Идентичность, история, язык. Как нам победить?

К «плюсам» нынешнего Книжного Арсенала, без сомнения, следует отнести его заангажированность в реалиях современного исторического момента. Ряд круглых столов и панельных дискуссий были посвящены актуальным проблемам внутренней и внешней политики воюющей страны, в частности вопросам информационной безопасности, гуманитарным стратегиям, представлению позиции Украины за рубежом и тому подобное. Участие в обсуждениях приняли авторитетные отечественные и иностранные эксперты. Очевидно, без этой части программа книжного форума, которая также была насыщена другими интересными и необходимыми мероприятиями сугубо творческого, художественного направления, все же была бы неполной и напоминала бы попытку создать «параллельную реальность».

ЧЕРЕЗ ИДЕНТИЧНОСТЬ — К УНИВЕРСАЛЬНЫМ ЦЕННОСТЯМ

Поводом для содержательного разговора, в частности, стало обсуждение книги Карла Шлегеля «Украинский вызов» (см. рецензию «Откровенно о нас: книга, которая открывает глаза» в №70—71 от 21—22 апреля н. г.), которая, по свидетельству директора издательства «Дух і Літера» Константина Сигова, уже стала своеобразным ориентиром для тех западных экспертов и политиков, которые стремятся разобраться в ситуации, сложившейся в нашей стране. В рамках дискуссии был представлен русский перевод книги.

«На «Арсенале» - настоящий праздник книги»

Один из участников дискуссии, доктор философских наук, исполнительный директор Международного фонда «Відродження» Евгений БЫСТРИЦКИЙ анализирует путь Украины к модерности. На мой взгляд, для украинской ситуации свойственна дилемма выбора между ориентацией на универсальные ценности (в частности, европейские) и отстаиванием своей уникальности, любви к родному языку и земле.

«Сейчас мы переживаем период становления украинской идентичности, — рассуждает  Евгений Быстрицкий. — Речь идет о параллельном формировании даже двух идентичности и мы можем наблюдать это, в частности, по ассортименту книг, представленных в этих залах. Одна идентичность — национально-культурная, именно поэтому большинство книжек здесь посвящены культуре, истории, гуманитарным вопросам. Но в то же время очень мало изданий о science, о научной рациональности. Вторая идентичность — гражданско-политическая. Она формируется по установкам Майдана, который сориентировал нас на европейский выбор, на «психологическую Европу» (концепт Николая Хвылевого, — редактор), движение подальше от Москвы. Следовательно, речь идет о дилемме сочетания, с одной стороны, общественной рациональности, ориентированной на право и этические нормы, универсальные свободы человека, а с другой стороны, формирования и укоренения стабильной украинской идентичности, которая не поддается целерациональной рационализации. Эта дилемма сегодня существует как вызов. Оказывается, этнокультурная идентичность будет почти всегда объективироваться в форме противостояния, но очень редко — в форме коммуникации. В гибридной войне противостоят именно культурные миры. Убежден, в настоящее время мы находимся на фронте отстаивания своей национальной независимости, национальной идентичности, принадлежность к которой как раз дает человеку свободу и прорыв к универсальным ценностям».

ЕВРОПЕЙЦЫ ИЛИ ЕВРОАЗИЙЦЫ?

