Ростанский мираж

Село встречает покосившейся табличкой со строгой надписью «Пограничная полоса» и заброшенными хатами. Их здесь столько, что хочется закричать: «Люди, где вы?» «И куда люди в том Бресце деваются?» — рассуждали ростанцы, когда и при Союзе очередной выпускной класс местной школы почти в полном составе искал лучшей жизни в соседней Беларуси. Ныне мало что изменилось: людей в Ростане стало еще меньше. Предпасхальная Ростань напомнила отрывок из повести «Fata morgana», который поколения учеников советской школы учили наизусть: «Ідуть дощі, холодні тумани клубочаться угорі, спадаючи на землю мокрими косами...»

Бедная ростанская земля: с одного ее квадратного метра можно набрать камней на метр фундамента. Но и эта земля «поманила, як марево» — чтобы исчезнуть в чиновничьих бумагах и зарослях леса.

Бывший главный экономист бывшего ростанского колхоза Владимир Иванович Козачук сидел в... погребе. Долго звали мы его у ворот, напрасно отгоняя палкой большого пса: тот скалил крепкие зубы и держался так, словно за ним была Брестская крепость. В конечном итоге хозяин вылез из хатнего подземелья: как раз выбирал на семена картошку. После смерти жены живет сам, потому что дети по ростанской традиции из села уехали. Козачук и был председателем комиссии, которая еще в далеком 1995 году начала раздавать ростанскую землю из собственности государства. Он знает, сколько ее процентов и какие именно поля отошли в резервный фонд, сколько отошло в запас сельского совета. Но когда через два года начал искать карту земель, ее... не оказалось. Тогдашний землеустроитель убеждал, что карта была, однако Козачук просидел целый день в конторах, но никаких интересующих его документов об общей земле так и не нашел.

— Исчезли и акты, которые я подписывал. Должны были быть, говорил председатель колхоза, в его сейфе. Открыл, перерыл бумаги — ничего нет. Тогда я все понял и плюнул: раз нет этих документов, то мне для общины больше нечего делить, — рассказывает сегодня Владимир Иванович.

Во время перемен, когда земля начала становиться частной собственностью, каждый ростанец, посвятивший жизнь колхозу (и не умер на момент деления!), получил сертификат о праве на земельный пай в размере более трех гектаров. На последней сельской сходке людям заявили, что эта доля... уменьшилась.

— Сначала у нас на одного живого человека якобы осталось гектар и 20 соток. Потом, говорили, была еще одна комиссия, которая «нашла» еще землю, и пай увеличился до гектара и 30 соток. На собрании начальничек с улыбкой так людям и сказал: «Зачем вам три гектара, на вашей земле уже лес вырос!» Пусть будет и лес. Но мой. Мне земли уже не нужно, но пусть будет. Может, кто- то купит или детям пригодится. Люди встревожены тем, что частная фирма, выращивающая голубику, заняла еще 120 гектаров ростанской земли. Тянутся плантации аж до Хрипска. Поедьте и увидите, какое поле вокруг огорожено! Пусть растет себе и голубика, это дело у нас начинали еще в 90-х годах, но на семи гектарах колхозных угодий, где мы ничего и не сеяли. Такие вопросы, говорят люди, нужно решать коллективно. А они коллективно не хотят, — пессимистически завершает монолог Козачук.

Неподалеку от его хаты в сельском магазине народ собирается в очередь за... хлебом. В Ростань завозят его не ежедневно, а старенькие пенсионеры, которых в селе большинство, не могут стоять у печи. Да и для кого печь? Это когда-то в местной школе, вспоминает бывшая учительница Вера Лукашевна Лончук, училось 370 учеников. А ныне нет и 90. Да и то в школу ходят дети из Ростани, Каменки, Хрипска, Перешпы и Пулемца. Последние ради аттестата вынуждены жить на частных квартирах, потому что интерната нет.

— А ведь было, что во время всеукраинской переписи на меня и мою коллегу, ответственных за это дело, приходилось по тысяче душ!

