Шарм на вылет

В этот зимний день показался мне Андреевский спуск каким-то насупленным, недомогающим. Предвесенью не удается не то чтобы покарнавалить, но даже чуть-чуть пококетничать. Будто зима, побывав на дорогущем по прейскуранту омолаживающем курорте, успешно впитала в себя все процедуры, которые и сохранят, и сберегут: ботокс — в небо, лазер — в лед, некий рестилайн — в снежные складки, латекс — в сугробы, кислоту, нет, солоноту — под ноги. И вот она, вечная молодуха, приготовилась жить-поживать да настроение у других забирать.

И все же в одном зима не виновата. Андреевский еще летом показался после последней реконструкции каким-то недоодетым или переодетым, примарафеченным, будто и не осознали причастные: перед ними — не VIP-объект, их может быть и много, а улица с тиражом в один экземпляр. С такой на «вась-вась» нельзя, она изначально уже была помилована временем за особую красоту, а от ремонта требовалось, пожалуй, лишь укрепления инженерно-коммунального здоровья да лечения слишком разрушительных автографов времени. Зима обнажила то, что и летом угадывалось, да хотелось верить: это вынуждено, дотянут, вернут все акценты. Халаты-обманки, одетые на многие фасады, призванные имитировать на время европейскую свежесть, задержались, и зима поиграла с ними в «холодно — горячо»: повсюду свисают порванные клочья, создавая не только ощущение заброшенности. Ветер, играя с неким увяданием и претензией, заставляет фальшфасады как бы корчить странные гримасы. Чувствую, что Андреевский обиделся: как же вы так со мной, а говорили, что любите.

Летом, высказывая свое впечатление, была очень осторожна. Не хотелось делать поспешные выводы, ведь, согласитесь, и собственную квартиру после только закончившегося ремонта хочется показывать лишь спустя некоторое время, когда исчезнет некая отстраненность, съеженность, одним словом, когда сгладится чувство неуверенности и все станет на свои места — летний боевой раскрас обязательно успокоят, выгул сомнительных, вынужденных нарядов на домах не законсервируют, излишнюю косметику, как бы под вечный загар, смоют — ведь Андреевский в этом не нуждается. Сущность его — в коллекционности винтажа, где требуется идеальное состояние не старого лохмотья, а антиквариата.

Внезапно всплыло в памяти одно осеннее впечатление, к тому же совсем не городское. Оно пронзило меня откровением тонкого вкуса незнакомого землепашца. Он сознательно подарил всем, кто проезжал мимо распаханной черной блестящей земли, что и сама по себе деликатес для глаза, эту картинку на память: посреди величественного великолепия уже отдыхающих просторов стоял одинокий подсолнух, так графически четко, что казался скульптурой. Какая-то удалая крестьянская элегантность неизвестного эстета подсказала оставить такого красавца, не испортив его огромную голову в короне лепестков с вечным идеально продуманным рисунком плотно уложенных семечек, не приукрашая его огромный торс, знаете, иначе и не скажешь.

Когда вышла из машины, чтобы с ним сфотографироваться, подивилась — просто гигант. Намного выше меня ростом, он сразу так стильно, без суеты наклонил свою пушистую голову мне на плечо, обдав горячим солнечным ароматом. Мы обнялись и замерли на миг, зная, что больше не увидимся. Как бережно и ласково обошелся хозяин с красотой, хотя, уверена, его, конечно, воспроизведут в следующем потомстве, ведь это не улица. Мы же и дальше будем привычно, возвратясь из заморских путешествий, воспевать чужие красоты, так легко теряя шарм своей интриги, за которой приходят и приезжают сюда люди. Как же не хочется, чтобы надолго поселился тут по-европейски прилизанный стандарт, который помогает в быту, но приглушает прелесть пешей прогулки по любимому спуску, когда жаждешь нащупать таинство другого времени, увлечься особым ожиданием встречи с чем-то, что еще не познал. Андреевскому не нужны ни излишняя богемность, ни приличная универсальность, он и сам обладает уникальным качеством — самоочищаться, сохраняя природную изысканность. Выходит, очень многое так и осталось в листе ожидания, летние впечатления, как сущность, которая всплывает с возрастом, подтвердились зимой.

Осколки городских впечатлений всегда пестрят, но не всегда ложатся сразу, следуя стильности известной лоскутной техники, и все же ткань настроения потихоньку, как бы сама собой, складывается из всего. В вестибюле метро мужчина забыл, что куполообразный свод чрезмерно усиливает звук, и получается, что он кричит в трубку так, что все улавливают его озабоченность. «Понимаешь, — сокрушался он, — у меня одна проблема разбилась на две. Теперь они с двух сторон меня щиплют. Это индюк и Микки Маус». Что он имел в виду, не знаю, но, мимоходом пробегая, подумала с уверенностью: в той или иной степени это разговор о деньгах. Их ведь лелеять приходится ежедневно и тем, у кого они есть, да, пожалуй, и тем, у кого их нет.

В одном уровневом киевском магазине поразил меня своим четким и грамотным заказом, как для его 19-ти, а на вид парню было именно столько, покупатель. Стоял он у аквариума с водой, близкой по составу к океанической, и заказывал устриц, которые обитали там, сохраняя свою свежесть. Уж он-то точно знал, как выбрать наилучшие виды, и без запинки жонглировал названиями, которые и многим гурманам еще неведомы. Конечно, перечислял он французские «белон», «фин де клер» и ирландскую «муарген». «Знаете, — делился он с консультантом, который уважительно слушал, видимо, постоянного покупателя — «белый жемчуг», «царская», «жилардо», «кадере», которые взял в прошлый раз, были восхитительны». Может, если бы парень был зрелым мужчиной, вовсе и не удивилась бы — самодостаточность кошелька все объяснила бы. Мальчишка, как для такой дорогой покупки, где уже успел заработать? Впрочем, мое какое дело, приятного ему аппетита, похоже, у него ловится рыбка большая и маленькая. Правда, может, он и сам — чья-то рыбка, ехидно подумала, не удержалась все-таки.

Тогда решила приобщиться и по-своему — узнать хоть немного из личной жизни устриц. Мне охотно рассказали, что, к примеру, малек «муарген» появляется на свет во Франции, но затем его перевозят в Ирландию, где тот питается другим планктоном, и вкус поэтому получается иным. Впрочем, бывает и наоборот, рожденную в Ирландии устрицу выращивают во французских водах. Оказывается, 80 процентов устриц помещают в устья рек, чтобы уменьшить содержание соли в конечном продукте: одна устрица за сутки пропускает через себя 80 литров воды. Кстати, согласно легенде, «царскую» (почти полностью опресненную) выращивали для русских царей, которые не понимали выраженного морского привкуса. Еще мне объяснили, что грамотные знатоки предлагаемого нежного товара, покупая, обязательно осматривают и простукивают раковину. Глухого звука быть не должно. И добавили, вернее уточнили: устрица — продукт деликатный и требует к себе соответственного отношения.

Только ли она? Вспомнила Андреевский.