В то же время диссидент, сопрезидент Ассоциации еврейских организаций и общин Украины (Ваад Украины) Иосиф ЗИСЕЛЬС отстаивает мнение об особенной цивилизационной идентичности Украины, которую не очень понимают на Западе. «Украина — это первый случай, когда от российской, советской империи откалывается большой 45-миллионный народ, причем славянский и православный, — рассуждает Иосиф Зисельс. — С другой стороны, наш опыт — аналогичен опыту других стран, которые откололись от имперского айсберга и пошли по самостоятельному пути. Здесь возникает необходимость применять определенные модели, хотя это и непросто. Поскольку модель цивилизационной идентичности несколько условна, она способна ответить на многие вопросы. По моему мнению, мы имеем дело с двумя разными цивилизационными идентичностями. Украина в течение своей истории находилась между двумя мощными центрами идентичности — европейским и евразийским. Они оба влияли на Украину, потому наша идентичность смешанная. Путь в Европу предусматривает изменение системы ценностей. Опыта же «перевоспитания» такого великого народа с системы евразийских ценностей в систему европейских ценностей почти нет. Когда в Украину приезжают европейцы, они видят что-то знакомое, ведь у нас есть и европейские черты, и потому пытаются экстраполировать свою идентичность на нас. Но как тогда объяснить отличия? Возможно, это «болезнь» — в таком случае, необходимо найти «лекарства». Или же говорят о темпоральном сдвиге — мол, мы делаем то же самое, только позже. Через образование политических наций Европа прошла в ХІХ веке — в Украине же историки, антропологи, социологи имеют возможность наблюдать этот процесс сегодня, потому наш пример такой интересен. В то же время, по моему мнению, все наши неурядицы, неудачные попытки реформ, наш государственный строй не являются случайными — они образованы нашей смешанной моделью идентичности».

По мнению Иосифа Зисельса, украинская идентичность создавалась на протяжении столетий под воздействием разнообразных факторов, в частности климата и рельефа местности. Среди ее «кирпичиков» Зисельс выделяет отношение социума к институту религии. Если для европейцев в этом вопросе более важным является рациональный фактор (закон), то для нас     — иррациональный (вера). Как заметил другой участник дискуссии писатель и преподаватель НаУКМА Владимир Ермоленко, традиция противопоставления этих двух аспектов религии достигает еще по меньшей мере ХІ века — уместно вспомнить, в частности, «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона. Другие маркеры нашего отличия от европейцев — отношение к свободе, семье, окружающей среде, путь к формированию правового общества. (Подробнее о концепции цивилизационной идентичности читайте в интервью Иосифа Зисельса «І ти колись боролась, мов Ізраїль...» в №195—196 от 28—29 октября 2016 года).

Сам же автор, немецкий историк, профессор Карл ШЛЕГЕЛЬ, книга которого была центральным пунктом обсуждения, никаких сомнений относительно евпропейскости Украины не имеет. Его уверенность укоренена в украинской истории, в частности в преемственности Киевской Руси относительно Византии. Акцентируя внимание на способности украинской культуры хранить в своих недрах наследие других культур, на ее «многослойности», он называет Украину «Европой в миниатюре».

По мнению Карла Шлегеля, Германия сегодня имеет особую ответственность перед Украиной. «Во время войны мой отец находился на восточном фронте, в Украине, хотя и рассказывал об этом немного, — вспоминает немецкий историк. — Это был один из мотивов, которые побуждали меня обратиться к истории Восточной Европы. Очень важно, чтобы в Германии поняли, что Россия — это не все. Главным плацдармом немецких преступлений, включительно с Холокостом, были Украина и Беларусь. Мы должны отказаться от имперского и колониального виденья Украины. Важно, чтобы как можно больше европейцев, западных журналистов приезжало сюда, чтобы увидеть ситуацию собственными глазами».

ПРОШЛОЕ КАК ОРУЖИЕ

Познавать Украину — прежде всего в интересах самих европейцев, ведь в условиях глобального мира «чужой» войны нет, потому события, которые происходят здесь, могут в ближайшей перспективе повлиять (собственно, уже влияют) и на западные страны. Директор Национального института стратегических исследований Владимир ГОРБУЛИН, который на Книжном Арсенале представлял коллективную монографию «Мировая гибридная война: украинский фронт», убежден, что никто и никогда не может предусмотреть, когда гибридная война начнется и когда она закончится.

«Гибридная война может возникать и развиваться на наиболее отдаленных участках земной поверхности,            — считает Владимир Горбулин. — В гибридной войне нет победителей. Можно добиться успеха, но победить        — невозможно. Впервые непосредственные признаки гибридной войны появились, по-видимому, в 1945 году, когда СССР и Запад вступили в период т. н. Холодной войны. Стороны конфликта начали использовать не сугубо военные методы противостояния, а прежде всего средства информационной войны. Сегодня же мировая гибридная война идет на всех фронтах — в экономической, политической, военной и, что самое важное, гуманитарной сферах. Россия привлекает огромные финансовые ресурсы для того, чтобы поссорить США и ЕС, чтобы увеличить количество и влияние евроскептиков и тому подобное. Нас ожидает длительная борьба за свою независимость и суверенитет».

