Наталия ЯКОВЕНКО: «Учебник украинской истории остается бастионом ура-патриотизма»

Наталия Яковенко — доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории НАУКМА, автор нескольких книг, среди которых самые известные — «Паралельний світ: Дослідження з історії уявлень та ідей в Україні XVI — XVII ст.» и «Вступ до історії». Также она является одним из главных авторов новой, так называемой антропоцентрической концепции преподавания истории в школах, вокруг которой до сих пор не утихают жаркие споры ее сторонников и противников.

Большинство трудов Наталии Яковенко не случайно посвящено вопросам и проблемам истории Украины периода раннего модернизма. Это было время глобальных исторических изменений, когда формировался фундамент современности. Как утверждает профессор Яковенко, с течением времени изменяется не история, а взгляды научных работников, методы исследования и пути распространения новых знаний. Если говорить об украинской истории, то остается еще немало таких ее страниц и исторических личностей, знания о которых со временем требуют пересмотра и модернизации, а подчас повторного открытия.

Необходимость модернизации также в целом касается состояния гуманитаристики, которая влияет на состояние культуры и политики в любом государстве. Как по мне, этот тезис очень актуален в настоящее время, когда украинских политиков обвиняют в жонглировании историей, а украинских интеллектуалов — в инертности и молчании.

«РАЗНЫМИ ЯВЛЯЮТСЯ ВЗГЛЯДЫ НА КОНСТИТУЦИЮ 1710 ГОДА И САМУ ФИГУРУ ФИЛИППА ОРЛИКА»

— Наталия Николаевна, в октябре нынешнего года состоялась презентация сборника научных материалов прошлогодней конференции, посвященной 300-летию Конституции гетмана Филиппа Орлика. Как сегодня вы оцените итоги этой очень важной не только для Украины, но и всей Восточной Европы конференции? Что нового она внесла в изучение личности Филиппа Орлика? Что было переосмыслено и какие были введены новые понятия?

— Эту конференцию мы проводили в рамках более масштабной акции, которая проходила уже несколько раз и которую мы в целом называем Ad fontes. На конференции, посвященной Филиппу Орлику, шла речь не столько о его политических взглядах и военно-политической деятельности (хотя, конечно, эти вопросы, учитывая юбилейный статус конференции, тоже нельзя было обойти вниманием), сколько о том культурно-образовательном контексте, в котором он сформировался как политический деятель, мыслитель, автор Конституции 1710 года. Соответственно, в только что изданном сборнике именно этот раздел оказался самым большим. Также сборник содержит материалы, в которых детально проанализированы годы учебы Орлика в Киево-Могилянской академии, то, что он мог здесь увидеть, чему научиться.

Как известно, образование Филиппа Орлика началось в Виленской иезуитской академии, где прошли первые годы его учебы. Сборник содержит доклад, где подробно описано, что представляла собой Виленская иезуитская академия. Очень интересную статью написали и выступили с докладом Максим Яременко и Оксана Прокопюк о еще абсолютно не изученном периоде жизни Орлика, когда он еще не был казаком и не принадлежал к казацкой старшине. По окончании Киево-Могилянской академии, при содействии своего учителя Стефана Яворского, будущий гетман несколько лет работал писарем Киевской консистории. В этот период он ездил в Вильно, осуществлял дипломатические миссии церковного характера. Это очень интересный, неизвестный нам, абсолютно новый материал об Орлике.

Само собой, чрезвычайно интересен материал выдающейся итальянской славистки Джованны Броджи Беркофф. В своей статье она освещает тему непрямого сопротивления, которое в конце XVII — начале XVIII века могла себе позволить Украинская церковь. Идет речь не столько о сопротивлении, сколько о декларации своей инаковости в культуре. Это непрямое сопротивление очень хорошо прослеживается в тех панегириках и материалах, которые издавались и прорабатывались в Киеве. Мне кажется, что этот раздел получился очень удачным. Он значительно углубил наше представление об Академии и о том, что могло значить это учебное заведение в формировании и становлении Орлика.

