Непокоренный

САПОГОМ — ПО ЦВЕТУ

Перечитывая книги его жизнеописаний, понимаешь, что другим быть он просто не мог. Закаленная национальным духом и многовековым народным укладом семья, среда украинских патриотических организаций «Пласт» и «Просвіта» с детства формировали его несокрушимую волю, добродушный характер и высокую ответственность за все, что берется делать. В качестве примера были местные патриоты — творцы Карпатской Украины и ее защитники — бесстрашные карпатские сечевики.

Уже сызмальства, во времена венгерской оккупации края, 12-летний хустский гимназист Иван Коршинский восхищался мужественными поступками земляков-подпольщиков, которые в марте 1940 года, в первую годовщину гортистского нападения, подняли над Хустским замком сине-желтый стяг и соорудили на месте боев на Красном поле крест, за что попали под репрессии оккупанта.

Когда в Карпатах отгремели бои Второй мировой, молодые патриоты, одухотворенные Карпатской Украиной и антивенгерским сопротивлением старших товарищей, взялись за организацию борьбы за независимость Отчизны с другим — намного более жестоким, сильным и коварным режимом — большевистской тиранией. Иван Юрьевич рассказывает, что в самом начале 1945 года в освободительные соревнования включилась «вторая волна» молодых патриотов, основу которых составляли хустские гимназисты — Василий Мыкыта, Василий Новак, Петр Паращинец, Иван Коршинский, а также Иван Орос, Василий Форкош, Петр Костюк, Федор Удычка, Иван Чонка. Сообразительные юноши, успешно совмещая учебу с подпольной работой, быстро освоили азы конспирации и активно взялись за распространение антисоветской литературы, пропаганду против тоталитарного режима, перестройку организации, поставку подпольщикам продовольствия и обеспечение их конспиративными квартирами, документами, помогали повстанцам из Галичины при переходе границы.

Шел 1945 год. Закарпатье избавилось от венгерского оккупанта, и в кабинетах лидеров стран-победителей решалась его последующая судьба. Еще не был подписан межгосударственный договор между СССР и Чехословакией относительно Закарпатья, еще до введения на его территории действия законов СССР и УССР оставалось более полугода, а следователи Аксенов, Федоров, Гаврилов, Зудов и сотни им подобных слуг кремлевского деспота уже принялись топтать своими кирзачами цвет моей нации.

На рассвете 3 июля 1945 года семью Коршинских в Бурштыне разбудили энкаведисты во главе с областным начальником Бойко и после безрезультатного обыска забрали с собой 17-летнего Ивана. Сначала его пытали в окровавленных казематах хустской тюрьмы, а через три дня, посиневшего и обессиленного, вместе с Николаем Гаврилко, Дмитрием Калиничем и Магдалиной Богдан отправили в Ужгород. Здесь его бросили в круглосуточно освещаемую камеру-одиночку, где, кроме железной кровати без матраса, ничего больше не было, и допрашивали на протяжении девяти недель, из которых пять отбыл в карцере. Не сумев, в прямом смысле слова, выбить из юноши ни признаний, ни компромата на других участников подполья, его таки отпустили, запретив при этом кому-либо говорить о том, где он был и что пережил за это время.

Выйдя на свободу, Иван Коршинский за два года учебы в Тячевской и Великобычковской десятилетках сумел освоить школьную программу трех классов и летом 1947 года, особо не напрягаясь, поступил на медицинский факультет недавно созданного Ужгородского госуниверситета. Думал, что мечта стать врачом вот-вот станет реальностью, поэтому с головой погрузился в учебу. Самый тяжелый для каждого студента первый курс окончил блестяще, а после летних каникул опять принялся грызть гранит науки. Но не суждено было. На Покрову, 14 октября 1948 года, его вызвали из университетской аудитории во время практического занятия по физиологии «на минутку», которая растянулась в долгие годы тюремных допросов, пересылочных этапов, лагерных мытарств и каторжных мук...

Причиной повторного ареста, как узнал позже, стало непреодолимое стремление энкаведистов засвидетельствовать начальству результативность своей работы по выявлению «врагов отечества», а для этого нужно было «разоблачить» целую заговорщицкую группу. Кандидатов для «банды» искать долго не пришлось: на разных факультетах УжГУ учились десятки способных национально сознательных юношей и девушек, закаленных «Пластом» и «Просвитой», которые давно попались «на глаза» агентам охранки. На этот раз из пяти выпускников Великобычковской СШ в 1947 году и «сколотили» такую группу.

— Конечно, все мы были сознательными украинцами, лучшими в учебе, спорте, художественной самодеятельности, много читали и открыто дискутировали на разные политические, исторические и религиозные темы, но диверсиями, активной борьбой против СССР, которые нам приписывали, мы не занимались, — рассказывает сейчас Иван Юрьевич.