Одной из центральных тем монографии является национальная память. «Никогда до сих пор история и как школьный предмет, и как наука не использовались в качестве инструмента войны, — считает Владимир Горбулин. — Россия делает это сегодня. Убежден, что это грех, который взяли на себя руководители РФ». Отметим все же, что грех этот московские руководители брали на себя и раньше — со времен Ивана Грозного и до т. н. дела Погружальского они делали это неоднократно, о чем «День» опять же неоднократно писал еще задолго до начала агрессии в Крыму и на Донбассе.

По мнению Владимира Горбулина, украинцы сегодня готовы защищать свою независимость и ключевой предпосылкой для успеха в этом деле является единство украинского народа, к которому мы, хотя и не простыми путями, но все же упорно продвигаемся. Зато для России угрозой является отсутствие виденья целостной стратегии собственного развития. «Убежден, и мы пишем об этом в книге, что тот хаос, которого так хочет Путин, используя гибридные методы не только против Украины, но и против всего мира, в конечном итоге приведет к ситуации, когда все преимущества, которые сегодня обеспечивает непрогнозируемость его действий, в конечном итоге обязательно сторицей обернутся против самой России, — рассказывает Владимир Горбулин. — На этом все претензии России на возвращение собственного величия могут завершиться, а наибольший удар почувствует правящий класс».

ВМЕСТЕ — ПРОТИВ ГИБРИДНЫХ УГРОЗ

В то же время соучредитель Украинского института будущего, политтехнолог Тарас БЕРЕЗОВЕЦ, который также принял участие в обсуждениях, считает, что Запад недооценивает угрозы, которые несет Россия. «Вмешательство в выборы в США, Франции, в будущие выборы в Германии, приведение к власти своего кандидата в Молдове, — перечисляет он гибридные «достижения» России. — Мы видим, что они курируют огромное количество проектов. И Марин Ле Пен, и партия «Атака» в Болгарии, и «Йоббик» в Венгрии — все это части огромной «кгбшной» машины, которая продолжает свободно существовать на территории Европы. В мировой гибридной войне Украина, по сути, столкнулась с угрозой лицом к лицу. Как известно, сегодня существует неформальное эмбарго на снабжение нашей страны любыми видами оружия. Но методы, которые Россия использует против Украины, являются универсальными и потому, без всяких сомнений, будут применены ею и в других странах. В частности, прямая угроза сегодня существует для Беларуси, Казахстана, Латвии, Эстонии и т.д.».

Заместитель министра информационной политики Украины Дмитрий ЗОЛОТУХИН считает, что в течение последних месяцев уровень осознания важности гибридных угроз среди заграничных партнеров Украины существенно вырос. Состоялся важный перелом, в частности начали работу соответствующие институции: центр противодействия гибридным угрозам, который учредили в Финляндии страны-члены ЕС и НАТО; Центр противодействия терроризму и гибридным угрозам в Чехии; органы стратегической коммуникации в странах Балтии. Очевидно, украинский опыт противодействия агрессии России должен стать основой для исследований, которые будут осуществлять эти структуры.

По мнению исполнительного директора Центра общественных отношений, политического эксперта Евгения МАГДЫ, распространение нашего опыта противостояние российской агрессии делает обоснованной борьбу, которую ведет Украина, и хотя бы частично компенсирует те огромные человеческие, инфраструктурные и другие потери, которые мы понесли. В то же время, как считает эксперт, гибридная агрессия России в значительной степени стала возможной благодаря ошибкам во внешней и внутренней политике, допущенным самой Украиной. «Должны понимать, что сегодня для дестабилизации ситуации внутри страны враг может использовать демократические механизмы», — предостерегает Евгений Магда.