Трудоспособных людей из Ростани в свое время забрала Беларусь. Эти, теперь приграничные, волынские села испокон веков заглядывали в рот северному соседу. Расположенная в своеобразном географическом аппендиксе, ростанская зона одним глазом смотрит на уже европейскую Польшу — до Влодавы 17 километров, другим — на лукашенковскую Беларусь, до которой из Хрипска меньше километра. Бывший ростанский сельский председатель Петр Ефимович Шепелюк рассказывал, что в 70-х годах прошлого века этот уголок Волыни должны были присоединить к Брестской области, чтобы выровнять границу между Украиной и Беларусью. Якобы уже и документы были готовы, но, видно, не сложилось. А в такой близкой Томашевке (километров за десять) — тротуары и бассейн, и женщины на ферме ходят в белых халатах и доят коров при помощью компьютеров...

Вера Лукашевна белит родительскую хату. Старенькой матери сделали операцию на глазах, хотя отец еще сам перечитывает все газеты.

— Кусок мужчины! — с горечью говорит дочь об отце. — Под Кенигсбергом был ранен в правую руку, перенес девять операций, ампутировали ее вместе с плечом... Хорошо, хоть живой остался! Сам левой и косил, и дрова рубил. Когда-то никому, кроме семьи, не был нужен, а теперь такой инвалид уважаемый, что и к обелиску в праздники зовут...

Вернувшись со Второй мировой домой инвалидом, дядя Лукаш получал пенсию в размере 9 рублей и 50 копеек. Но в середине 50-х годов один мужчина надоумил его написать в Киев.

— Отец и надиктовал: «Спасибо советской власти за то, что у меня с 1945-го до 1956-го выросла раненая и отрезанная рука, я уже могу ею работать и пенсии в 9 рублей мне вполне хватает», — вспоминает Вера Лукашевна.

Бывшего солдата вскоре позвали в столицу, откуда он вернулся с пенсией в 270 рублей.

— Ростанские учителя ездили когда-то на обед в белорусскую Томашевку. Ходил автобус. Там мы одевались, обувались и кормились. Вы же знаете, что при Машерове Беларусь, а особенно Брестская область, где находится крепость-герой, процветала. А около Томашевки — село Комаровка, в котором родился космонавт Петр Климук, его тоже хорошо отстроили. Там все было! Я, правда, на обеды в белорусскую столовую не ездила, потому что не было возможности. Ездили учителя, которые жили в «белом доме» (так в Ростане называли восьмиквартирный дом для специалистов), у которых не было хозяйства. Зарплаты и пенсии не платили по полгода. Дома парализованная свекровь. Муж, чтобы заработать леса на хату, поехал на заработки в Смоленск. У меня уже было двое детей, да еще поступила учиться. Уже была беременна третьим сыном, когда просила лесничего, чтобы выписал дранки. Мне ее выгрузили далеко от хаты, потому что была зима и снег глубокий. Так я с детьми на санках ту дранку отвезла домой и на обеденном автобусе поехала в Шацк рожать, — вспоминает «жизнь в захолустье».

Когда сельская интеллигенция сидела без зарплаты, Вера Лукашевна, как и многие ростанцы, возила в Польшу даже спирт. Ее же сыновья уже «при Украине», как другие ростанские парни, носили на плечах сигареты в Беларусь.

— Шли ночью, через лес. 25 километров в один конец, до села Домачево. Заработают несколько долларов, потому что работы нет, а переживут!.. Доходились, что остановили или пограничники, или неизвестно кто. Отдали, что заработали, и больше не ходили.

Как бывшая интеллигенция Лукашевна имеет право на получение двух гектаров пая. Муж- механизатор и его покойная мама принесли в семью два земельных пая по три с хвостиком гектара. Они, как и у всех в селе, не обрабатываются. А чем обрабатывать? Распаивания же не было. Однако когда на собрании селян поставили в известность, что пай уже уменьшился, Вера Лукашевна со свойственной ей прямотой выступила:

— Я понимаю: если сдохла на ферме корова или свинья, то их-таки нет. Но куда подевалась наша земля?! Говорят, заросла лесом. Я снова задаю вопрос: так мы его срубим и не будем просить в лесничестве дрова. И кто же меня послушал?! Точно так женщины из Хрипска, которые пытались что-то на собрании выяснить, в конечном итоге развернулись и разошлись.

