Обратная сторона неба

— Ваша творческая биография начинается нестандартно. Когда вы сделали свой первый фильм, то никакого отношения к кинопрофесии не имели.

— Да, в те годы это называлось любительским кино. Такое оттепельное явление хрущевского времени. Но я бы все-таки его любительским не назвал. Ведь все его наиболее активные представители друг друга знали, и большинство из них стали профессионалами. Тем более, мой первый десятиминутный фильм, под названием «Верю весне» был снят на 35 мм, что по всем мировым стандартам любительским кино не считается; кроме того, он был первой игровой короткометражкой в СССР. А снимали мы ее вдвоем с Андреем Герасимовым, который ныне командует высшими режиссерскими курсами. Так что, говоря современным языком, это первый независимый фильм в Советском Союзе.

— А почему, собственно, при учебе в строительном институте, намечавшейся карьере технаря, тогда достаточно модной, вы вдруг начали заниматься кино?

— Скорее, в Строительный я попал «вдруг». А кино хотел снимать всегда. Но попасть во ВГИК тогда не представлялось возможным по многим причинам — и из-за моей фамилии, и из-за того, что ВГИК был вообще один на всю страну, на режиссерский факультет набирали только 15 человек. А какое- то высшее образование все равно нужно получать. И тот факт, что был выбран именно строительный институт, имел, наверно, отношение к тому, что Эйзенштейн тоже заканчивал строительный институт. Вообще, студентом-строителем я был очень плохим. Зато в институте ставил капустники, в которых играли Геннадий Хазанов, Семен Фарада, тот же Андрей Герасимов, а авторами текстов были Хайт и Курляндский.

— А у кого вы учились кинематографу?

— В те времена существовал один-единственный учебник режиссуры авторства Льва Кулешова, изданный в 1930-е годы. Его было трудно раздобыть, но я достал и выучил наизусть. Судьба распорядилась так, что когда я поступил во ВГИК, у меня преподавал режиссуру тот же Кулешов, и все, что он мог сказать, я уже знал. Я не очень верю в обучение творческим профессиям. Одно время даже вел частные кинокурсы в Нью-Йорке, где обучал за две недели. Это вполне адекватный срок, чтобы узнать все, что требуется. Другое дело, что мы учимся всю жизнь. Какие-то вещи можно узнать за долгое время — освоить свой стиль, узнать работы других режиссеров, но все это каждый может выучить сам, для этого не обязательно ходить в институт.

— Давайте перейдем, быть может, к драматическому для вас событию — эмиграции из СССР. Что двигало вами?

— Трудно выделить главное, но то, что происходило, было как-то очень унизительно. Тогда сделали фильм под названием «Вид на жительство» о человеке, который убежал во Францию и там погибает от всяких духовных и физических страданий без родины. Его режиссеров не пустили во Францию. Они снимали где-то в Прибалтике, поскольку предполагалось, что если они поедут снимать во Францию, то сбегут. Вот этот факт на меня почему- то очень сильно подействовал. Такая степень унижения и недоверия показалась мне чрезмерной. Не чтобы последняя капля, но атмосферу передает точно.

— Когда переехали, трудно было?

— Нетрудно в том смысле, что сразу начал снимать. Было тогда немного уехавших, и режиссеров из них полдесятка. Нам всем правительство выделило деньги на то, чтоб снять короткометражки, показать, на что способны. Три месяца в Израиле я изучал язык, как все репатрианты, а потом начал снимать, и довольно успешно, потому что мой фильм получил первое место на Всемирном фестивале телевизионных фильмов, я стал невероятно знаменит.

— Однако ваш главный успех — «Жидкое небо», снятое после переезда в США. В этой картине очень много необычного, в первую очередь — атмосфера, среда панковской субкультуры. Как вам удалось пробиться туда?