В ПОИСКАХ ПРАВИЛЬНЫХ СЛОВ

Очевидно, одним из таких механизмов является борьба за «правильные» слова и против т. н. «языка вражды» (англ. hate speech), который масштабно развернулся на украинских поприщах именно в течение последних лет. Некоторые «эксперты» зашли так далеко, что уже и украинских военных, по их мнению, журналисты не могут называть «нашими», чтобы не нарушать принцип «объективности». На Книжном Арсенале проблему обсудили во время дискуссии «Язык вражды в литературе и медиа».

Следует сказать, что запрещение государством слов, даже наиболее неприятных, — достаточно неуверенный путь. Собственно, действительно ли он отвечает принципам демократии, вопрос дискуссионный. Граница, перейдя которую, мы уже имеем дело с цензурой — очень тонкая. Не удивительно, что даже в Германии, где уголовным кодексом предусмотрено до пяти лет лишения свободы за отрицание преступлений нацистов, новые законодательные инициативы, направленные в частности против ненависти и травли в соцсетях, вызывают острые дискуссии. Ситуация фактической войны, по-видимому, единственный случай, когда «языковые» ограничения можно без сомнения оправдать. Но в Украине, призывая к запрету «языка ненависти», имеют в виду преимущественно вовсе не враждебную пропаганду.

Обозреватель издания «Фокус» Милан ЛЕЛИЧ считает, что медиасреда в настоящий момент находится в поиске адекватных понятий и правил, которые позволили бы описать новую реальность, в которой оказалась Украина в течение последних лет. По его мнению, лексику приемлемую для соцсетей, не всегда уместно применять в прессе. «Можно ли их называть «террористами»? — рассуждает Милан Лелич. — А если у него не автомат, а палка — это террорист или нет? «Сепаратист» — нормальное слово? Как будто, да. А «сепар»? «Сепар» — уже, по-видимому, нет. Такие «дебаты», которые приводят к грандиозным беспорядкам в медиасреде, меня больше всего отпугивают своей тоталитарностью. Кажется, они направлены на то, что «остаться должен только один» — лишь одна «правильная» точка зрения, единственный «кодекс», обязательный для каждого медийщика. Мне же кажется, что имеют право на существование разные подходы, хотя некоторых из них я и не воспринимаю. Например, не могу согласиться с Анастасией Станко, которая считает, что людей, воюющих против Украины на Донбассе, нельзя называть террористами. Часто, если ты стараешься довести что-то до абсолюта, оно в конечном итоге превращается в свою противоположность. Борьба за ультратолерантность может привести к радикальному сужению свободы слова. У нас впереди еще много разнообразных дискуссий по этому поводу, но я уверен, что мы никогда не придем к общей точке зрения. И это, на самом деле, хорошо».

По мнению писательницы Евгении ЧУПРИНЫ, социальной группой, которая испытывает наибольшие притеснения, являются творческие личности «Нам не позволяют ненормативную лексику, не разрешают «язык ненависти», который трактуют очень широко, запрещают эмоции, сексизм — вообще ничего нельзя, — возмущается писательница. — На «Фейсбуке» ты пишешь слово «москаль» и тебя банят за это на месяц! Но давайте посмотрим на классику, которую изучают в школах дети. Скажем, у Тараса Шевченко встречается слово «жид» — в его времена оно не считалось обидным. Получается, сегодня мы должны цензировать Шевченко? Если же посмотреть на классические произведения украинской литературы с точки зрения сексизма, нам вообще читать ничего не останется. В США борцы за права афроамериканцев нашли своего главного врага — писателя Марка Твена. Сегодня из его произведений вырезают слово «ниггер». Покойного писателя Олеся Ульяненко обвиняли в порнографии. Сначала его травили «правые», а затем, получив микроинсульт, он вынужден был отвечать на инвективы «демократического» сообщества. Возможно, стоит спокойнее реагировать на слова писателей и помнить, что любой «язык ненависти» имеет свою причину и пока не устраним ее, не сможем побороть ненависть».

