Немилые ночи Милянович

Семен Аркадьевич Мартынюк в ту пору был еще ребенком (он 1936 года рождения).

— И отчего это так: что было вчера, уже не помню, а те давние годы... Это как кино смотришь, так и я их просматриваю и каждый момент ярко вижу.

В «фильме» воспоминаний нет только первого эпизода — начала войны.

— Как она пришла, не знаю, потому что в нашем селе не было немцев, у нас не бомбили и не стреляли. Фронт прошел мимо, потому что тогда еще и дороги, которой вы из Луцка ехали (Варшава — Киев), не было. Говорили старые люди, что заехало несколько мотоциклистов, наверное, немецкие разведчики, и потом мы их не знали аж по 42-й год. В Лукове и в Любомле была жандармерия, в наше село иногда наезжали, но чтобы оккупация — этого не было.

Впервые с войной Мартынюк столкнулся уже шестилетним. Стояло лето.

— Прибежала мать, сказала, что пойдем встречать советских военнопленных, которых немцы будут гнать через село. Схватила кувшин молока, каравай... Зрелище было точно как в кино: шли колонной, по шесть в ряд, раненные, в окровавленных бинтах... По сторонам немцы на конях, с собаками. Не были против, чтобы люди дали пленным поесть. Но те особенно на еду не набрасывались — кормили же их в каждом селе. Колонна шла очень долго, мы стояли час...

В 43-м в селе начала зарождаться украинская самооборона. Молодые ребята ночью патрулировали, потому что уже тогда, кроме немцев, «начиналось с поляками...»

От хаты к хате, из поколения в поколение передается легенда, что название селу дала польская королева Бона, неаполитанская принцесса. Якобы владелица окружающих земель, ночуя в своем имении (от которого остались только вал и название — Пидзамчиско), говорила, что проводит здесь самые милые ночи, потому что нигде не спится так сладко. Видно, не слишком горькой была ее власть в Миляновичах (которые имели статус городка и магдебургское право). А может, горечь таяла с течением лет, однако коренные жители и сегодня с гордостью говорят, что были они «крулевские мещане». Богатые леса и самые плодородные на всю округу черноземы («Хоть на хлеб намазывай!») опять привлекли сюда в 20-х годах прошлого века, после очередного передела мира, польских колонистов. В сами Миляновичи поляков съехалось мало, несколько бедных («Аж синих!») семей наподобие «Стаха из Парижа», который не разбогател во Франции, в Миляновичах — тоже. А вот соседнее, в семи километрах, село Ружин было полностью польской колонией.

— В 43-м, в конце лета или в начале сентября, прошел слух, что поляки побили бандеровцев. Правда, у нас их не называли бандеровцами, а повстанцами. Было их семь человек, командовал ими сотник Хмара. Заночевали на хуторе в риге — поляки из Армии Краёвой их окружили... Знаете, какое у повстанцев в начале было оружие? Винтовка без приклада, а если с прикладом, то к ней всего два-три патрона... А поляки были хорошо вооружены. Слышал, как старшие говорили, что их на Волыни стояла дивизия и оружие из Англии самолетами перебрасывали, — листает страницы воспоминаний Семен Аркадьевич Мартынюк.

— Это такое время было, не дай, Бог, чтобы еще повторилось! Те тех били, а те тех били. Мы же не имели понятия, кто есть кто! Все — поляки, украинцы, евреи — жилы мирно. Кто так натравил, что стали врагами?.. — Евгения Филаретовна Завадская была в 43-м старше Семена Аркадьевича, 14-летней, но и в ее сознание запало, что «первыми поляки начали, а дальше правды никто никогда не выяснит...» Помнит, как убегали от поляков в Миляновичи люди из Клюска, Клевецка, из Довгонос, Кличкович — «В ригах полно было!» Возле Туличева проезжала с родителями мимо двух больших могил, и на ее вопрос старшие ответили: «Это же украинцев поляки столько побили!» А массовых польских погребений в округе она не знает.

Когда хоронили украинских повстанцев, убитых поляками, в Миляновичах был, как вспоминает Евгения Филаретовна, «крепко солнечный день».

— Говорили старшие, что гробы будут выставлены около церкви. Мы, дети, бегали до самого обеда: когда же привезут?.. В процессии принимало учачстие не только наше село, но и окружающие.

— И как на это реагировала власть?

— Власть своя была. Немцев же в селе не было, а поставленный ими староста, как и полицаи, подчинялся повстанцам. На кладбище выкопали большую яму. Я пробрался между людей к самому ее краю — и у меня, знаете, волосы встали дыбом! — детские воспоминания Семена Аркадьевича через годы не потеряли ясности. — Воины сотника Хмары лежали в гробах. Их долго пытали... Глаза у всех вынуты, уши и носы отрезаны. Говорили люди, которые их наряжали, что были вырваны и языки, отрезаны половые органы, а на телах — десятки ран... Здаваться не хотели, но и отстреливаться было не чем — их поляки живыми и взяли.

Мартынюк хорошо помнит еще одну украинско-польскую стычку, которая произошла того же 43-го, но осенью, в октябре или ноябре. Говорили старшие, что большой отряд польских «аковцев», больше сотни человек, остановился в Ружине, откуда, по данным повстанческой разведки, должен был делать наступление на Миляновичи. По домам начали ходить посланцы от повстанцев, чтобы были готовы, в случае, если бандеровцы не удержат обороны, убегать из села (ходили слухи, что где поляки нападали на села, и люди не успевали убежать, их резали и жгли).