Сборник содержит отдельный раздел, посвященный Конституции 1710 года. Очень интересна, на мой взгляд, провокативная попытка ориентолога Александра Галенко посмотреть на эту Конституцию как на продукт не западной, а восточной культуры, восточных практик, восточных политических и культурных традиций степных государств. Это все очень спорно, конечно, но сам ракурс очень свежий, неожиданный. И мне кажется, что он далеко не лишен смысла, поскольку корни украинской казацкой политической культуры в Гетманате, по моему мнению, очень сильно замешаны на практиках восточной политической культуры, на восточных пониманиях «добра» и «зла» в политике. Сергей Багро нашел абсолютно неизвестное украинскому читателю исследование итальянского историка прав Джованни Манискалко Базиле, в котором он анализирует Конституцию 1710 года как продукт усвоения или трансляции, реплики протестантских представлений XVI столетия, протестантской борьбы за справедливую власть; представлений о политической справедливости, тирании, об общем договоре и тому подобное.

Из этого видно, насколько разными являются взгляды на Конституцию 1710 года и саму фигуру Филиппа Орлика. Однако самое главное в этом сборнике — свежий взгляд, очень выразительная новация относительно упомянутой исторической фигуры и явления.

— Судя по предыдущим конференциям, создается впечатление, что Могилянка углубляет знания украинской истории о периоде раннего модерна, а также о польско-литовско-украинских отношениях, украинско-османских или украинско-русских. Но, кроме Гетманщины, есть много разных других периодов. С вашей точки зрения, на какие еще исторические фигуры и периоды нужно обратить особое внимание и пересмотреть сложившиеся взгляды историков?

— Реестр можно составить длинный, ведь наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Прежде всего, в Киево-Могилянской академии, так же, к сожалению, как и в Украине вообще, нет науки, которая называется «византология». Есть только отдельные ее ростки: например, в Харькове — Сирочан и Домановский; еще есть в Одессе несколько человек, но этого недостаточно, чтобы, скажем, провести конференцию. Мне это кажется огромным упущением, потому что в Украине не развивается, не культивируется анализ тех связей и того большого культурного контекста, в который была вовлечена Русь, с точки зрения византийской политологии. Киевская Русь сформировалась под знаком византийской культуры, цивилизации, духовности, церкви и тому подобное. Этим вопросам посвящена богатейшая литература. Не уверена, что эта литература вошла бы в библиографический перечень, который составил пару толстенных томов, — это международная проблема. Но, к сожалению, она именно международная, а не украинская.

Во-вторых, в Украине обстоятельства сложились таким образом, что не развивалась медиевистика. Медиевистика — это синтетическая дисциплина, так же, как и византология. Это такая дисциплина, в которой не раскладываются по полочкам история, филология, философия. Прежде всего, эта дисциплина основывается на знании соответствующих языков. В советское время медиевистика была на неплохом уровне, но она развивалась в Москве и Петербурге, в Институте всеобщей истории. А в республиках этой дисциплины фактически не было, потому что за республиками было оставлено исследование на уровне «краеведческой» истории, то есть сугубо своей истории. Начать развивать медиевистику в современной Украине можно, но это безумно сложное дело, требующее много времени и средств. К тому же наша учебная система настолько громоздкая и неповоротливая, что даже не знаю, с какой стороны здесь можно подойти.

Если идет речь о медиевистике, то обычно требуется абсолютное владение латынью. Где, по большому счету, и как этому можно научиться? Причем абсолютное владение латынью — это только грубое орудие, не более, которое дает возможность работать в рамках данной дисциплины. Если идет речь о трансляции медиевистики дальше, на Запад, то нужно знать и старофранцузский, и древнеанглийский, читать по-итальянски и тому подобное. Я уже не говорю о том, что нет профессоров надлежащей квалификации, которые могли бы преподавать курс медиевистики, проводить соответствующие семинары. Для того чтобы возродить эту сферу истории в Украине, нужна программа лет на 10 — 15 вперед.