О ПОБЕДЕ БЕЗ НЕНАВИСТИ

Кажется, что ключевой вопрос, который в ходе разговора так, к сожалению, и не был затронут — а в чем, собственно, заключается «добавленная стоимость» концепции «языка вражды»? Ведь львиной доли случаев, которые обсуждали спикеры, можно было бы избежать, если бы отечественные СМИ более тщательно осуществляли фактчекинг. А во многих случаях эта важная обязанность медиа, будем откровенными, вообще игнорируется. Следовательно, речь идет скорее об ответственности журналистов за распространение фейков, а не о «языке ненависти».

Защитники концепции отмечают то, что hate speech почти неминуемо приводит к насилию относительно группы, против которой он направлен, потому, например, не допустимо в информационных сообщениях указывать национальность преступника. Однако не будет ли такой шаг журналиста преднамеренным искривлением действительности, ведь известно, что преступные группировки нередко формируются именно по этническому принципу, следовательно, эта информация является социально значимой. В конечном итоге, в информационную эру скрыть что-нибудь почти невозможно, а когда аудитория узнает о такой попытке, это лишь усилит желание мести. Следовательно, стратегия умалчивания здесь, очевидно, не является оптимальной.

Писатель Сергей ЖАДАН называет себя противником «языка ненависти», хотя и признает закономерным его распространение в воюющей стране. По его мнению, перенесение агрессии с ненавистного, но недосягаемого врага на своих сограждан (переселенцев, русскоязычных, украиноязычных, «ватников», «вышиватников» и тому подобное), которые, невзирая на все расхождения, находятся с той же стороны фронта, является крайне неконструктивной позицией.

«Понятно, что когда ты видишь людей, пришедших из другой страны и убивающих твоих сограждан, пытаясь одновременно оправдать свои действия, у тебя это вызывает не желание достичь взаимопонимания, а ненависть, — рассуждает Сергей Жадан.           — Недавно мы проводили акцию в поддержку ученого Игоря Козловского, которого уже полтора года держат в заложниках. Он — заложник нашей свободы, именно благодаря ему мы можем сегодня свободно собираться и говорить в частности о «языке ненависти». Люди, которые его держат, — террористы, потому что захват заложников — это метод террористов. В то же время, по моему убеждению, «язык ненависти» — это язык слабых, проявление истерики и неуверенности в себе. Это защитная реакция, попытка победить врага его же методами и ненавидеть его еще больше, чем он ненавидит тебя. Считаю, что мы, украинцы, ставшие объектами оккупации и агрессии, не должны пытаться превзойти россиян в их лжи и манипуляциях. Мы не начинали эту войну — защищаем свою землю, свои ценности, своих сограждан. Убежден, что украинцы должны просто называть вещи своими именами. Враг — это враг, а оккупант — это оккупант...».

***

Анализ отечественного публичного пространства свидетельствует о тревожной тенденции — слишком часто украинцы склонны делать выбор, отвечать на важные для себя вопросы некритически, руководствуясь рецептами «экспертов», в том числе — «западных», «европейских». С одной стороны, такой подход оправдан, ведь Украина и является частью Европы, а вызовы, с которыми мы столкнулись, невзирая на их остроту и драматизм все же не являются абсолютно новыми, а следовательно ответы на них стоит искать в недрах европейской культуры, политической и социальной мысли и т.д.

В то же время не стоит забывать о том, что любые «универсальные правила» — это всегда только лишь предположение, проект, который предусматривает дальнейшее совершенствование и развитие. Если бы окончательные ответы существовали, целый ряд научных и философских дисциплин потерял бы свое значение. Вспоминается, марксизм как-то уже провозглашал «конец философии», но в конечном итоге такой взгляд пришлось пересмотреть. К сожалению, как показывает история, за попытки найти «окончательные ответы» очень часто приходится платить высокую цену.

Собственно, оказавшись в сложной ситуации, люди склонны искать советы именно в истории. На протяжении последних лет Книжный Арсенал демонстрирует, что украинское общество имеет большой запрос на правдивую, переосмысленную историю. Для нас самым ярким свидетельством этого является неизменный спрос на историческую литературу из Библиотеки «Дня». Чтение — наиболее оптимальный способ развивать способность мыслить самостоятельно, а следовательно лучшее «противоядие» от любых манипуляций и коварства врага.