Как прекратить жить в режиме имитации

Чрезвычайной важности информация, по крайней мере для «Дня». C недавних пор в Ирландии начали преподавать выборочный курс введения в философию для школьников. Президент Ирландии Майкл Хиггинс объяснил, что преподавание философии в школах и промоция ее в обществе необходимы, чтобы предоставить возможность гражданам «отличать правдивый язык от иллюзорной риторики». Об этом он сказал в прошлом году во время мероприятий по случаю празднования Международного дня философии в своей резиденции в Дублине, сообщает газета The Irish Times. По мнению президента Ирландии, распространение на всех уровнях общества инструментов, языка и методов философского исследования может стать важным элементом долгосрочного и целостного ответа на современные вызовы общества «постправды» со свойственным ему антиинтеллектуализмом и популизмом. Хиггинс верит, что глобальные проблемы современности — от климатических изменений и до массовой миграции — делают крайне актуальными философские добродетели критического мышления и рефлексии, а также этические исследования. К слову, жена президента Сабина Хиггинс, которая изучала философию в университете, стала патроном вновь созданной организации Philosophy Ireland, призванной способствовать распространению философии в обществе.

В Украине знакомство широкого круга с философией ограничивается в основном обязательным курсом в университете. К сожалению, только в редких случаях талантливым преподавателям удается приобщить студентов к дальнейшему самостоятельному углублению в эту сферу. В то же время газета «День» давно и последовательно способствует распространению философского знания. Длительное время в издании выходила специальная рубрика «Лавка философа», которая стала трибуной для интеллектуалов.

Продолжая традицию, предлагаем вниманию читателей беседу с заведующим кафедрой философии и гуманитарных наук Винницкого национального технического университета, профессором Киевского национального университета им. Т. Шевченко, основателем и главным редактором журнала Sententiae, переводчиком с французского и латыни, доктором философских наук, профессором Олегом ХОМОЙ.

ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»

— Олег Игоревич, во время нашего общения накануне интервью вы высказали мнение, что одним из приоритетов Украины сегодня должно быть создание «культурного слоя» — мол, мы теряем уникальный шанс творить, которого в будущем может уже не быть. Что вы имели в виду?

— Когда человек в течение длительного времени имеет ограниченный жизненный опыт, он лишается способности обобщать — видеть за явлениями вокруг что-то большее, чем просто явления. Я достаточно долго занимаюсь философскими переводами. Важность этого дела стала понятной для меня сразу. Логично было допустить, что украинизация философии и образования в целом будет системной на всех уровнях. Вместе с тем все большей становилась нехватка такого движения в унисон — не хватало ощущения подлинности того, что происходит. Чтобы поменять герб и флаг, много времени не нужно. Но кроме внешних атрибутов, строительство государства имеет и внутреннее измерение, которое обеспечивает стабильность. Речь идет о реальных делах, которые ложатся в основу этого нового проекта. В настоящее время имеет место катастрофическая нехватка таких дел.

Ситуация последних 25 лет — очень показательная. Мы, как образовательное сообщество в целом, преподаем, выдаем дипломы — якобы осуществляем извне что-то похожее на учебный процесс. Но наше «творчество» сводится обычно к методическому обеспечению этого процесса учебниками, потому что их издание финансируется. Очень часто учебники эти являются компилятивными — один переписывается из трех предыдущих. Соответственно интеллектуальный вес такой книги нулевой, ведь ее авторы обычно не являются настоящими специалистами.

