Особый капитал — люди диалога

Хочется рассказать об особой категории людей. Уверен, они у Бога на особом счету, ведь человеколюбие — вещь похвальная, и тот, кто творит добро для других, заслуживает широкого признания. Другое дело, что работа на пользу земляков или соплеменников традиционно оценивается лучше, а вот работа для добра другой нации... может восприниматься как чудачество. Хотя, возможно, именно в этом и есть высшее проявление гуманизма?

Вспоминается давняя (май 1990 года) публикация в русскоязычной латвийской газете «Балтийское время».

Рассказывалось в ней о трогательной инициативе национально пробужденных украинцев Львова в ответ на открытие в Риге украинской школы. Тогда несколько работников Львовского института автобусостроения перевели в Латвийский фонд культуры больше двухсот рублей. Сделал свой взнос и слепой кобзарь из Киева Борис Антоненко, упоминается также агроном с Днепропетровщины Виктор Горобец, который перечислил 40 рублей с пометкой: «На развитие ливского языка». Напомню, что ливы — это маленькая народность на западе Латвии, их еще меньше, чем караимов в Крыму. Сомнительно, чтобы эти украинские инициативы существенно улучшили положение дел с культурой на территории Латвии. Они лишь подтвердили, что желание ответить добром на добро — не такая уж и редкость в наше время, особенно когда к делу приобщаются СМИ.

«ПЕРВЫЙ ЗАКРЕПИЛ БЕЛОРУССКУЮ ВЫВЕСКУ...»

Не знаю, зафиксировали ли историки первый факт языковой толерантности и помощи представителям другой нации. Но в начале ХХ века подобных фактов уже было достаточно, по крайней мере, на территории Восточной Европы. Скажем, в 28-м номере белорусскоязычной газеты «Наша Нива» за 1909 год корреспондент Павел Гудок рассказывает о мирном сосуществовании двух этносов на литовско-белорусском пограничье. В частности, он пишет: «Здесь белорусы народ бедный и чуждающийся языка своего, хотят все по-барски говорить... Литовцы ничем не отличаются от нас: и денег больше не имеют, и хозяйства у них не лучше, разве что разговаривают все по-своему, по-литовски. В похвалу литовцам надо сказать, что пьют они куда меньше белорусов (...) Белорусы с литвинами живут в согласии, по-соседски, нет никаких ссор между ними...». Дальше автор описывает первые проявления национального возрождения в литовском городке Вевис, где тогда проживало немалое количество белорусов: «О «Нашей Ниве» здесь мало знают, но когда найдут какой-нибудь номер, то охотно читают. Она теперь продается в магазине Эйманта и в аптеке господина Миланча. Миланч — это литовец, который искренне сочувствует нашему делу. Он первый в городке закрепил белорусскую вывеску...».

Очевидно, толерантные литовцы не осуждали своих земляков, когда те открыто демонстрировали свои симпатии к белорусскому языку.

В свое время я перечитал кипы газет, которые выходили в годы горбачевской оттепели и в первое десятилетие независимости. Искал зафиксированные журналистами проявления языковой толерантности. И оказалось, что интересных фактов — море! Знаете, сколько водителей троллейбусов Чернигова общались с пассажирами на украинском и им же объявляли остановки? Газета «Молодь України» от 16 марта 1992 года уверяет, что только четыре: украинка Любовь Джур, узбек Рахисфат Адилов, азербайджанец Муса Мусаев и грузин Ладо Миминашвили. И это в условиях, когда 88 процентов водителей Черниговского троллейбусного парка были украинцами. О мотивах такого достойного похвалы языкового поведения узбека и кавказцев в статье не пишется. Тем не менее, осмелюсь высказать свое допущение: очевидно, в их родных республиках языковое возрождение шло быстрее, так что хотелось помочь и украинцам. Тем более, что в первые годы независимости везде царила эйфория национального возрождения. И еще: украинский язык мелодичный, не сложный для изучения, разговаривая на нем, будто приобщаешься к Украине, становишься «своим».

ОТЕЦ ЧУКОТСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ — УКРАИНЕЦ, ОТЕЦ ЯКУТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ — БЕЛОРУС

...Когда в январе 1881 года двадцатитрехлетнего народника Эдуарда Пекарского выслали в междуречье Таты и Алдана, он еще не знал, что именно в этом краю найдет свое призвание. «Средств для существования нет, — писал Пекарский отцу 22 февраля 1883 года. — И если бы не якуты, я умер бы с голоду...». Пришлось юноше разводить животных, учиться земледелию, строить юрту, запасаться топливом на долгую сибирскую зиму. Со временем Эдуард завоевал немалый авторитет среди местного населения, поскольку помогал якутам писать жалобы и другие официальные документы, вести длительные и запутанные судебные процессы. Его симпатии всегда были на стороне бедняков. Чтобы разговаривать с якутами, молодому белорусу пришлось записывать много якутских слов, а это было нелегко, поскольку не хватало бумаги, не было ни самоучителя, ни словарей. Как-то в газете «Неделя» он прочитал сообщение, что в якутском языке лишь три тысячи слов. У народника были существенные сомнения по этому поводу, поскольку он успел убедиться в богатстве якутского языка. Тогда он начал серьезную работу над словарем: в 1887 году зафиксированных якутских слов было уже 7 тысяч, через 11 лет — 20 тысяч, а в 1930 году — 25 тысяч.

