ПЯТЬ ТЫСЯЧ ГЕКТАРОВ

Брат взял землю. Собственно, купил. Под далеким от Черкасщины Мариуполем. Весь наш шполянский род бросил веточки по всей Украине: Валерий раньше учился в Донецком автодорожном институте, а после армии оделся в милицейскую форму. Сейчас ему до пенсии по службе — 6 лет.

Кстати, в который раз услышав от какого-то хохленка калякание о продажности или завистливости украинцев, он всегда перебивает:

— В моем роду такого нет. А в твоем? С твоего рода кто-то кого- то продал, надкусывал яблоки или доносил на соседа?

А услышав отрицательный ответ:

— Твой, мой роды — это и есть наш народ, между прочим. Не наговаривай на меня.

Отец Валерия — Николай Павлович Шемет — еще в шестидесятые-семидесятые, возглавив коммунальную службу в Надточаевке, связался с агропоставляющими и оптовыми базами в Москве и Прибалтике. На то время это был высший пилотаж предприимчивости. С учетом сплошь минированного запрещениями для колхозов законодательного поля — сталкерства.

Крестьяне могли дешево покупать лесоматериалы, шифер, трубы и тому подобное, начали спешно строиться.

Досадуя на раскисшие после дождей улицы и закоулки села, которое для путевых служб района было не в очу из-за отдаленности,Николай Павлович однажды летом организовал бригаду мостовиков, навозил из Хлистуновского карьера камня, мучки, и к осени две центральные дороги в селе стали, по-шполянски говоря, сошой.

Крестьяне любили бросить:

— Ну что. Простелил. К себе и к теще.

Если отбросить более уважительные объяснения, то так оно и было.

Он раздирал для односельчан и для нас, его родственников по другим селам и городкам, кулисы колхозной неволи, почти подъяремного крепостничества. Три базарные поездки в Беларусь с грецкими орехами давали больше, чем годовая откормка десятка свиней и пяти бычков вместе.

А сколько в опасные для политических разговоров годы кипело в наших домах разговоров о том, что не свободно было. Помню, в одном застолье Николай Павлович, как тигр, защищал от дядей-ретрансляторов кремлевского официоза и минорных перепевов кукурузного хлеба Никиту Хрущева. Спор достигал высшей ступени.

— Подожди, — кричал оппонент, — дай скажу, а то забуду.

— Тебе не надо такое помнить! — отрубил Шемет и в лексическом аллюре насмешки и резона доказывал обман брежневской пропаганды.

Искренний, жизнелюб, умница, острослов, сгусток сангвинического темперамента — он почитал род как высшее проявление человеческой солидарности и взаимовыручки и делами своей жизни скрепил его, оставив после себя ненаполненную чашу зажиточности и почти озвученный в каждом из нас голос крови.

Мы едем с Валерием на его легковушке из Киева. На заднем сидении заснули подростки — его сын Николай и мой крестник Рома. Обсуждаем статью Богдана Тодорова, напечатанную в «Вечірньому Києві». В ней об интересе американцев в отношении почти бесплатных украинских черноземов. Говорим о выставке Агро-2000, которая недавно развернулась в Чубинском. О ценах на сельскохозяйственную машинерию. Они для владельца двадцятигектарного поля, — вот как у Валерия, — ужасающие. Подсолнечно-кукурузная сеялка, скажем, изготовленная в Украине, но наполовину из югославских частей стоит около ста тысяч гривен. Простой деркач для овса — четыре с половиной тысячи. Дисковые бороны шестиметровые — от двадцати до тридцати восьми тысяч. Электродоилка для одной коровы — 1300 гривен.

Ясно, что американцу сесть на двухстах, а то и двух тысячах гектаров в средней или южной Украине, что в ладоши ударить. Вспомните шведский «Чумак», который подвернул под себя — слышали — более ста тысяч гектаров надчерноморских полей.

— Знаешь, слово «транснационалы» ассоциируется у меня с «трансциденталами». Перекати- поле по миру, — говорит Валерий.

— «Ох, брате, брате, в них до смутку грошей», — напоминаю ему Лининой строкой.

— Ничего. Пусть поползают под каждой яблонькой или грушей в саду.

Поразмыслив, сходимся на том, что где-то треть земель останется под украинцами, частью этой будут необакротившиеся, удачно реформированные крупные хозяйства, а частью «комарики-дзюбрики», как мы с Валерием на наших (или своих?) 20—50 гектарах, в случае, если овладеем новационным садоводством, также овощеводством или даже выращиванием лечебных трав.

У Валерия не проходит азарт в ведении хозяйства. Все годы, с тех пор как он стал жить в пригороде Мариуполя, на своих приусадебных 0.12 га вырастил в два захода редиску, а затем помидоры — все из-под пленки, — что приносило ему с городского базара 3—5 тыс. долларов. Но это давно было и прошло.

— Для того, чтобы иметь ту же прибыль, — делится он со мной, — сегодня я должен обрабатывать таким же способом вдесятеро большую площадь. Ясно, что во внеслужебные часы и выходные не буду успевать.

Но здесь президентский Указ о реформировании АПК. Брат не колебался. Прикупил четыре земельных пая и крепко жалеет о пятом, за которым послал жениного брата, а того опередили греки.

— Решающие повороты всегда нужно проходить самому, — его вывод.

