалиберные бюстики разнокалиберных вождей. В общем, «народ и партия — едины». Меня как-то даже растрогали два портрета, Ленина и Сталина, выполненные в 1935 году в виде самотканых ковриков. Портреты лишь отдаленно напоминали тех, кого изображали, и если бы не подписи, то можно было бы спутать. На одном коврике, прямо напротив сталинского носа, было выткано: «СТАЛNН», а на другом, видимо по-казахски: «Ленин кыш, Ленин мыш, Ленин тохтомыш». Африка перевел: «Ленин жил, Ленин жив и умирать не собирается». После чего добавил: «Все это тиражирование образов вождя не всегда было только циничной идеологической возней. Народ сталиных любил, и на примере такого народного творчества можно наблюдать типичный пример сакрального отождествления образа вождя со светлыми чаяниями».

Разглядывая типовой портрет, висящий вместо зеркала над умывальником, я спросил: «А тебя что заставило собирать все это?»

— Дело в том, — начал он издалека, — что раньше у меня был сильный интерес, касающийся культуры Древнего Египта. Интерес строился на том, что мне в принципе интересен сам аспект сосуществования мифа и реальности в живом человеческом обществе и мотивы поддержки такой парадигмы как со стороны государства, так и со стороны масс. Если рассматривать этот аспект относительно понятия бессознательного, систематизированного Зигмундом Фрейдом, если принять во внимание тот факт, что человеческий психотип в большей степени состоит из того, что самим человеком не контролируется, то этот аспект, назовем его «психология масс», на мой взгляд, наиболее ярко проявляется именно в Древнем Египте, в обществе, не отягощенном еще культурными напластованиями грядущих тысячелетий. К сожалению, заниматься коллекционированием предметов древнеегипетского искусства я не смог. Все это требует колоссальных затрат. Но однажды я пришел к выводу, что точно такой же, своего рода «Древний Египет», окружает нас. Советская коммунистическая идеология, возникшая в начале 20-х годов ХХ века, зиждилась на идее социализма, которая в радикальном своем проявлении отбросила человечество на задворки исторического самосознания. Ведь метафизический смысл существования такого общества предполагал обожествление вождей. Если с этих позиций рассматривать советское искусство, то можно провести аналогию с древнеегипетским искусством.

— Ты как-то уж очень негативно всю эту эпоху описываешь. Тебя послушать, так наоборот — с глаз долой все это великолепие. И в чем же конкретно чувствуется связь с Египтом?

— Да вот же! Все это мавзолейство с Кремлевской стеной — те же пирамиды, а гигантомания при сооружении памятников, административных советских и партийных зданий? Что можно говорить о всех беломорканалах, ГУЛАГах, и тем не менее, я не настаиваю именно на четкой параллели. Вся история, относящаяся к так называемому древнеегипетскому периоду, длилась веков тридцать, а советская ситуация просуществовала каких-то 70–80 лет. Почему рухнула эта система, можно не говорить. Но можно в данной связи обратить пристальное внимание на весь этот культурный пласт, образовавшийся в этот период, как на полноценный иллюстрирующий материал.

АФРИКА ПРОДОЛЖАЛ:

— В ТЕ годы вся эта компания: Гребенщиков, Курехин, Цой находились под очень пристальным вниманием КГБ, а именно «отдела по борьбе с идеологическими диверсиями». Видимо, отдел этот плоховато работал. Или вся система, играя в либерализм, завалила дело отцов-борцов. В то же время деятельность этого отдела приходилось ощущать на себе. Скажем, когда я играл в группе «Кино» и позже, не прямо на сцене арестовывали, электричество выключали и так далее. Все это имело определенную политическую окраску. Но деятельность так называемого андеграунда не выливалась непосредственно в политику. Не было прямой критики советской идеологии, как это было у диссидентов. Нас советская идеология в чистом виде не интересовала. Но для такой структуры, как КГБ, необходимо было иметь постоянно трансформирующегося врага, поэтому с нами «проводилась тщательная работа».