Четким тестом на подлинность в нашей сфере являются философские переводы. Философа трудно поймать «на горячем» — он всегда может сказать: «Я так думаю. Это мое глубокое убеждение». И хоть в действительности критериев определения «философской графомании» предостаточно, они касаются преимущественно профессиональной оценки, а вот в публичном пространстве уже могут восприниматься едва не как насилие над «творческой личностью». Зато перевод — вещь более «материальная». Здесь имеем очень конкретные критерии оценивания, считаясь хотя бы с огромным количеством «мелких фактов», которые должен знать переводчик. Если ты не в состоянии написать комментарий к классическому тексту или перевести термин в то или ином контексте, это сразу бросается в глаза. Философский труд вообще требует множества знаний, как специально теоретических, так и полностью конкретных: филологических, исторических, экономических, связанных с точными науками и тому подобное, но перевод лучше всего, по моему мнению, подчеркивает нехватку таких знаний.

Во времена СССР на украинский язык можно было переводить художественную литературу, но философскую — ни в коем случае. В свое время я с удивлением узнал от коллеги, которая училась в Московском университете, что студенты там могли еще на переломе 1970—1980-х свободно брать в университетской библиотеке дореволюционные издания Ницше. В Киеве для этого нужно было получить спецразрешение (не раньше, чем на ІІІ курсе), и, конечно, доказать людям в гражданском, что ты «достоин» такой большой ответственности. Чуть ли не единственный украинский перевод, который вышел после Расстрелянного возрождения, это произведения Маркса и Энгельса. Академик Мирослав Попович рассказывал, что перед редакторами поставили задание подсчитывать количество слов — в украинском переводе оно должно было равняться количеству слов в русском. В конце концов это было несложно, ведь переводили именно с русского языка, а не с оригинала.

«ПОКА «МЕТАФИЗИКА» АРИСТОТЕЛЯ НЕ ПЕРЕВЕДЕНА НА ОПРЕДЕЛЕННЫЙ ЯЗЫК, ЭТОТ ЯЗЫК НЕ МОЖЕТ СЧИТАТЬСЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО КУЛЬТУРНЫМ»

— Когда Украина получила независимость, переводы начали поддерживать иностранные посольства, фонды, в частности фонд «Відродження». Казалось бы в 1990-х — в начале 2000-х мы пережили настоящий бум философских переводов. Но появился вопрос качества. Результаты были очень разными, как это всегда бывает, когда речь идет о конъюнктурной волне. Показательно, что когда ближе к 2010 году грантовый поток обмелел, ни один импульс изнутри ему на смену не появился. Мы якобы имеем государственные институты, призванные обеспечивать качество образования, но в конечном итоге все сводится к ритуальным фразам. Сколько бы не было министров — регрессивных или прогрессивных, промосковских или прозападных — в этом контексте все они для меня приблизительно одинаковые. В течение 2015—2016 гг. в Украине создается Институт книги, что является весьма позитивным явлением. Но, судя по обнародованному проекту его Устава, опять планируется создание дирижистской (по сути — чиновнической) структуры, поскольку об экспертных комиссиях там не упомянуто вообще, зато именно они должны составлять сословную основу такой структуры! Говоря в шутку, в нашем Уставе нет ничего, что не значится на сайте аналогичного польского Института, созданного в 2004 году. Конечно, на сайт французского Национального центра книги, созданного еще в 1946-м, никто зайти не додумался. Чего ожидать от структуры, где директор и маленький Наблюдательный совет должны охватить своей мудростью все аспекты книгоиздания — вопрос риторический. Еще один маленький, но красноречивый пример нашего «державотворчества».

Было бы невежественно не вспомнить о позитивных явлениях: львовский «Форум издателей», «Книжковий Арсенал» растут год от года. В 2016 году был проведен конкурс профессиональных премий по философии. Кроме того, впервые состоялся очень сложный (прежде всего с технической точки зрения) конкурс философских переводов. Все это было организовано как общественная инициатива, которая также свидетельствует о структуризации общества. Но какие бы усилия не прилагало общество, оно никогда не сможет реализовать что-то вроде государственной программы философского книгоиздания. Мы будем оставаться культурно и интеллектуально беззащитными, если на украинском языке не будут разговаривать Гегель, Аристотель и десятки других авторов. Пока «Метафизика» Аристотеля не переведена на определенный язык, этот язык не может считаться действительно культурным. Мы можем прочитать Аристотеля на английском, русском или даже в оригинале — на греческом. Но вопрос не в этом. Пока украинский язык не «переварил», не усвоил, не сделал своей «Метафизику», он не прошел серьезного испытания и потому остается неполноценным.