А между тем медиевистика в связи с так называемым высоким Средневековьем XII — XIII веков и поздним Средневековьем XIV — XV веков — это проблемы, очень тесно связанные с Украиной, особенно когда идет речь не только о соседях (Венгрии, Польше), а вообще о трансляции знания: что такое Киевская Русь, кто куда ездил, как оценивали, кто с кем переписывался. Они же не сводятся к одной строке в учебнике о том, что аббат привез корону Даниилу Галицкому. Для понимания и исследования тогдашних исторических реалий нужно очень детально изучить ситуацию, которая происходила в папской курии (а документы папской курии прекрасно сохранены), все переписки, все консультации — из этого может вырасти очень интересное исследование о том, как князь Даниил Романович получил корону. Но, повторяю, для этого нужно, как минимум, абсолютно свободно владеть латынью, очень хорошо знать политическую, культурную, религиозную ситуацию в Европе. Следовательно, медиевистика — это то, что следовало бы делать, но мы не можем этого делать, поскольку нет базы. Вот только два ответа на поставленные вопросы, и продолжать можно еще и еще.

— Печально, что можно продолжать...

— Да, печально. Существует более простая проблема, которая не нуждается в сверхусилиях, и, я думаю, ее вполне можно решить. Это проблема XVIIІ столетия для всего, что не входило в Гетманат, а это ведь территория Украины. Географически Гетманат XVIII века был маленьким, о нем мы знаем достаточно. А огромная территория, то есть Волынь, Киевщина, Галичина, которые сначала были в составе Речи Посполитой, а потом Австрии, — это доныне настоящая terra inсognita! Там тоже жили люди, и они же не только «боролись против беспощадного феодального гнета». Эта проблема совсем не изучена, это самое большое белое пятно в истории Украины. Почему? Потому, что с точки зрения национальной истории это была как бы не наша история, это все было польским, австрийским, но не нашим. С точки зрения соответствующих историографий, той же польской, она тоже не их. Когда во второй половине ХХ века возникли эти вопросы по отношению к человеку, группам людей, к разным направлениям осмысления, разным способам идентичности, польская историография также не рассматривала их, поскольку это не польская территория. Выходит, что упомянутые вопросы ничьи. Украинская историография ими не интересовалась, поскольку знала, что там «мрак, жуть и феодальное притеснение иностранных захватчиков».

«ПАТРИОТИЗМ ДОЛЖЕН МОДЕРНИЗИРОВАТЬСЯ, СЛУЖИТЬ НА БЛАГО НАРОДА И СТРАНЫ»

— Год назад вы уже комментировали вопрос относительно новой антропоцентрической концепции преподавания истории в школах, к разработке которой вы непосредственно были причастны. Кто-то вас обвиняет в космополитизме, кто-то — в других и вовсе непонятных вещах. Фактически раздаются обвинения в приближении концепции преподавания истории Украины к русским образцам. И вряд ли удастся достичь понимания между этими группами. А что же в действительности заложено в новой концепции преподавания истории?

— Понимания между этими группами нет, поскольку в настоящее время упомянутая концепция не обсуждается. С приходом к власти Табачника этот вопрос угас сам собой. Фактически с ликвидацией, переоформлением, переиначиванием Института национальной памяти была потеряна та крыша, под которой эта концепция разрабатывалась, и в настоящее время работа над ней приостановлена. Я думаю, что это тот вариант, когда рукописи не горят. И когда уйдет Табачник и изменится власть, мы к ней вернемся. Потому что речь идет не только о концепции, но и о детальных программах, которые мы разработали для всех школьных учебников от пятого класса до последнего.