Вынесенную в натуре землю он переходил-перетрогал и сейчас в нашей бесконечной беседе мы организовываем для нее и два гектара овощей под пленку, и пять гектаров бахчи, и десять озимых, и два выпаса, а вместе с бережной этого выпаса будет втрое больше. При этом принимаем во внимание наличие (а, скорее всего, досадное отсутствие техники), мобилизационных возможностей родни, сравнительно дешевых наемных работников из Мариуполя, Валериевы опыт и деловые связи и всякий раз оглядываемся на американцев, которые уже сели над Гудзоном и ноги свесили, присматривая себе латочку цветущей зелени в украинской роскошной пелене.

Сильно нас интересует, — и в два голоса — производство твердых сыров. Специальная и деликатная штука, а самое главное — очень рентабельная. И как раз и производственная ниша, — труд, который в творчество перешел: вариации с рецептурой, со своими ощущением и интуицией, изобретениями и подходами, а на вкус и цвет товарища нет, следовательно, всегда будет свой покупатель, — из которой нас не вышибут никакие транснациональные троглодиты, даже свои «Галактоны» и «Юрии».

— Та’, подайте бутылку с водой, — то ли проснулся, то ли не спал Миколка и дернул отца за плечо.

Марочная украинская по такому же напряжению семейной предприимчивости, жажды уберечься и выжить, как и наше фермерство.

Двенадцатилетний мариуполец обращается к своим родителям на «вы», как и Рома к своим, как и мой сын ко мне.

Далее поговорим об информационном голоде, который остро чувствуем. Фермерскую газету «Час» (с редактором В. Присяжнюком, который жертвенно работал на идею), что как можно полно отвечала запросам новых хозяев, подперли «не так тії вороги, як добрі люди»; «Сельское время» никак не выберется из литературных и этнографических излишеств. «Фермерский вестник» — хорошая газета, однако локализована географически и четырьмя страничками, «Сiльськi вiстi» — вслед за Довженко говоря: «Обуха плетью не перешибешь, Иван!»

Актуальную и своевременную информацию можно почерпнуть из еженедельника «Бизнес», но там она идет под особым вниманием к сегменту рынка, и по актам, фактам и цифрам, как для трейдеров: те покупают и продают эшелонами и танкерами. Днепропетровские «Новости АПК» должны бы быть на столе в каждого фермера, но глобализация тем и собственно цена одного номера журнала — 150 грн. — делают невозможным.

«Галицькі контракти» изредка обронят слово об аграрных проблемах и возможностях. Кстати, язык «Бизнеса» и прайсов двух этих еженедельников из-за отсутствия выбора — экспансивный, победнореляционный относительно Закона и Конституции и то, что в мире давно было бы истолковано как нарушение прав человека, здесь объяснится досадным недоразумением, временной неурегулированностью, неразработанностью терминологии, отсутствием запросов, торговой традицией и тому подобное.

— В Донецке недавно появилась новая газета для фермеров, — вспомнил Валерий. — «Фермерское хозяйство» называется. Пишет ничего себе. Но опять же: или по-русски,или никак.

— Читал, — отвечаю, — угадывается, что за газетой крупные деньги и похоже, что большой прайс для фермеров, о котором мы с тобой мечтаем, уже осенью будут издавать именно они.

Согласовали между собой, что на журналы «Новини агротехніки» (аналитические материалы Николая Дивака с «Новин...» непревзойденные!), «Пропозицію», еженедельник «Галицькі контракти» со всеми дополнениями, газеты «День», «Сільський час», «Урядовий кур’єр», «Народну газету» подпишемся обязательно.

— А «Фермерское хозайство» только в украиноязычной редакции.

— Которой пока что нет.

— А на нет и суда нет...

— Говорят же так на севере.

— Так, вы говорили, что пахота будет на мне, — Миколке кисло сидеть в стороне разговора, — что «детешка» будет на мне.

«Детешка» — трактор, приобретенный недавно Шеметами.

Миколка как две капли воды похож на своего покойного деда — и движением, и кивком, и поворотом, но уже и голосом, который наливается бархатом.

Умеет управлять машиной, трактором, заплыл было на лодке 15 км от берега в Азовском море, чтобы выудить более крупную сулу. Акумулятивный, энергичный, неуступчивый, раздражающийся на любые издевки над своим гонорцем.

Бывало, заеду в Надточаевку, уговариваю родню брать землю, чтобы становиться самостоятельными, бросать черную работу на ту чертову глотку — колхоз.

— Ох, если бы это был живой Николай, — сокрушенно качают головами в одной избе.

— Если бы это был Николай, — вздохнут в другой.

Наш гостинец из Киева повернул на 29 Моринских извивов. Скоро дом. Полуоборачиваюсь и спрашиваю:

— Коля, у отца пока что двадцать гектаров земли. А сколько будет у тебя?

— Пять тысяч! — прозвучало безапелляционно с мальчишеским вызовом.

Валерий засмеялся.

— Не смейся, — говорю. — Помнишь, как твой отец говорил: «Вы только поддайте, а донести — так донесу хоть и до Черкасс».

— Поэтому, — соглашается брат, — мы им, как почва событий будущих, решающих...

— Будущее здесь! — перебиваю его. — Пять тысяч гектаров — что? Мы не замахнулись бы, если бы был живой Николай Павлович? Валерий и я посмотрели друг на друга. А потом, как по команде, оглянулись на мальчика.

На нас пристально смотрели Николкины деда Николая глаза.

— Пять тысяч гектаров, — повторил с несвойственной для его возраста решительностью, — или, может, американцам отдадите?

с. Шевченкова Кереливка,
Черкасская обл.