Истинное большинство

Обращение В. Шкоды к образу Сократа в статье «Об истине и большинстве» («День», №88) я прежде всего воспринимаю как эмоциональный фактор. В любом другом варианте утверждение о том, что Сократ «много на себя брал», выходит за рамки собственно философии и, во всяком случае для меня, не могло бы быть предметом обсуждения.

Однако эмоции — это один из мотивов творчества, пусть и не самый главный. А что такое творчество, как не служение Истине? Вот ради этого, я надеюсь, В. Шкодой и изложен ряд соображений, которые, в свою очередь, не могут оставить меня равнодушным. В таком аспекте не столь важны подробности земного бытия человека, тем более что они могут быть мифологизированы. А в этом случае, скорее всего, это так и есть. Взять хотя бы пример, который ближе к нам на 1800 лет — Жанна д’Арк, относительно которой имеется целая контрлитература, утверждающая, что она вообще не существовала. Но ведь Франция встала с колен в 1429 году? А вот это опровергнуть никакие писания не в состоянии.

Таким образом, как это ни прискорбно для нас с вами, пребывающих в некотором эмоциональном состоянии, существует критерий истины, который есть практика. Если кому-нибудь не по вкусу этот марксистский тезис, то в данном случае вполне применим и прагматистский: «истинно то, что работает». Этими двумя близкими между собой критериями, собственно, и исчерпывались долгое время определители истины. Такая скудость есть, по- видимому, следствие того, что истина, будучи категорией, на месте субъекта суждения неконструктивна. Совсем другое дело, когда это понятие используется с налетом предикативности, например: «истинное мнение», «истинность суждения», «истинная доблесть» и т.д.

Итак, практика, точнее, чему и сподобилась философская мысль ХХ столетия, — «праксис». Хотя это греческое слово и означает «практику», но оно есть шаг вперед; это есть семантическая передача того, что мы сами представляем собой часть изучаемого нами мира и поэтому не можем создавать свои теории каким-то беспристрастным образом. Вот тут-то и всплывает понятие большинства. Мы-то (ораторы) всегда по определению вначале пребываем в меньшинстве. Пока — в меньшинстве. А эта экзистенциальность невыносима для интеллекта, и преодолеть ее есть только один путь — говорение. Оно (в широком смысле) и есть единственный способ перепрыгнуть пропасть между «меньшинством» (одиночеством по большому экзистенциалистскому счету) и «большинством». Кстати, принуждение, атрибут диктаторов, — тоже говорение, хотя бы в виде инструктажа палачей. Но вернемся к большинству. Ведь вопреки эмоциональности статьи, он, Сократ, и подчинился его мнению! Это следует подчеркнуть на всякий случай для тех, кто, возможно, не разглядел объективный смысл статьи.

Приведенное в статье изречение Черчилля «демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных» есть парадоксальное выражение сухого философского тезиса о том, что истина всегда конкретна и нет абсолютной истины. В этом смысле показателен мрачный феномен Адольфа Гитлера. Хотя бы потому, что (как вы считаете?) большинство немцев было против автобанов, фольксвагенов и украинского чернозема, или нет? Однако безжалостная практика перечеркнула тогда это мнение «большинства». Как украинец только и могу сказать по этому поводу — «Слава тебе Господи!» Вот, собственно, и найден выход из ситуации: ответственна ли демократия за порожденный ею нацизм или нет? Если демократия — власть большинства, то практика и поступила с нацизмом как поступила, поскольку не-немцев в мире, взятом как целое, все-таки намного больше.

И еще. Насчет «кабинетных умников с истиной в кармане». Да, 20 млн. членов КПСС «испарились» фактически чуть ли не в один день. Но на самом деле это не такая уж потеря для международного коммунизма. Ведь в одной компартии Китая 60 млн. членов, а ведь есть еще Куба, Вьетнам, Северная Корея. Здесь практика пока не столь категорична, как в предыдущем случае. Видимо, потому, что на практике еще далеко не ясно: чей это крах — коммунизма или СССР? Сейчас любой ответ на этот вопрос был бы легковесным. Со временем практика сама расставит все по местам. Хотя, конечно, отсюда не следует, что философы должны ожидать этого, сложа руки. Есть смысл работать на «упреждение». Если не мы, меньшинство, то кто же будет хотя бы по кирпичику складывать многострадальную и истинную общенациональную идею, платформу грядущего большинства?