— Наверное, само получилось, потому что меня это очень интересовало. По всей вероятности, я каким-то своим внутренним путем пришел туда, а дальше… До «Жидкого неба» был написан другой сценарий, но удалось собрать деньги только на подбор исполнителей. И актеры, которые приходили, были близки по духу тамошнему андерграунду, они оседали вокруг. В частности, Энн Карлисл, которая играла главную роль, действительно была моделью, она выглядела как в фильме, это была ее жизнь. И она пришла в восторг от моего предыдущего сценария. Таким образом создалась определенная компания, и мы с моей женой, участвовавшей как соавтор сценария и сопродюсер, как-то вдруг неожиданно оказались ее центром. И когда я понял, что мне нужно писать сценарий, рассчитывая на меньшую сумму, то писал его для этих актеров. Таким образом сложилось «Жидкое небо». Я всегда верил, что субкультура — это место, где создается будущее. Хотя в жизни общался с самыми разными людьми. В свою российскую пору я делал фильмы для интеллектуалов, физиков; и они были довольны. Приехал в Израиль — совершенно неожиданно снял фильм о русской церкви. В результате были довольны не только зрители, но и священники; я даже получил благодарность из Сан-Франциско от Патриарха православной церкви за рубежом. И, наконец, «Жидкое небо». Вот такой набор: советские физики, русская церковь за руберов не было лицензии на продажу алкоголя. Представляете себе, — несколько тысяч панков, бритых, с булавками в ушах, темнота, полуразрушенный завод, — страшное зрелище. Я думал, будет битва. К счастью, все мирно начали расползаться по окраинным барам. Толпами шли мимо меня. И произошло совершенно неожиданное: меня все узнавали. Узнавали, благодарили, поздравляли. Вот это был один из самых радостных моих дней.

— А когда вы снимали «Небо», доводилось опираться на какой-то предыдущий пресса реагировала на вашу дерзость?

— Очень по-разному. Серьезная — единодушно положительно. Даже прокатчики рекламировали «Жидкое небо» как самый любимый критиками фильм года. А бульварные газеты очень возмущались. Какая-то из них даже написала, что Цукермана надо отправить обратно в Россию, сдать в КГБ и в Сибирь.

— А как отнеслась русская эмиграция?

— Вы знаете, не очень. Эмигрантские газеты писали что-то, — сейчас пишут гораздо больше, — но с легким оттенком растерянности. Никто вообще не ожидал, что эмигрант вдруг выступит на такую тему.

— Вы их сумели озадачить… Среди советской публики, когда фильм пошел в прокате, тоже хватало домыслов. Ходили, например, слухи, что сюжет основывается на реальных событиях.

— Нет, ну что вы. Никакие пришельцы в тарелках на Манхеттен не прибывали, а вот реальных характеров хватало. Ведь большинство исполнителей играли или самих себя, или реальных людей.

— При этом все вышло артистично.

— Они сами по себе были артистичны. Вот вторая героиня — певица Эдриен — есть такая певица в реальности, и мы думали, что она и будет себя играть. Но сценарий ее шокировал, не хотелось узнавать себя в таком виде. Она начала себя вести очень трудно, и я решил ее не снимать, чтобы не иметь проблем во время съемок. Взял другую актрису, Полу Шепард, которую мы нашли для предыдущего проекта. Все на меня смотрели, как на сумасшедшего, потому что она по темпераменту другой человек, прямо противоположный. Но оказалось, что я прав. Она вежом и панки. Но это, быть может, секрет успешной режиссуры — любить своих героев. Если полюбишь их — они полюбят тебя, и все будет в порядке.

— Помню, вы меня своим воплощением панк-культуры изрядно удивили, ведь по тогдашним представлениям, распространенным в СССР, панк — это нечто оборванное, с булавками в ушах и раздолбанной гитарой на плече, а тут — карнавальное, достаточно рафинированное сообщество…

— Дело в том, что эти люди называли себя не панками, а «нью-вейв», — новой волной. Конечно, есть много всевозможных тонкостей и различий. Но самый большой комплимент за фильм я получил именно в столице панк-движения, Лондоне. После премьеры на местном фестивале друзья повели меня на большую панковскую вечеринку, на полуразрушенный завод на окраине Лондона. Там произошла накладка, власти отказали в проведении концерта, потому что у организатокинематографический опыт?

— Я всегда любил изобразительно яркое, выразительное кино, и на меня очень сильно влияло то, что делал Энди Уорхолл. Более того, в детстве видел цветные сны, которые почему-то называл «американскими фильмами». Уж не знаю почему, может, это такое предвидение. В период подготовки мы хотели уловить стиль, ходили по клубам, оператор снял несколько тысяч слайдов. Мы даже попытались использовать реальную художницу, которая делала наряды для ночных клубов. Ничего не получилось, пришлось взять профессионала. И то, что мы делали с костюмами, никак не соответствовало тогдашней моде. В итоге не только ночные клубы, но и витрины дорогих универмагов стали повторять наш стиль. Что тоже было как-то запланировано и очень радостно. Кстати, сейчас в стиле техно и рейва, похоже, опять повторяются наши находки.