Наш план заключался в том, что этот проект, программы и концепции должны были обсуждаться на очень широком общественном уровне — от тех, кто непосредственно причастен к преподаванию, то есть историков и учителей, до всех тех, кто так или иначе размышляет над этими вопросами, кто вовлечен в создание украинской культуры. После обсуждения мы должны были бы сесть, посмотреть, что говорят люди, и так далее, внести (или не внести) какие-то коррективы. Я — оптимистка; думаю, что рано или поздно мы к этому вернемся, так как нынешний школьный учебник истории анахронический. И в настоящий момент существует большая разница между школьными учебниками всемирной истории (не люблю это слово, но так принято называть) и украинской истории. Учебники так называемой всемирной истории (преимущественно это, конечно, история западных стран) ориентируются на западные учебники. Все больше они мигрируют в сторону Запада и все более уподобляются западным учебникам. Одновременно с этим учебник украинской истории остается бастионом такого ура-патриотизма, который, по нашему глубокому убеждению, не является эффективным в том смысле, что патриотизм тоже должен модернизироваться, служить на благо народа и страны, а не рядиться в какие-то смешные одежды конца XIX — начала ХХ в.

— Честно говоря, я уже не знаю, какого века.

— А это сформировалось, он повторяет каноны национальной истории конца XIX — начала XX столетия с вкраплениями советских поправок в непримиримости, категоричности, уверенности в единственно возможной правоте, попыток навязать единственно правильное знание и так далее. Это — реликты советского способа мышления. В этих учебниках все причудливо перемешивается. Я думаю, что рано или поздно возникнет вопрос о том, что учебник не отвечает потребностям современной украинской школы, потому что учебник истории в школе должен быть ориентирован не на сегодня, а на 10—15 лет вперед, когда ученик подрастет, станет взрослым человеком и войдет в большую общественную жизнь. Этот учебник не отвечает условиям развития Украины как государства и украинского общества. Мы считаем, что национальное чувство человека ХХІ века должно базироваться на несколько иных принципах, чем национальное чувство украинца начала ХХ столетия. И еще, кроме всего прочего, национальное чувство, ощущение гордости за свою историю, свой народ, свое прошлое, ощущение причастности к такому высокому, хорошему, славному прошлому не обязательно воспитывать с помощью советских методов открытой прямой пропаганды, которая всегда приносит больше вреда, чем пользы. Несомненно, эти вещи можно подавать в учебнике, потому что на это работает всякий школьный учебник истории. Но эти вещи нужно внедрять деликатно, между строк, разными способами, но не посредством прямой пропаганды.

«О ТЯЖЕЛЫХ СТРАНИЦАХ ИСТОРИИ НУЖНО РАССКАЗАТЬ В УЧЕБНИКАХ»

— Часто представители западного политикума упрекают Украину в том, что она слишком любит спекулировать историей ради своих политических целей. Однако также существуют внутренние украинские спекуляции на собственной истории. Мы имеем долговременную практику изъятия из учебников определенных моментов, которые сначала для нас закрываются, а затем открываются, популяризируются. Делается все возможное и невозможное, чтобы новая генерация украинцев не имела адекватного знания о своей истории, критического мышления. Как вы прокомментируете эпизод с изъятием Табачником из школьных учебников истории информации о Крутах, Голодоморе 1932 — 1933 годов, УПА, который раздражает многих?

— Это возмутительный эпизод, как и все, что связано с правлением министра образования Табачника. История, особенно для старших классов, — это не история для детского сада. Люди в старших классах, 16 — 17-летние юноши уже полностью способны перенести без психологических травм тяжелые страницы истории. О тяжелых страницах истории нужно рассказать в учебниках, это понятно. Другое дело — дискуссия, дело редакционного представления. Потому что об одном и том же можно рассказать так, что сразу захочется схватить пистолет и идти убивать всех несогласных, а можно просто рассказать, как было.

Когда представители западного политикума говорят, что мы слишком зацикливаемся на своей истории, они передают свои впечатления от общения с определенными группами людей, для которых это чуть ли не профессия и которые в дебатах и дискуссиях (а политики в дебатах и дискуссиях очень злоупотребляют историей) на этом педалируют, добывают какие-то определенные очки и тому подобное. Разве для людей, с которыми вы общаетесь, история имеет такое большое значение, что они без нее прожить не могут? Нет, абсолютно.