Конечно, трудно познать предел индивидуального героизма. Так Виталий Терлецкий переводит «Пролегомены» Канта и пишет к ним фундаментальное предисловие, разрабатывает чрезвычайно взвешенную систему терминологии. Фактически он создал шедевр в пределах обычной грантовой программы. К слову, грантовая программа преимущественно рассчитана на год. За это время ты можешь сделать шедевр или глупость — для заказчика это не очень важно, его устроит любой вариант. Цель же должна заключаться в том, чтобы эти усилия не были спорадическими, чтобы мы имели систему. Для чего существует вся громадная образовательная структура с министерством и университетами, если она не способна обеспечить качественные принципы для собственного функционирования?

Как в Украине организован процесс знакомства с современной западной исследовательской литературой? Какие первоисточники мы можем предложить нашим студентам? Это — главные вопросы, для решения которых необходимо направлять ресурсы. Следует разрабатывать соответствующие стандарты, создавать школы. Но все это немногих интересует.

На мой взгляд, речь идет о ярком проявлении нашей постколониальной ментальности, незрелости. Это симптом ребенка, который впервые оказался сам дома. Но у нас такое состояние длится уже 25 лет. Создается впечатление, что мы абсолютно не способны взять на себя ответственность за собственную жизнь. В закоулках нашего подсознания продолжает жить мысль о том, что кто-то должен нас «накормить», дать кредит. Кажется, мы не осознаем, что эта жизнь в режиме имитации и формализма будет иметь грустные последствия. Это культурная искусственность, большой «мыльный пузырь», и немногие понимают, что жизнь следует наполнять реальным содержанием.

Почему иностранные посольства финансируют наши переводы, а родное государство хитро решило, что таким образом просто «распределило» свои обязанности?

— Здесь напрашивается аналогия с ситуацией, которая сложилась вокруг волонтерского движения...

— Именно так! Мол, если люди заботятся об армии, то пусть так и будет, а мы будем наслаждаться приятными аспектами процесса управления. Стратегическое планирование? Но кому оно нужно. Временная психология, усложненная постколониальным синдромом безответственности, до сих пор является нашей реальностью. Невзирая на все события последних лет! Честно говоря, не очень представляю, каким образом при таких условиях можно реформировать образование в нашей стране. Не хватает процесса целенаправленной перестройки. Ведь каждое общество существует ради определенной цели. И в лице государства, гражданского общества оно планирует шаги для ее достижения. Кто не строит себе крепкий фундамент, не сможет удержаться в современном мире.

«РАЗВИТИЕ ИНОГДА ДОЛЖНО  БЫТЬ ПОШАГОВЫМ: ОТ ОДНОГО МАЛЕНЬКОГО УСПЕХА К ДРУГОМУ»

— Очевидно, для любой постколониальной страны одной из ключевых является проблема элиты. Каким вы видите ее решение?

— Сложный вопрос. Мы видели попытку «десантировать» в правительство иностранцев, которые должны были занять место той элиты, которой сегодня нам так остро не хватает. Не вышло — организм их не воспринял, как не воспринимает пересаженные органы. Не потому, что организм или органы плохие — просто это биология.

— Нужно выращивать собственную?

— Нужно. Не последним фактором здесь является патриотизм. Некоторые люди готовы работать при отсутствии любых других мотивов — только ради того, чтобы сделать что-то для своей страны. Понятно, что у иностранца, если он не святой и не любит Украину на генетическом уровне, такой мотив будет отсутствовать.