— А как это было?

— Ну, например, когда я приехал в Ленинград из Новороссийска, мне было 15 лет. Я попал в такую среду, которая была под пристальным вниманием КГБ. Чтобы получить прописку в Ленинграде, я вынужден был зарегистрировать фиктивный брак. Меня вызывают в военкомат, а я там «случайно» встречаюсь с сотрудником КГБ, который начинает меня склонять к тому, чтобы я информировал их о деятельности Бориса Гребенщикова или Курехина. С Витей Цоем мы еще не были знакомы. И мою «жену» тоже «дергали». Даже знали, сколько я ей заплатил. Но это все не очень работало. А вот, когда я начал «откашивать» от «крыши»... Это был тот период, когда наш призыв забрасывали в Афганистан, а у меня не было никакого желания воевать. В общем, то мировоззрение, которое у меня тогда было, в советские годы уже являлось иллюстрацией моей ненормальности. Поэтому мне не пришлось встречаться с психиатрами и рассказывать о светящихся шарах и летающих тарелках. Мне просто приходилось рассказывать такие нормальные вещи, которые не вписывались в рамки той специфической парадигмы, которая позволяла призывать или не призывать человека в армию. Поэтому, как говорится, был такой суровый момент, что мне приходилось общаться с психиатром районного военкомата, и на какой-то стадии появился сотрудник КГБ, который высказал предположение, что все мои попытки убедить психиатра, что мне не нужно служить в армии, не увенчаются успехом, так как их слово будет играть главенствующую роль в этой ситуации. Но мне повезло в том, что этот психиатр, который потом еще оказался моим лечащим врачом в больнице, оказался человеком принципиальным, и для него работа была важнее чьих-то там давлений. Но это, конечно, время такое. Скажем, за десять лет до этого, в период Солженицына или какого-нибудь Буковского, никакой психиатр не мог себе такого позволить.

— Это, наверное, и подтолкнуло потом тебя к тому, что ты, по сути, стал психиатром?

— В общем-то, да. Впоследствии я был принят в ряды Крымской ассоциации психиатров профессором Самохваловым. Моя работа перед вступлением была посвящена проблеме псевдоафазии и работам великого русского ученого Романа Осиповича Якобсона, объединявшего ряд таких дисциплин, как лингвистика, психоанализ, что в результате превратилось в направление постструктурализм и в современные направления мировой философии.

— ... В принципе, — продолжал Сергей, — о существовании новой идеологии говорить не приходится, а старая ушла. Люди, привыкшие существовать в привычной парадигме «общество — муравейник», бедствуют. Отсюда такой всплеск ультранационалистических настроений во всех бывших республиках СНГ. Термин «коммунофашизм» — очень знаменательное явление в этой связи. А молодежи очень трудно разобраться в этой ситуации. Да и никто никогда в юности не мог найти четких ответов на возникающие вопросы. Такие стихии чувств! Куда там. Поэтому я стараюсь использовать те языки, на которых общается и думает молодежь. Вот. Диджейство. Это для меня возможность экстраполировать ту идеологию, которую я считаю жизнеутверждающей, на ту часть молодежи, которая оказалась как бы в вакууме. То есть пытаюсь активно участвовать. Ведь все эти дешевки — политики, вербующие «рекрутов» для своих дремучих идей, все эти психотропные препараты, алкоголь — все это реакция на растерянность. А вообще, сейчас ведь столько реальной возможности для свободного развития людей...

АФРИКА ПРОЩАЕТСЯ

Разговор стал уходить в область компьютеров, которые, как считает Африка, создадут возможность для свободного общения людей, но это вопрос отдельной темы, как и вопрос о его политической деятельности, художественной и т. д. Диктофон остановился. Кассеты все кончились. Слова закручиваются в протуберанцы. Африку можно слушать — не переслушать, но тем более хорошо, что это все очень интересно:

— Короче. Дело к ночи. Давай, приезжай еще. Перцовку привози вашу. Поговорим еще...