Следует отметить, что хотя Пекарский воспитывался в семье белорусского крестьянина (родился близ городка Смиловичи на Минщине), на формирование его взглядов так или иначе повлияла украинская среда. Учился в Таганрогской гимназии, где тогда было немало этнических украинцев, потом — в Чернигове, а в 1877 году поступил в Харьковский ветеринарный институт. В Таганроге успел только познакомился с революционно настроенной молодежью, в Чернигове уже активно вел революционную пропаганду, распространял запрещенную литературу, а в Харькове юноше пришлось даже скрываться от полиции, когда начались студенческие волнения. Итак, связь с Украиной была самая непосредственная, хотя землей, где Пекарский полностью самореализовался, была именно Якутия, ее он впоследствии назовет своей второй Родиной. Ведь именно здесь со временем возникнет светлый миф о добром, справедливом человеке, защитнике якутского языка. Один из основателей якутской литературы Алексей Кулаковский в своем письме от 18 ноября 1912 года написал Пекарскому: «У нас не было литературы, а ваш словарь должен послужить краеугольным камнем для ее создания. Вы действительно заслуживаете звания «Отца якутской литературы». Если бы не Вы, вряд ли нашелся бы человек, у которого хватило бы смелости взять на себя такой колоссальный труд...»

Почти аналогичную работу провел на Чукотке украинец Петр Скорик. Родился он в селе Скориковка Золотоношского района Черкасской области. Но, как и в случае с Пекарским, через много лет стал считаться верным сыном этой бескрайней земли — Чукотки, отцом чукотской письменности. Благодаря его призывам специальные научные экспедиции начали изучать этническую историю чукчей, описывать их традиционную хозяйственную деятельность и материальную культуру: способы выпаса оленей, рыбной ловли, охоту на морских зверей, орудия труда и промысла, жилье, одежду, сказки, национальные виды спорта и т.д. Это уже было в годы СССР, поэтому дело продвигалось быстрее. Впоследствии известный чукотский писатель Юрий Рытхеу напишет теплые строки: «Так уж сложилось, что наш язык стал для Петра Яковлевича Скорика делом всей жизни. В те далекие годы, когда укреплялась советская власть, молодой учитель понимал, что без знаний языка невозможно выяснить чаяния людей, которые еще в недавнем прошлом жили в условиях первобытного строя. Язык сближает людей, делает их взаимоотношения более доверительными и тесными. Первая научная грамматика чукотского языка, созданная Скориком, рождалась не в тиши кабинетов, а на широких просторах тундры, в ярангах оленеводов. Она озарена полной электрификацией чукотских поселков, в ней история народа от первых дней советской власти до сегодняшнего дня. Только подлинный знаток языка, его тонкий наблюдатель мог создать такую научную работу...». Среди достижений нашего земляка более двадцати учебников для чукотских школ. А еще он теоретически обосновал и практически доказал правильность выделения в чукотско-камчатской языковой группе еще двух языков — алюторского и керекского.

УКРАИНЕЦ — БОЛГАРАМ, ЧЕХ — УКРАИНЦАМ, НЕМЕЦ — КАТАЛАНЦАМ

Подвижничество Пекарского и Скорика — не уникальное явление. Можно привести десятки других примеров, когда человек жертвенно работает для блага другого, не своего народа. Скажем, украинец с Прикарпатья Георгий Гуца (1802—1839) более известен в Болгарии под псевдонимом Юрий Венелин. Он был первым исследователем истории болгар, порабощенных на то время Турцией. Под влиянием его исследований в Габрово впоследствии откроют первое учебное заведение, где все предметы будут преподаваться на болгарском языке. Недолгой была жизнь подвижника, но сделать удалось немало, и со временем признательные болгары установят на месте погребения ученого в Москве памятник с надписью: «Он первый напомнил миру о забытом, но когда-то мощном племени болгар». И революционер-демократ Любен Каравелов скажет теплые слова о нашем земляке, поскольку он: «научил болгарина ценить свое имя и гордиться своей достойной уважения народностью». Теперь уже не только болгары считают, что наследие Юрия Венелина имеет международное значение.