— Мы также были готовы... Отец запряг в риге коней, нагрузил на телегу самое ценное и необходимое. Стали ждать. А ночь была очень темная, как всегда поздней осенью. Я сидел на кровати, мать на лавке возле окна, а отец за столом. Помню большое напряжение, не говорили — ждали... Часу где-то в десятом вечера вдруг в сенях — страшный грохот. Мысль одна: значит, поляки ворвались! Мать, как сидела, сразу сомлела и упала. Отец побелел. Я не плакал и не кричал, только сделался, как мумия... Прошла минута, вторая... Никто не врывается! Отец первый поднялся, открывает двери... А там кот глазами светит, прыгнул с чердака на лист жести, жесть на пол — мы же думали, что польский лазутчик...

Потом началась стрельба за селом, но недолго. Горело село Кличковичи... Утром узнали, что поляки сожгли там несколько хат, убили старого деда, а люди начали убегать в Миляновичи. Поляки выслали свою разведку на околицу Милянович и нарвались на пост повстанцев — отсюда и стрельба! Дальше побоялись идти, не знали, какие у бандеровцев силы.

В Миляновичах бандеровцы расстреляли только одну польскую семью. Другие местные польские колонисты выехали на историческую родину еще до 43- го, до начала «этой ненависти и мятежа», как говорит Семен Мартынюк.

— Семья была очень бедная, одна комнатка и пол глиняный. Много детей... Один сын, Юзик, нанимался пасти сельских коров и гонял их к урочищу Бир. Пас — и выведывал, где лесные ребята... Говорили, что из-за него сотник Хмара и попал в засаду. После его гибели ночью на хутор приехала бандеровская служба безопасности, из-за Юзика взяли всю семью на Белый Груд — так называется местность, где один белый песок (там потом немцы и местных евреев расстреливали). Юзик по дороге убежал, а семья погибла.

Кроме поляков, которые, рассказывают, принимали участие в немецких карательных отрядах, боялись в селе и красных партизан. Стояли они в соседнем Переваловском лесу и часто делали наезды на село. В каждой хате искали якобы оружие, а на самом деле брали все, что в руки попадет. Колбаса, сало...

— Моя тетя была немного интеллигентней, потому что в Ковеле служила у евреев, у нее была уже не сельская, а «панская» одежда: белье не домотканое, а шелковое. Я малый был, а хорошо помню, как партизан открыл сундук, и давай трусики с кружевом за пазуху пихать... А однажды была у них «продовольственная операция»: ночью напали на село, постреляли много свиней, сожгли хлева... Люди их очень боялись, как увидят, что едут партизаны, прятали все. В Семаках (село теперь Старовыжевского района. — Авт. ) партизаны из отряда Ковпака расстреляли до около 60 человек. Приняли их за повстанцев, хотя видели, что 80 летние деды ибезусые мальчики не были ими, — листает еще одну страницу воспоминаний и истории села Семен Мартынюк.

— А разве бандеровцы не грабили?

— Не грабили, потому что они были от власти, здесь была их власть. Присылали своих посланцев, которые ходили от хаты к хате и собирали, кто что даст.

— Кто в партизанах был из местных — тот обдирал селян. А были в отряде русские, которые остались здесь от регулярной армии, — не грабили, потому что куда тянуть добро?! — по-житейски объясняет партизанскую «политику» и Евгения Филаретовна Завадская.

Весной 44-го в Миляновичи пришли «русские люди», регулярные красные войска. А через два или три дня вернулись немцы... Фронт несколько раз мощным катком прошелся по селу. Малого Семена не раз подстерегала смерть. То чуть не утопил в бочке с водой немец, то уже другие немцы ставили всю семью к стене хаты и собирались расстрелять... Близко ходила смерть, когда ухаживали за тяжело раненым советским военным.

Во время этой вселенской бойни случайный снаряд и срезал аж до пенька высоченный дубовый столб, который повстанцы поставили на братской могиле замученным побратимам. Кто-то ночью цветочек положит... Кто- то около своей могилы траву косит — и здесь, оглядываясь, махнет косой несколько раз... Но чтобы за могилой ухаживать, даже обкопать, то, говорит Семен Аркадьевич, «сохрани Господь!» Люди не то, чтобы копать, боялись мимо идти, чтобы не «пришили сочувствие»...

— А теперь, как уже десять лет стала независимая Украина, одна женщина первой решилась и привела в порядок. Семья ее, как и моя, в повстанцах не была, просто она украинского духа. После того начали люди ухаживать, кто-то цветочек посадил, поставили новый крест, еще и я несколько раз там копнул...

Отца Семена Аркадьевича в селе называли «Пушкиным» — за то, что был очень интересный собеседник. Неграмотный, круглый сирота, которого нанимали пасти сельский скот, сам выучился и читать, и писать. «Крепко» любил литературу, историю — за что чуть не «загремел» в Сибирь... В 46-м в село приехали «уполномоченные» — агитировать в колхоз. Одного поселили в «Пушкина». За поллитрой вечером зашел разговор и об украинской истории.

— А отец, «сев» на любимую тему, мог говорить долго. И договорился: видите, говорит уполномоченному, когда-то Украина страдала от татарского ига, а теперь — от московского.... «Ах ты, сукин сын! Так тебе советская власть не нравится!» Мать в плач, давай просить за «старого дурака, который болтает языком...» Хорошо, что умный человек попался, не отправил в Сибирь и мы остались дома...

... А к тому времени, когда земляки миляновичевского «Пушкина» начнут изучать свою историю так же глубоко, как и он, должно было пройти еще полвека.