Элиту невозможно заменить сразу. Но если бы мы создали больше социальных лифтов, вполне возможно, что и в нынешнем обществе можно было бы найти необходимых людей. Пока еще мы этого не наблюдаем. Мне кажется, элита будет выращиваться в процессе. Я не ожидаю слишком радикальных перемен к лучшему. К худшему — может быть, ведь для этого большого ума не нужно. А, возможно, проснуться завтра в идеальном обществе и не было бы для нас наилучшим выходом — можем просто не выдержать шок. Развитие иногда должно быть пошаговым: от одного маленького успеха к другому. Главное здесь — непрерывность продвижения, которая, согласно математике, на определенном этапе непременно приведет к росту и темпов, и масштабов. Но вначале для этого необходимы активное участие, усилия, осознание значимости того, что ты делаешь, энтузиазм. Необходимо создавать точки роста. В настоящее время они кое-где возникают усилиями отдельных энтузиастов, но системной работы нет.

Сфера образования — очень зависима. Когда она остается на произвол судьбы, то начинает загнивать, ориентируясь не на суровые общественные критерии, а на собственные — деградированные. А отсутствие заданий перед образованием происходит от отсутствия заданий перед страной.

Ключевой здесь, безусловно, является роль политической элиты. Ответственная элита преимущественно возникает под воздействием внешних негативных обстоятельств, которые заставляют принимать адекватные решения.

— Казалось бы, сейчас именно такой момент?

— Да. Думаю, такой процесс в настоящее время происходит. Но нужно смотреть реалистично и при этом расширять собственный кредит умеренного оптимизма. Недостатки всегда есть и будут. Необходимо видеть и, главное — поддерживать также и позитивные тенденции, хотя бы такие пока слабые.

— Андрей Баумейстер в интервью газете «День» недавно высказал мнение, что такая тенденция присутствует в сфере украинской философии — мол, она переживает ренессанс (см. материал в № 212 от 21 ноября 2016 г.) В то же время этот тезис вызвал немало скептических реакций.

— Эта дискуссия является ярким свидетельством того, что происходит в стране в целом. Аналогичные реакции можно увидеть и в других сферах. Вопрос в том, какой смысл вкладывают люди в это слово. Какой смысл вкладывал Андрей Баумейстер, мне кажется, я понимаю. Но кое-кто считает, что прогресс — это сразу стать чемпионом мира. Таких радикальных изменений, действительно, еще не наблюдаем. Как говорил Ницше, большие события приходят на голубиных лапках.

История дает несколько примеров незаметного прогресса, который потом становится заметным. Один из них — немецкая философия XVII века. О тогдашних немецких философах в ведущих философских центрах никто не знал, хотя это были серьезные исследователи. Ситуация изменилась, когда Лейбниц начал писать свои произведения на французском языке и ездить за границу — о нем начали говорить в определенных кругах. Но настоящий всплеск, который приносит славу немецкой философии, происходит во второй половине XVIII века. Он не возник на пустом месте. Это — результат длительной кропотливой работы многих поколений. Замечал ли Лейбниц изменения в обществе вокруг себя, когда вынужден был ездить за пределы страны и создавать там для себя интеллектуальную репутацию? В Германии он печатался в журнале Acta Eruditorum, который был не очень известным. Его тогдашняя слава — это слава человека, который переписывался с Мальбраншем и имел несколько личных бесед с другими ведущими европейскими интеллектуалами.

Элиту невозможно заменить сразу. Но если бы мы создали больше социальных лифтов, вполне возможно, что и в нынешнем обществе можно было бы найти необходимых людей. Пока еще мы этого не наблюдаем. Мне кажется, элита будет выращиваться в процессе. Я не ожидаю слишком радикальных перемен к лучшему. К худшему — может быть, ведь для этого большого ума не нужно. А, возможно, проснуться завтра в идеальном обществе и не было бы для нас наилучшим выходом — можем просто не выдержать шок. Развитие иногда должно быть пошаговым: от одного маленького успеха к другому. Главное здесь — непрерывность продвижения, которая, согласно математике, на определенном этапе непременно приведет к росту и темпов, и масштабов. Но вначале для этого необходимы активное участие, усилия, осознание значимости того, что ты делаешь, энтузиазм. Необходимо создавать точки роста

