Почему я не хочу в школьную программу

Сначала, чтобы создать хотя бы видимость полемики, сразу отмечу один-единственный пункт, в котором мог бы с пани Агеевой поспорить. Это действительно деталь незначительная, возможно, даже личностная, поэтому лучше сразу ее отметить, чтобы потом уже не возвращаться. Я не считаю ни У. Самчука, ни И. Багряного авторами скучными и неинтересными, а, принимая во внимание особенности восприятия литературы молодыми людьми 15 — 17 лет, считаю, что оба эти автора, наравне с В. Домонтовичем и Ю. Косачем, достойны присутствовать в школьных программах.

Впрочем, это на самом деле деталь малозначимая, тогда как вопросы, затронутые и поднятые профессором Агеевой, действительно наболевшие, актуальные и масштабные. Попробую здесь, пусть и не совсем системно, внести несколько своих дополнений, которые будут, надеюсь, полностью «в свете решений», ну разве что несколько более радикальными. Радикальность эта также не из пальца высосана — она является результатом долгих размышлений о судьбе украинской литературы, которая (судьба) волей-неволей таки связана с тем, как ее (литературу) подают, прививают человеку в детском возрасте. Речь идет о рецепции, восприятии словесности и писателя человеком, который скорее всего в жизни своей живого писателя не увидит (разве что по телевизору), а свое впечатление об этих созданиях будет черпать из черно-белых портретов на страницах учебников и хрестоматий. К этим портретам более дерзкие ученики дорисовывают уши, усы, рога и вампирские клыки, об этих плоских, двухмерных (на бумаге же!) дядях с бородами и без бород часто складываются бурсацкие куплетики — «Легче сгрызть нам кирпичину, чем учить Павла Тычину» — и это о тонком, нежном, может, даже тончайшем и нежнейшем поэте Украины прошлого века. Это же как далеко нужно отодвинуть литературу от реальной жизни, от повседневности человеческой. (Впрочем, не одна только литература как школьная дисциплина оторвана от реальности. Интересно, часто ли читатели «Дня» в своей повседневной жизни вспоминают валентность меди, решают логарифмические уравнения или спрягают французские глаголы. А в школе это все изучается. Но вернемся все-таки к литературе.)

Вера Агеева совершенно верно формулирует вопрос, вынесенный в заглавие полемического материала: «Интеллектуалка или классная дама?». «Конечно же, интеллектуалка!» — закричит и прогрессивная общественность, и даже рядовой писатель, даже не задумываясь над тем, где же ее, эту интеллектуалку, взять. Ее нужно воспитать, взрастить — этим, кажется, и занимается университет «Киево-Могилянская академия» и лично профессор Агеева, за что лишний раз стоит снять шляпу перед ней и ее сотрудниками. Но хотелось бы знать, какой процент студентов после окончания этого учебного заведения едет работать в районные центры нашего немалого государства — и то не в Фастов или Бровары, а в Волноваху, Токмак или Старобельск, в Сарны и Маневичи, в Тульчин и Снятин. Ведь именно там формируется народ, нация нашего уже двенадцатый год независимого государства. Именно там, на местах, в городских и районных отделах образования выполняются, реализовываются школьные программы в полном их объеме, с изучением творчества местных авторов включительно. (О последних — отдельный тяжелый разговор, который желательно вынести за рамки наших сегодняшних размышлений). И работают над реализацией школьных программ выпускники преимущественно местных учебных заведений, которым преподавали также выпускники преимущественно тех самых заведений, только более старшего возраста. Цепочка эта бесконечна, и потому следует пытаться не прервать ее, а — облагородить. Где- то добавить звенья из благородного металла, в виде выпускников все-таки столичных университетов, где-то посеребрить-позолотить, присвоив ученые степени кому-то из только что упомянутых «старших по возрасту». Ну и сами преподаватели, «учителя учителей» должны, как кажется, хоть немного ответственнее относиться к своей работе. Пусть бы они руководствовались древним врачебным принципом «не навреди». Литература наша пребывает в том самом состоянии, что и все другие области общественной жизни с прилагательным «украинская» — от кино и театра вплоть до философии, экономики, политики. Найти и подчеркнуть то интересное, на что стоит обратить внимание, что действительно стоит прочитать, — это, по-видимому, главная на сегодня задача преподавателей.

«Украинская изящная словесность на самом деле вовсе не такая, какой вам ее преподают в школе!» — часто хочется крикнуть мне во время встреч с молодыми читателями. Из-за неудачно составленных программ впечатление о литературе складывается искаженное. А поскольку программы все же составляются не в райцентрах, то и виновных следует искать не в Тульчинах и Волновахах. Знаю в Киеве многих достойных и мудрых людей, которые работают в литературе и литературоведении, и мог бы дать их адреса-телефоны, если бы это предложение вдруг заинтересовало Министерство образования. Хотя там, кажется, проблемой преподавания украинской литературы обеспокоены не сильно. Во всяком случае, не больше, чем проблемами преподавания других предметов и дисциплин.

Вера Агеева как-то чересчур спокойно отмечает в своих размышлениях: «Студенты еще и в этом году свидетельствуют, что в некоторых школах изучают «Знаменосцы»... Я понимаю, что учителям мало платят и им лень читать новые книжки...» Во мне, как в писателе, после подобных строк что- то будто вскипает. Представьте себе водителя автобуса или грузовика, которому «лень прочитать» и изучить новые правила дорожного движения; представьте врача, которому лень поинтересоваться новейшими медикаментами, и он далее пользуется в своей практике только зеленкой и аспирином. Услугами таких специалистов вряд ли захочется кому-либо воспользоваться. Возможно, именно поэтому «учителям мало платят»?

И совсем уж напоследок — конечно же, я не мог не заметить в статье пани Агеевой упоминания своего имени и названия стихотворения «Любіть Оклахому». Писателю приятно, когда человек прогрессивных взглядов, которым госпожа профессор, бесспорно, является, пусть и в шутку, предлагает ввести его произведение в школьную программу. Однако — сразу возникает это проклятое «однако» — школа наша не реформированная и не обновленная, она своими основами и далее базируется на поощрении и наказании, только теперь, кажется, в виде «двенадцаток» вместо бывших «пятерок». И мне ужасно не хочется, чтобы хоть один молодой человек был наказан старшим человеком за то, что не прочитал, не выучил стихотворение А. Ирванца. Ведь наказание влечет за собой неприязнь, враждебное отношение. Я не хочу, я боюсь безосновательно-мотивированного враждебного отношения со стороны неизвестного мне юноши или девушки — ни к себе лично, ни ко всей украинской литературе. И потому я против введения моих произведений в программу средней школы.