— Они без нее живут, но узнают о ней из скандалов.

— Да, из скандалов, но скандалы не нужны — нужна определенная сумма знаний для старших классов, для младших классов. Может, следует сепарировать определенные кровавые и непривлекательные страницы, потому что они еще дети (психологи могут подсказать), потому что всякая история обычно — это очень кровавая, неприятная вещь. Психолог может сказать, сколько ребенок в таком-то возрасте может «съесть» негативной информации, сколько — позитивной, и должна, конечно, преобладать позитивная информация. Взрослый 17—18-летний человек должен все это знать. Другое дело, как преподнести: как сугубо национальные страдания и терпение или же как часть того, через что прошли все народы Европы и европейские сообщества в определенный период, поскольку речь идет о так называемом кровавом столетии.

Если мы говорим, предположим, об ОУН, то не можем говорить об ОУН как о рыцарях в белой одежде. Мы должны рассказать, что методом деятельности ОУН был терроризм, жертвами террора нередко становились люди, которые не всегда были в чем-то виноваты, и тому подобное. Но вместе с тем мы должны это повествование вложить в определенный контекст, то есть сказать, что в период между Первой и Второй мировыми войнами такой способ мышления был присущ людям в очень многих странах Европы в принципе; что тенденция решать проблемы посредством террора и тоталитарных практик — это следствие Первой мировой войны, которая положила конец благополучному ХІХ веку, полностью разрушила иллюзии о том, что можно добиться сплошной «розовой благодати» на территории всей Европы; что мы идем к прогрессу, и дальше все будет замечательно, и все будут только любить друг друга и думать только о том, как все упорядочить. А потом наступил период — два десятилетия, может, чуть больше — горького похмелья, которое породило склонность к радикальному решению всех вопросов, к радикальному заострению национальных противоречий, к появлению идеологий тоталитарного типа — таких, как нацизм, фашизм, интегральный национализм. Обо всем об этом нужно рассказать, но так, чтобы это не выглядело как наше специальное особенное зверство, как сплошной мартиролог.

То же касается массовых переселений. Такие переселения были везде. Это климат, дух кошмарного века. Создавая представление об этом кошмарном веке, можно рассказать все что угодно — и такие вещи тоже. Нужно знать, какие беды перенес народ, чтобы не оказаться в смешной ситуации, подобно одному польскому то ли историку, то ли философу (не помню, кому именно принадлежит шутка, возможно, Лешеку Кулаковскому), который сказал: «История моего народа переполнена трагическими страницами — Боже, не допусти, чтобы мой народ от этого возгордился».

Конечно же, материал этот должен подаваться. Просто информацию, напряженно патриотико-героическую, нужно подавать дозированно, ее нельзя подавать слишком часто и слишком насыщенно, иначе все заканчивается школьным стихоплетством, анекдотами, и тогда конец всякому патриотизму.

— Действительно ли в настоящее время украинские интеллектуалы «безголосые», то есть боятся говорить, боятся будить общество и не выполняют свою общественную функцию? В чем, с вашей точки зрения, заключается миссия историка-интеллектуала в современном обществе?

— Это сложный вопрос, на который можно дать либо заранее оплаченный ответ, мол, историк должен активно вмешиваться в разнообразные процессы и будить общество, либо дать ответ, к которому склоняюсь я. Историк — это интеллектуал, который зависит даже не от своей гражданской позиции, а от определенных психологических особенностей и отношения. Некоторые блестящие историки не любят публичность, а любят свой компьютер и письменный стол, за которым они напишут больше статей и книг, сделают намного больше полезных для общества дел, чем тот, кто дает ежедневные интервью. А некоторые историки успешно это совмещают — и книги пишут, и являются публичными интеллектуалами.

Я считаю, что нельзя ставить вопрос «или — или». Все же историк — это прежде всего исследователь. Нельзя ему приказать с утра до вечера стоять на митинге, вести свой блог и мелькать на каждом сайте. При таких условиях он не будет исследователем, его время слишком дорого для таких вещей.