Если бы у нас были какие-то небольшие тенденции к лучшему, к «очеловечиванию», так сказать, если бы качественных философских журналов было не один-два, а три-четыре, я бы считал это поводом для настоящей радости. Невзирая на то, что три-четыре журнала для такой страны, как Украина, — это капля в море. Но это была бы четкая прогрессивная тенденция, которая дала бы свой результат через определенное время.

Другой пример, из общественно-политической истории, это Южная Корея. В 1969 году Всемирный банк, что эта страна будет оставаться преимущественно сельскохозяйственной, постоянным реципиентом международной финансовой помощи. Но уже в 1970-ом, если не изменяет память, Южная Корея выдала около 10% роста ВВП, и в течение следующего десятилетия демонстрировала аналогичные темпы.

Говорить о том, насколько все плохо — непродуктивно. К сожалению, в Украине доминирует позиция «капризного оценщика». Похоже на то, что эту критику формулируют не наши люди, а по крайней мере выпускницы института благородных девиц, которые до сих пор жили, как Будда, не зная страданий. Мы живем в этом обществе всю свою жизнь. Рассказывать о том, как все должно быть, может каждый. Вопрос в том, что каждый может сделать, чтоб что-то изменилось. Здесь наши возможности действительно ограничены, и потому любой прогресс, даже небольшой является очень ценным.

Относительно философии, основания говорить о прогрессе, пусть и скромном, действительно, есть. В этом смысле я готов поддержать Андрея Баумейстера. К примеру, в течение последних лет в наших качественных философских журналах (а таких сегодня немного, на мой взгляд, где-то два-три) укрепилась настоящая процедура рецензирования.

Признаком прогресса в украинской философии считаю докторские диссертаций последних пяти лет: Андрей Баумейстер, Вахтанг Кебуладзе, Андрей Богачев, Сергей Секундант и другие. Хотя и локально, к сожалению, но растет качество публикаций, уровень студентов. Скажем, в Киевском национальном университете им. Т. Шевченко в настоящий момент осуществляются очень интересные, новаторские для наших реалий попытки существенно модернизировать учебную программу. Студенты начинают работать с настоящими первоисточниками, с западной исследовательской литературой. Все это важные факторы, но пока говорить о радикальном изменении ситуации рано — качество образования, например, в Польше в настоящий момент существенно выше. Многочисленные философские факультеты в Украине в значительной степени остаются «бумажными».

«НАМ НУЖНО БОЛЬШЕ ФИЛОСОФСКИХ СОБЫТИЙ!»

— Недавно вышел уже четвертый том украинского перевода «Европейского словаря философий». Вы являетесь одним из авторов этого без преувеличения знакового для Украины проекта. Интересно, нашла ли его реализация адекватный отклик в научном, университетском сообществе?

— Следует сказать, что «медовый месяц» Словаря уже завершился. Помню атмосферу 2009 года, которую по уровню подъема, адреналина невозможно было сравнить ни с чем. Первый том словаря — это «бомба», «астероид», который взорвался в атмосфере над Киевом. При относительно небольшом финансировании вокруг издательства «Дух і Літера» собрались авторы и переводчики, которые пригласили в свой круг еще нескольких специалистов. Они сумели создать философско-издательский проект, аналогов которого в истории Украины не было. Без преувеличения, отдельное издательство здесь сработало так, как должен был бы работать упомянутый выше Институт книги. В техническом плане это чрезвычайно сложная работа. Представьте себе, перевести с французского «Словарь непереводимых слов». В нем речь идет о разных языках — каждая статья апеллирует по крайней мере к трем. Французы приводят цитаты из собственных переводов. Но в украинском варианте этих переводов нет!  Мы вынуждены были не только переводить с французского, но и искать греческие, латинские, древнееврейские и другие первоисточники и переводить еще и их. Все это нужно было сделать на должном, качественном уровне, при этом пропустив весь материал через украинские «очки». А еще — написать свои оригинальные статьи, что предусмотрено международным проектом Словаря.