Однако уже знакомые следователи Зудов и Гаврилов на сей раз были бескомпромиссными — согласно «наработанным» ими материалам трибунал пограничных войск МВД Закарпатского округа 6—7 декабря 1948 года приговорил Й. Ягнюка к 25 годам лишения свободы, а П.Тракслера, С. Васько, И. Андришина и И. Коршинского — к 10 годам исправительно-трудовых лагерей особого режима и еще 5 годам лишения гражданских прав. При этом не были приняты во внимание никакие (!) выводы-рекомендации, выраженные на поданных подсудимыми кассационных жалобах специалистами высших судебных инстанций, такие как «условно» в отношении Андришина, «переквалифицировать» в отношении Ягнюка, «снизить» в отношении Тракслера или «прекратить» в отношении Коршинского. 31 декабря 1948 года приговоры были «оставлены в силе, без изменений». За этим последовал длинный путь «на Восток» — по пересылочным пунктам необозримого ГУЛАГа.

ГЛЫБЫ-СПАСИТЕЛИ В «ДОЛИНЕ СМЕРТИ»

— Первым таким пунктом был Львов, — рассказывает Иван Юрьевич. — Здесь закарпатских арестантов поселили вместе с воинами УПА. Трижды в день мы молились, пели украинские песни, крепились духом перед длинной дорогой на чужбину, ведь для многих она стала последней. Закарпатцев галичане приняли как своих побратимов, когда что-то удавалось получать с воли — делились со всеми.

В одну из морозных ночей их вывели во двор, поставили в колонну по пять человек и в сопровождении солдат и собак повели по улицам древнего Львова к железнодорожному вокзалу, где их уже ожидали зарешеченные товарные вагоны. Чем дальше ехал арестантский эшелон к востоку, тем ужаснее становились следующие остановки на пересылочных пунктах. На политических заключенных напускали уголовников, которые отбирали еду, одежду, а то и проигрывали в карты, немало больных и замученных еще на допросах заключенных умирали просто в вагонах. Только к Пасхе доехали до Петропавловска в Казахстане, а дальше — в лагерь особого назначения «Спасск».

Именно здесь, по определению А. Солженицына, в «Долине смерти», начались семь кругов-лет земного ада Ивана Коршинского. Туда его упекли благодаря «рекомендации» следователя Гаврилова, который в «сопроводиловке» к уголовному делу от себя добавил: «Рекомендую содержать в лагерях особого режима». В «Спасске» И. Коршинского назначили на работы в каменоломне, где заключенные молотами, долотами и лопатами крошили и грузили камень. Каторжный труд и недоедание превратили красавца-юношу в доходягу-дистрофика — в мае у него уже не было сил поднять молот. Чтобы администрация не лишила его вечерней баланды, вырубать норму в скале помогали вчерашние воины-повстанцы.

5 июня 1949 года, когда ему исполнился 21 год, на самом дне карьера, где колол камень, как Божье провидение, к нему подошел немолодой человек. «Ты студент-медик?» — спросил Коршинского. Услышав утвердительный ответ, предложил ему работать в больнице. Конечно, такое предложение дарило надежду выжить. Через неделю крайне истощенного парня «госпитализировали» умирать в терапевтическое отделение лагерной больницы, которым заведовал Йожеф Червени. Как выяснилось впоследствии, это была настоящая научная глыба — заключенный профессор, бывший директор Будапештского психоневрологического института и член парламента Венгрии.

Размышляя над воспоминаниями Ивана Юрьевича о его лагерной жизни, приходишь к выводу, что судьба таки была благосклонной к нему. Идя Голгофой ГУЛАГа, имел десятки стопроцентных «шансов» покалечится от непосильного каторжного труда, умереть от многочисленных болезней, обморозиться, погибнуть от ножа уголовника, но Господь каждый раз дарил ему спасение. Его второй спасительной глыбой в безграничной «Долине смерти» стал выдающийся хирург, заместитель министра здравоохранения СССР, председатель советского Красного Креста Сергей Колесников, которого от репрессий коммунистического режима не спасли ни мировое признание, ни правительственные награды, ни высокий пост. В 1950 году с клеймом «врага народа» он прибыл в «Спасск» отбывать заключение. Поскольку лагерное начальство тоже мучили разные болячки, то медицинскому светилу не дали в руки молот, а поручили создать в лагерной больнице хирургическое отделение. С. Колесников, на предложение Й. Червени, привлек в свои помощники И. Коршинского, а тот заявил о своем желании идти не сам, а с побратимом-земляком Михаилом Петричкой.

Именно благодаря этому стечению обстоятельств медбрату хирургического отделения Центральной больницы Песчаного лагеря ГУЛАГа И. Коршинскому удалось дождаться вести о смерти Тирана в марте 1953 года. Несмотря на общественные изменения, которые начали происходить в стране, пересматривать его дело не спешили. Еще долгих два года он мучился в неволе на чужбине и только в 1955 году получил «условно-досрочное освобождение с поражением в правах».

НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ НЕ ИСПЕПЕЛИЛА ДУШУ

Вернувшись в родной край, сразу же взялся восстанавливаться на медфак Ужгородского университета. Но не тут-то было! Прикрепленные к кормушке местные прислужники режима как черт ладана сторонились И. Коршинского. Ни в Ужгороде, ни во Львове места в студенческой аудитории так и не нашлось. По ходатайству уже реабилитированного профессора С. Колесникова ректор Витебского мединститута согласился восстановить И. Коршинского на второй курс. В родной Ужгород вернулся только в 1958 г., после снятия Верховным Судом СССР судимости. Но проректоры УжГУ Головатый и Редько убедили ректора Ленарского не восстанавливать «буржуазного националиста» И. Коршинского. Пришлось ехать в Киев к министру высшего образования Пинчуку, который не только внимательно, до мелочей выслушал студента, но и собственноручно написал на его просьбе резолюцию: «Ректору Ленарскому. Разрешить перевод Коршинского из Витебского мединститута в Ужгородский университет», поэтому последние курсы изучал уже дома, живя с любимой женой Марией, выпускницей Львовского лесотехнического института, с которой они недавно поженились.

Годы лагерных скитаний и дальнейшей несправедливости не озлобили его, не испепелили душу. Скорее наоборот — ощущение чужого горя, страдания стало еще более обостренным, а стремление помочь, выручить, спасти — доминирующей чертой характера. А еще — изысканная интеллигентность и глубокое человеческое уважение к каждому, с кем имеет дело. И это такое редкое сегодня качество передал не только своим трем дочерям — профессору медицины Марианне, композитору и музыканту Анжелике и профессору-химику Наталии, но и сотням студентов-воспитанников, которых на протяжении многих лет учил заповедям Гиппократа на родном ему медицинском факультете Ужгородского университета.

Более чем пятидесятилетняя личная медицинская практика Ивана Коршинского — тема отдельного разговора. Будучи способным учеником великих Врачей — С. Колесникова и А. Фединца — он не только по крупицам вбирал их опыт, но и, проведя тысячи сложных хирургических операций, сам обогатил врачебную науку и практику. О его золотых руках и чутком сердце на родной земле долгие годы ходили настоящие легенды. И до сих пор сотни благодарных закарпатцев при случае благодарят его за спасенную жизнь, побежденную болезнь, возвращение к полноценной деятельности.

ВПРАВДУ НАРОДНЫЙ ДЕПУТАТ

Доброжелательность характера, огромный опыт работы с людьми, бесспорный врачебный талант и авторитет среди побратимов стали предпосылкой его выдвижения политзаключенными кандидатом в народные депутаты Украины на парламентских выборах 1994 года от самого большого в Украине родного Тячевского района, которые он тогда блестяще выиграл. Работая заместителем председателя Комитета по вопросам здравоохранения, материнства и детства, а в дальнейшем и исполняющим обязанности его председателя, принимал участие в подготовке 17 законов и 40 постановлений медицинской проблематики, прилагал усилия для решения самых неотложных проблем отрасли.

Но не самым ли большим пластом его депутатской деятельности была работа с избирателями. После непростых в моральном смысле дней приема наступала пора кропотливой и рутинной работы по решению просьб, связанных, прежде всего, с земельными вопросами, рассмотрением неурядиц в социальном обеспечении горцев, устранением многочисленных фактов несправедливости в судах, коррупции в правоохранительных структурах, безответственности чиновников местной власти, снятия остроты межконфессионального противостояния.

Несмотря на высокий рейтинг и популярность среди избирателей, понимал, что дальше работать с такой самоотдачей уже не под силу, а отбывать номер — не в его принципах, поэтому баллотироваться на второй срок отказался и занялся общественными делами.

ДАНЬ ПАМЯТИ ПОБРАТИМАМ

Вот уже почти десять лет Иван Юрьевич возглавляет Закарпатскую краевую организацию Всеукраинского общества политзаключенных и репрессированных. Он довел до завершения основанное совместно с побратимами дело по почтению памяти погибших патриотов и невинно пострадавших краян, пройдя мытарства бюрократии независимого государства, за создание которого едва ли не поплатился жизнью, и не без борьбы с нынешней властью таки добился установления в Ужгороде памятника жертвам политических репрессий.

В течение последних трех лет И. Коршинский издал две замечательно написанные книги воспоминаний, которые содержат рассказы не только о собственных жизненных дорогах, но и о товарищах по подполью, заключению, учебе, коллегах по работе, науке, парламенту. Его книги — это правдивая, лично пережитая история в лицах об участниках освободительного движения Закарпатья 1940—1950-х годов, а лагерные мемуары — моральный приговор той политической системе, из сетей которой Украина не вырвалась и поныне.