Многолетний ростанский сельский председатель Юлия Федоровна Расевич сознается: земельные вопросы настолько сложные, что и она со своим опытом не всегда может разобраться. В селах сельсовета (в частности, Ростань, Перешпа, Хрипск и хутор Красный Бор, где ныне обитает до десятка человек) паевание земель началось с 1995-го.

— Мы были включены в проект по бесплатному изготовлению государственных актов на землю. Якобы должны были финансировать американцы. Те документы долго у меня лежали на столе, но все заглохло. Земля начала зарастать. Только два хозяина взяли пай в натуре, однако так ничего и не делают. Нечем и некому. А шум в селе поднялся, когда луцкая фирма проводила инвентаризацию земель. Есть положение, что земли, заросшие лесом, изымаются из пользования. Поэтому и уменьшились паи... Мне с этого — ничего! Есть 35 соток, и достаточно. А не раз ведь говорила, чтобы не соврать, лет семь тому назад ходила в каждую хату: люди добрые, соберите по 85 гривен, можно и мне в сельсовет сдавать по частям сумму, и позаботьтесь о своей земле! Это собственность, ее нужно было узаконить государственным актом. К тому же инвентаризацию луцкая фирма провела не очень тщательно: комиссии, созданные в каждом селе сельсовета, сделали проверку и нашли еще землю. Но никто ничего на ней делать не будет! На каждую сессию поступает много заявлений на отказ от земельных участков, выделенных под огороды. Люди набрались, а навести порядок не могут.

Земли в ростанских селах — море, считает Федоровна. Но кто на ней разбогател? Если не повкалываешь на ней, если нет гербицида, нет пестицида и коровки (для навоза) в хлеву, то ничего на ней не будет. У 80% населения дети живут в Беларуси. А иностранцы же права на землю в Украине не имеют. Если и вступит сын или дочь в права на наследство, то через год придется им земельку отчуждать... Так или иначе, как говорит председатель, удачи им не видать.

— Да и от земли нас отлучили. Когда-то для моей мамы она была ценностью. У деда было восьмеро детей и более 50 гектаров пусть и песочка, но держали скот, и если не ели много хлеба, зато масло — ложками! Для моих же детей земля — совсем не ценность! А вон в Самойличах люди побрали землю в натуре, оформили государственные акты, но земля — одни торфяники, от пожара выгорела. Когда еще она восстановится?! Не знаю, лучше нам будет с землей или хорошо будет и без нее?.. — размышляет Юлия Расевич.

Новую жизнь в ростанские земли должна была вдохнуть голубика (или лохачи, как называют здесь эту ягоду). Сначала лесоводы пробовали ее выращивать, позже сменилось несколько частных фирм. У последней дела пошли просто люкс. Саженцы завезли из соседней Польши, продукцию отправляют в ковельский холодильник, откуда ее развозят по всему миру. Во всяком случае в луцких супермаркетах чудо-ягоды голубики не встречала. Голубика американская (есть и такое название) — отличный природный антиоксидант, что важно для лечения онкозаболеваний и многих других болезней цивилизации. Это и натуральный источник фолиевой кислоты, которая так нужна беременным, чтобы дети были здоровыми. Теперь фирма ростанские земли арендует и выплачивает за их использование в год аж 3200 гривен, по 80 копеек за сотку.

— Так договорились, — говорит сельский председатель.

60% суммы пополняют ростанский бюджет, остальное идет в бюджет государственный. Понятное дело, такие мизерные прибыли (и кто с кем договаривался, кому это выгодно?) общину не удовлетворяют.

— А почему бы не дать в аренду наши паи? Пусть бы и для людей была польза, — рассуждает Вера Лукашевна Лончук, которая знает цену и пользу голубики (в окружающих лесах растет дикая голубика, из которой селяне издавна варили варенье и всю зиму ели витамины). В прошлом году, когда фирма высаживала саженцы (вплоть до первых морозов), ростанцы зарабатывали в день и по 50, и по 100 гривен. Конечно, тот, кто «вкалывал». На сборе урожая позволяли есть от пуза, однако и горсточки внукам или детям охранники, нанятые в других селах, вынести не позволят.

Не в том ли, что одни на прадедовской земле обогащаются, а у других земелька не по их вине зарастает лесом, и причина недовольств в Ростане?