Как я уже говорил, в Украине философские переводы в основном отсутствуют — большинство нашей терминологии заимствовано через сугубо филологический перевод с русского. О каком философе не говори, между ним и нами всегда стоял язык-посредник. Словарь — это попытка его устранить. Конечно, чтобы апеллировать непосредственно к первоисточникам, нужен соответствующий уровень квалификации. Как ни странно, в Украине нашлись такие специалисты.

Если в первом томе система только разрабатывалась, то уже, работая над вторым, пожинали плоды создания эффективной системы. Считаю, что недаром именно «Европейский словарь философий» в 2011 году получил первую профессиональную премию по философии за лучший редакционно-издательский проект (и еще несколько национальных литературных премий, а также международную, украинско-французскую, премию «Сковорода»). Неужели это не свидетельствует о прогрессе украинской философии?

Достижения, действительно, есть, но проблема в том, что их мало. Чтобы заполнить пустоту, в Украине на протяжении года должно выходить хотя бы 10—15 таких качественных переводов. Неужели для страны, где функционирует около двух десятков философских факультетов, это может быть проблемой — каждый подготовил бы по одному! Но здесь ситуация как в анекдоте: «Умеете ли вы играть на фортепиано? Не знаю, не пробовал». Как уже было сказано, наши факультеты в значительной степени являются искусственными, как и многое в нашей стране. Они являются такими не потому, что у нас какая-то особенная судьба, а потому что мы просто не способны пока осознать, что должны делать на своем месте. От нас требуется значительно больше, чем мы даем сегодня. Если мы не готовы к этому, то должны делать что-то с собой, чтобы быть готовыми.

В настоящее время Словарь вошел в «малый джентельменский набор» интеллектуала. Наше философское сообщество сейчас живет так, будто этот словарь является чем-то естественным. Как по мне, это хороший симптом. Если мы привыкли к качественному и воспринимаем его как что-то обыденное, понятное само собой, это значит, что у нас изменился стандарт оценки. Не могу сказать, что Словарь зачитывают «до дыр», но как мощный справочно-эвристический ресурс он уже существует. Используют его и в учебном процессе.

Философское сообщество Украины — очень расслоенное, в частности и с позиции уровня квалификации. Я далеко не всегда доволен тем, какие критерии профессионализма некоторые мои коллеги считают приемлемыми — убежден, что они должны быть выше. Но всему свое время. Очень важно, чтобы тенденция, которую заложил Словарь, не перервалась. Нельзя допустить, чтобы его постигла судьба пускового комплекса для ракеты «Сатурн ІІ», которую американцы использовали для полетов на Луну — большой и дорогой, он остался никому не нужным после завершения программы. Пока что такой угрозы нет, но не нужно сидеть сложа руки.

Нам нужно больше философских событий. Если вспомнить прошлогодние премии по философии, хочу отметить замечательную книгу Виктора Козловского, посвященную Канту. Это — результат многолетних усилий и в самом деле знаковое событие для нашей страны. Сергей Секундант издал книгу о Лейбнице. Следует сказать, что в странах постсоветского пространства таких фундаментальных монографий о Лейбнице не было некогда, вообще! Это — книга на уровне современного западного лейбницеведения, которая содержит оригинальные новаторские идеи. Авторы этих книг писали их в течение всей жизни. Это свидетельствует о том, что у нас пустоты не было — люди работали. Когда ты работаешь в течение десятилетия над масштабным проектом, но результата еще нет, может создаться впечатление, что ничего не происходит — на самом деле это не так.

Продолжение