Надо сказать, что и нашей культурой интересовались славные сыновья и дочери других народов, и таких людей было немало. Скажем, чех Франтишек Ржегорж (1858—1901) напечатал более ста статей о жизни галицких украинцев. И они самые разнообразные по тематике, например: «Народное лечение у галицких малороссов» или: «Евреи в Галиче». Последнюю статью высоко оценил украинский этнограф Николай Сумцов: «Статьи господина Ржегоржа интересны с научной точки зрения. По моему мнению, такая статья, как напечатанная теперь в «Образовании» об отношении галицких евреев к русинам, представляет высокий интерес этнографический и социальный. А что касается изложения ее содержания, то ее можно считать образцовой научно-популярной статьей». Николай Сумцов погрустил по поводу того, что о чешском подвижнике мало знает Поднепровская Украина, поскольку Ржегорж писал исключительно о галичанах, к тому же печатал свои статьи в малоизвестных чешских изданиях. Тем не менее, вызывает восхищение любовь чеха к нашим людям, ведь это ему принадлежат слова: «Русь — это моя вторая отчизна, русины — мои родные братья». Из-за тяжелой болезни он был вынужден вернуться в Чехию. Но и оттуда писал Ивану Франко: «Иногда тоска так сжимает сердце, что оно едва не разрывается. Ведь среди вашего народа я прожил незабываемые годы (...) Как я ему желаю доли, доли и еще доли, даже если бы мне ради этого остаток моей жизни пришлось бы прожить в недоле. Моя дорогая мать и брат с сестрой тлеют на вовкивском кладбище, которое я когда-то с набожным почтением описал в «Svetozori». А мне не суждено, чтобы ваш народ, ради которого у меня бьется сердце, насыпал надо мною могилу-могилоньку...»

После его смерти Иван Франко написал письмо, напечатанное в чешской прессе: «Чехия дала нам не только умного, неутомимого и разностороннего собирателя-этнографа, не только внимательного и понимающего посредника, который, знакомя чехов с нашим народом, не переставал также знакомить нас с чехами, их писательством и их высокой и интенсивной культурной жизнью. В лице Фр. Ржегоржа дала нам Чехия человека с золотым сердцем, полным высокого идеализма...»

Если внимание чеха к Галичине еще как-то можно понять (все-таки этот край был частичкой огромной по чешским меркам украинской этнической территории), то фанатичная преданность немца возрождению каталанского языка вызывает немое удивление и восхищение. Этот язык имел сравнительно короткий период свободного развития — на волнах мощного народного движения республиканская Испания в 1932 году предоставила каталонцам автономию. Однако франкистский режим все демократические завоевания небольшого народа уничтожил, мало того, запретил даже личные имена, а с топонимикой края поступил так же, как и Сталин с крымской после депортации крымских татар.

Но, видно, Бог смилостивился над каталонцами и послал им подспорье в лице... немца Т. Стегмана, который родился в Барселоне в том самом 1941 году, когда его соплеменники, выполняя волю Гитлера, двинулись на восток для завоевания нового «жизненного пространства». Его отец был директором местной немецкой школы, и когда сыну исполнилось 10 лет, семья покинула Барселону и вернулась в Германию.

Однако к тому времени юный Стегман был уже настолько «заражен» каталонизмом, что решил всю свою жизнь посвятить изучению и популяризации культуры народа, который в Испании находился вне закона. В 1982 году он составил своеобразный «Декалог каталонца», который регулировал правила языкового поведения. Есть там такие пункты: «Разговаривайте на вашем языке всегда, когда это возможно, особенно в семье и с вашими друзьями и знакомыми», «Выказывайте уважение к каждому, кто разговаривает на другом языке, но требуйте такого же уважения к вашему языку». Есть пункт, который касается СМИ: «Подписывайте каталанские газеты и журналы. Пусть будут каталанскими книжки, которые вы читаете, спектакли, которые вы посещаете, радио- и телепередачи, которые вы слушаете и смотрите». Работа профессора Т. Д. Стегмана не была напрасной, текст его «Декалога» взяла на вооружение Служба нормализации употребления каталанского языка, который действует при автономном правительстве и является генератором многих массовых инициатив. Теперь каталанский считают наиболее перспективным из тех европейских языков, которые не имеют государственного статуса.