— Вы действительно опередили свое время. А как ликолепно вошла в роль. Так что все характеры очень близки, но было и много преувеличений, которых требовала логика сюжета.

— Наркотики, которые герои употребляют постоянно — одно из таких преувеличений?

— Отнюдь. Это происходило вокруг. Например, другой актер, которого я не взял на роль писателя — Том Бейкер, был ведущим исполнителем в фильмах Энди Уорхолла, вообще очень известный человек, — лучший друг Джима Моррисона, и мы с ним очень тесно дружили, — он прямо на руках моей жены, при мне, умер от передозировки. Это произошло уже после съемок. Возможно, если б я его снял, это была бы хорошая реклама для картины, но, увы. Он был очень тяжелый человек... Так что наркотиков вокруг хватало, хотя и не в таких формах.

— Вы старались держаться в стороне?

— Нам очень многие задавали этот вопрос в Америке — мол, вы замечательно проводили время на съемках, только то и делали, что употребляли наркотики. Такие разговоры происходят оттого, что человеку, который не снимал фильмов, трудно представить себе, что это такое. Тяжелая работа, не до развлечений. Спишь в течение нескольких месяцев по два-три часа. Поэтому, насколько мне известно, на тот момент наши съемки были единственной группой в Нью- Йорке полностью без допингов. А наркотики на съемке в те времена были в порядке вещей. Поэтому когда наши актеры вдыхали фальшивый кокаин, персонал смотрел на это с диким презрением. Одна дама, звукооператор, пыталась даже принести настоящий кокаин. Пришлось ее уволить.

— Строго вы с ними.

— Иначе бы просто не сняли картину. Да и, кроме того, я не человек подобных увлечений.

— «Жидкое небо» оставило в истории кинематографа очень заметный след. А как дальше сложилась судьба тех, кто создавал фильм?

— Странно. Энн Карлисл сыграла несколько ролей. Решила переменить профессию, стала изучать психиатрию, потом вообще вышла замуж за религиозного человека и совершенно откололась от искусства. Пола Шеппард снялась в двух фильмах с огромным успехом и исчезла — где она, что с ней — никто не может найти. Джек Адалист, который играл насильника из Калифорнии, говорят, сейчас один из ведущих актеров в Израиле, куда он попал совершенно фантастическим образом. Вырос в католической семье, никакого отношения не имел к иудеям, но всегда интересовался, почему у него фамилия, которой нет в телефонной книге в Америке. Приехав в Израиль, взял телефонную книгу в гостинице — увидел две страницы Адалистов, ткнул пальцем в первую попавшуюся. Выяснилось, что это его родственники, а его дедушка был евреем, но скрыл это, перейдя в католичество. Трагическая история с Деби Джакобс, которая сыграла маленькую роль. Высокая девушка с большими глазами — вот она была стюардессой на том четвертом «Боинге», который 11 сентября упал под Питтсбургом.

— Просто нет слов… Собираетесь ли вы делать продолжение «Жидкого неба»?

— Ко мне постоянно приходят продюсеры с подобными предложениями. Я не проявляю инициативы, потому что у меня много свежих идей, неинтересно делать продолжение старого, хочется нового. Недавно появлялись японцы, тоже очень хотели делать «Жидкое небо-2», утверждали, что мой фильм сформировал нынешнее японское поколение. Уже заключили договор, пришло письмо от их адвоката насчет начала работы — на другой день у них грянул кризис. Больше я о них не слышал. Конечно, я то и дело подумываю, что это не исключено, но пока что складывается так…

— А что еще вы планируете в ближайшем будущем?

— Я сейчас закончил сценарий фантастического фильма, который, как мне кажется, не менее оригинален, чем «Жидкое небо»; и при этом для более широкого зрителя. Второй сценарий заканчиваю, совсем иного толка. В общем, переживаю сейчас такой всплеск вдохновения.

— И где думаете реализовывать?

— В Америке, хотя не исключено, что каким-то образом подключится и российская сторона. Ведь здесь — очень хорошие специалисты.