С пятака до полтинника

С сегодняшнего дня в углу моей комнаты, как раз возле печи, импровизированный госпиталь. Наша Манька вчера не ужинала, сегодня не завтракала и стала очень вялая. Ветеринар говорит — простудилась. Поэтому теперь в картонной коробке, на соломе, закутанный в старое одеяло поросенок Манька будет греться, усиленно питаться и выздоравливать.

Манька совсем как ребенок. Маленькие розовые ушки, нежная кожа и совсем мягкая беленькая щетина. Пятачок влажный и тоже розовый. Из-под одеяла выглядывают темные копытца и кончик хвоста: с тех пор как Манька болеет, хвостик не закручивается бубликом, а висит, будто неживой. Раньше она радостно хрюкала в загоне, когда приходило время есть, а теперь только устало сопит во сне. Специально для нее папа съездил на ферму и купил патоки, которую бабушка теперь подогревает, и несколько раз в день поит поросенка из бутылочки. Если мы хотим, чтобы малышка выздоровела, нужно добавлять в молоко лекарства и через день делать уколы.

Вылечить поросенка — задача для украинского хозяина первоочередная. Свинья должна иметь все условия для успешного усвоения белков, жиров, витаминов: рацион тщательно просчитывается с момента покупки и до заклания. Пока маленькая — трижды в день молоко, картофель, зелень. Набрала килограммов 40-50 — добавляем больше картофеля и комбикормов, свеклы, моркови, редьки. Если лето — слив, осенью — яблок. Свинья чем-то похожа на корову — тоже кормилица, содержание которой выходит на первый план, сколько бы в хозяйстве не было кур, гусей, кролей и коз.

«Да разве это свиньи? — возмущается наш сосед. — Разве ж она вырастет, если ее только весной купил, а зимой уже резать пора? Вот у нас в селе были свиньи!» И дед Мыкола начинает рассказывать, как после войны не было сараев, но были свиньи, и как тех свиней держали в ямах и кормили, пока кабанчик не разъедался до такой степени, что не мог встать. «Доставали его всей семьей, а он даже если и испугается, то никуда не убежит. И кололи спокойно, без такой беготни, как сейчас», — рассказывает дед дальше. И столько у него воспоминаний чуть ли не о каждом хряке! Да какая свинья сколько раз опоросилась, да сколько из того опороса продали, сколько выкормили, да какими большими, чуть ли не по два центнера...

У нас все было иначе. Поросят традиционно покупали весной, после Пасхи, на базаре или ферме. Довезти домой обязательно нужно было в мешке, чтобы, не приведи Господи, кто-нибудь чужой не увидел и не сглазил. Для малышей специально готовили хлев: меняли деревянный настил, утепляли пол соломой, дезинфицировали, заново белили, а отец делал специальное корытце: на двух или трех свинок. Чтобы маленьким было не так страшно и холодно, в первое время к ним нужно наведываться по несколько раз в день: не ссорятся ли, все ли съели, не случилось ли чего. Поросята быстро приспосабливаются к новым условиям, и уже через неделю, изучив график кормления, начинают громко хрюкать в определенное время, дружно упираться копытами в дверцу загона, увидев хозяйку, рваться на волю — бегать в саду и во дворе, тыкаться носами в кормушки для кур, подкапывать заборы и грозно атаковать собак.

Когда в хозяйстве были свиньи, бабушка всегда вставала задолго до рассвета и первых позывных украинского радио. В любое время года, в любую погоду растапливала печь, замешивала картофель со свеклой или другими овощами — мешанку, и ставила на огонь огромный чугун с едой для поросят. Поросята, белые, черные и пятнистые маньки, глашки и васьки, слыша, как оживает двор, начинали во весь голос требовать еды и внимания. Утреннюю пайку бабушка давала сама, а днем велось обсуждение: почему Глашка не ест, почему Манька выбирает только картошку, почему Васька не отличает спальный угол от неспального и так далее. Наблюдать за вечерней кормежкой поросят шла, по мере возможности, вся семья. Пригибаясь под низким потолком, проходили мимо кур и коз, вдыхая вязкий запах домашней «скотинки», почти не прислушиваясь к их настороженному кудахтанью или блеянию, мы заходили к свиньям. Трое или двое поросят срывались с мест и, толкаясь и хрюкая, разбирали посуду. «А куда ты лезешь, нечистая сила, дай ему поесть, — ругали одного, самого шустрого, который искал в мешанке лакомые кусочки и отталкивал других. — А смотри, как он ест, ты видишь, аж за ушами трещит, хороший кабан вырастет», — хвалили другого, но снова таки ругали, что разбрасывал харчи по всему хлеву...

Когда приближалось Рождество, бабушка предварительно листала календарь, вычисляя «гарну кватиру» — в «погану» сало обязательно испортится, а мясо будет вонять. В «гарну кватиру» нужно было выбрать день, когда вся семья соберется дома, но так, чтобы не было большого праздника и чтобы у местного мастера-резальщика было свободное время. Васька или Глашка к тому времени набирали килограммов 80 веса и выглядели солидно: едва разворачивались в загоне, терпеливо ждали, пока после них уберут и уже не рвались бегать и копать. Уши — с ладонь взрослого, хвост — как положено, бубликом, пятак уже не пятак, а полтинник; очесывают щетину о шершавые стены и лениво поворачивают головы к дверям: ну что там, снова есть? Деревянные самодельные корытца уже давно были спрятаны на чердаке, а на их место становились металлические котлы на ведро- полтора каждый.

Накануне заклания хозяева доставали из запасников специальные сплетенные в косу бечевки и рано утром в назначенный день выводили свинью во двор. Там с ней быстро и почти бесшумно справлялся мастер, забирал свои деньги и оставлял хозяевам в снегу на соломе гору мяса и сала, которая до вечера следующего дня перекочевывала в банки и бочки, становилась аппетитными кольцами домашней копченой колбасы, залегала в холодильнике массивными кусками, солилась, варилась, обжаривалась, тушилась, заливалась соусами и приправами, отправлялась в борщи и супы, с гарнирами и без, съедалась потом с черным хлебом и помидорами... Надо признать, что на то время Глашка или Васька уже начисто теряли индивидуальность.

«А как Манька?» — спросите вы. Выздоровела! Набрала килограммов 90 и счастливо встретила Рождество в нашем семейном кругу.