ЕВРЕЙСКИЕ ПОДВИЖНИКИ

Здесь в очередной раз можно вспомнить Моисея Фишбейна, который много сделал для ознакомления мира с украинской культурой. Но крайне необходимо поговорить о менее известных фигурах. Заслуживает доброго слова сын известного львовского раввина Езекииля Левина — Курт Левин. Во время войны ему удалось выжить благодаря Андрею Шептицкому, поэтому он значительную часть жизни посвятил делу беатификации Митрополита и его брата Климента. Мало кто из украинцев приложил столько усилий в этом направлении — здесь сын раввина для всех мог бы быть примером! Кстати, своих сыновей Курт Левин назвал Андреем и Климентом, что для евреев, в общем, нетипично. Сложно обойти вниманием эту фигуру, если предметно говорить об украинско-еврейских отношениях. Следует упомянуть и бывшего одессита Владимира Витковского, который два десятилетия своей жизни провел во Львове, посвятив себя украинскому языковому возрождению. Это был человек с непростым характером (может, поэтому и редко участвовал в интеллигентских тусовках), но написано им столько, что можно смело, без колебаний, золотыми буквами вписывать имя этого подвижника в историю украинского национального возрождения. Вот лишь краткий перечень его статей, которые печатались в львовских и центральных газетах и журналах: «Универсальная ценность родного слова» — 1992, «Уважают того, кто себя уважает» — 1994, «Испытание независимостью» — 1998, «Урок в еврейской школе» — 1998, «Архетипы истории и «молекулярная энергия» прогресса» — 2000, «Национальное возрождение: в поисках наступательной доктрины» — 2001, «Евроразмышления» — 2003, «Через прошлое — в будущее» — 2003, «Народовство — невостребованное наследие» — 2003, «Крути, крутійство, «кучмагейт»...» — 2004, «Палачи, жертвы и Украина как совместный проект их потомков» — 2006. Это очень коротко, как говорится, «пунктиром». А вот одна из мыслей автора, которую он постоянно и настойчиво пропагандировал: «Необходимо преодолеть трагическое противоречие между низким рядовым уровнем человеческих качеств нашей массы и той неутомимой щедростью, с которой украинская земля порождает способных, талантливых, гениальных людей, большей частью обреченных на травлю, деградацию или изгнание с этой земли. Должны найти способы развития нации именно вокруг лучших ее представителей, создания плодотворных идее- и талантотворящих сред, «центров кристаллизации» наиболее продуктивных слоев общества...» Можно лишь удивляться, что такая самоотверженность автора не была надлежащим образом оценена даже во Львове. Упоминаю о Владимира Витковского в прошедшем времени только потому, что он был вынужден... эмигрировать из Украины из-за постоянных материальных проблем и игнорирования его теоретического наследия «патриотической» общественностью. Удивительно не то, что, наконец, уехал, а то, что так долго продержался.

Другой еврей — Аркадий Натариус в свое время был активным черниговским руховцем. Но уже много лет назад эмигрировал в Израиль, впрочем, не порывая с Украиной. Дело в том, что Аркадий Семенович является «фанатом» творчества малоизвестного украинского поэта с Черниговщины Леонида Тереховича. Диссидент, внук поэта-петлюровца, Леонид ушел из жизни относительно молодым. Был большим правдолюбом и бунтарем, поэтому имел непростые отношения с властью. Как-то (в период становления местного Руха) был жестоко избит милиционерами, а затем умер. Мало кто о нем знал, мало кто ценил его творчество... Но Аркадий Натариус приложил немало усилий, чтобы стихи Тереховича были в интернете, к тому же мечтает открыть небольшой музей поэта в селе Кучиновка. Украинцы сказали бы, что это нереально, но упорный и последовательный еврей, не жалея времени, здоровья и собственных средств, воплощает свой замысел в жизнь, за что ему честь и хвала. 

Большое количество подобных фактов свидетельствует о наличии немалых резервов в деле налаживания дружеских отношений между странами и народами. Не так уж и сложно, обладая необходимыми знаниями и действуя последовательно, гармонизовать любое полиэтническое общество, в частности, украинское. Отмечу, кстати, что именно идеолог украинского национализма Николай Михновский выдвинул принцип честности в сфере межнациональных отношений. Он подчеркивал, что для сосуществования в согласии надо, «чтобы один народ другому не только не препятствовал, но и помогал достигать его цели». Казалось бы, именно украинские националисты должны популяризировать вклад таких людей, как Пекарский, Скорик, Ржегорж, Витковский, Натариус... Следовало с самого начала независимости создавать «ячейки толерантности» в проблемных регионах — это только помогло бы украинскому языку. Однако этого почему-то не произошло, тема для потомков Михновского оказалась неинтересной. Огромный украинский ресурс — толерантность — не был использован. И теперь именно чрезмерная поляризация Украины, ее «извечный» раздел на восток и запад помогает антиукраинским силам контролировать огромную территорию. Так что разговор о светлой, человеколюбивой силе, о «людях диалога и добра» до сих пор не утратил своей актуальности — ни для Украины, ни для мира в целом.