Скоропадский и АнтиСкоропадский

В начале прошлого года Президент Украины своим указом провозгласил 2017-й Годом Украинской революции 1917—1921 годов. Катализатором начала украинской национально-освободительной борьбы стала Февральская революция в Российской империи. В течение пяти лет Украина пережила разные формы национальной государственности (УНР, Украинское Государство, ЗУНР, Директория), но удержать независимость не смогла. Украинские земли были разделены между СССР, Польшей, Румынией и Чехословацкой Республикой. В настоящее время, когда мы подходим к столетнему юбилею Первых Освободительных состязаний, актуальными кажутся не только научные исследования, но и изучение уроков истории, анализ ошибок, повторять которые мы больше не имеем права. Этой публикацией «День» представляет два взгляда на события тех времен с сегодняшней перспективы, а также приглашает наших читателей к последующей дискуссии.

В феврале 2017 г. начинается 4-летний период, во время которого практически ежедневно будут отмечаться вековые юбилеи тех или иных событий в контексте революционных потрясений, охвативших Российскую империю. И непосредственно затронувших Украину.

Проведение аналогий между современной эпохой и Украинской революцией 1917—1921 гг. уже стало общим местом публичных дискуссий.

В этой связи лично я почувствовал необходимость освежить знания, чтобы не утонуть в море всевозможных спекуляций, «сенсаций» и «переосмыслений», объем которых будет только нарастать.

Начал со свежего переиздания мемуаров гетмана Павла Скоропадского (опубликованы в 2016 г. издательством «Наш формат»), дополнил еще несколькими книгами воспоминаний, биографиями ключевых действующих лиц и рядом научных монографий.

Хочу поделиться наблюдениями, которые возникли по итогам.

Во-первых, если соберетесь читать мемуары Скоропадского, обязательно прочтите также «Відродження нації» Владимира Винниченко, «Мої спомини про недавнє минуле. 1914—1920» Дмитрия Дорошенко и менее известную, но важную книгу — «Україна у боротьбі за державність в 1917 — 1921 рр.» Михаила Шкильняка (опубликована в 2016 г. издательством «Клио»).

Текст Скоропадского выглядит более убедительно, чем его достижения во власти. Как литератор и свидетель эпохи, он сумел найти правильные слова и создать яркие образы.

Сейчас модно выдергивать цитаты из воспоминаний гетмана для оценки происходящего в Украине после Майдана. Потому что его реплики на удивление точно подходят для описания близорукости сегодняшних политиков, скудоумия «профессиональных патриотов» и алчности тех, кто на волне Революции Достоинства оказался у руля. Велик соблазн постоянно восклицать «история повторяется»! Ведь упомянутые деятели нередко даже в мелочах воспроизводят те ошибки, которые 100 лет назад привели к гибели украинского государства.

Читая Скоропадского, невольно начинаешь сочувствовать его интерпретации, перенося оценку литературных достоинств на всю деятельность гетмана. Чтобы избежать этой ловушки, следует прочитать Винниченко и Шкильняка.

Социалист Винниченко — не менее талантливый автор, чем гетман. Имея за плечами яркую биографию, несколько арестов, вынужденную эмиграцию и риск пожизненной каторги, Владимир Винниченко реализовался как политик. Однако, став одним из лидеров Центральной Рады, а потом и Директории, своими кульбитами на грани большевизма наделал ошибок, которые завели украинский проект в тупик.

Ценность воспоминаний Винниченко в том, что он антагонист Скоропадского. Остро критикует, создает еще более карикатурный и отталкивающий образ гетмана, чем Михаил Булгаков.

В совокупности ярких книг проявляется вся неприглядная картина внутривидовой борьбы между вождями УНР — Украинской Державы — Директории, замешанная на конкуренции масонских лож, политических противоречиях, личных амбициях и безумном внешнеполитическом винегрете.

Самое интересное при чтении мемуаров — соотносить масштаб фигур, их взглядов с теми вызовами, на которые приходилось отвечать. К такой миссии — управлять огромной страной в условиях послевоенной разрухи и в окружении врагов — никто их украинских деятелей того времени не готовился. Многое делалось на основе иллюзий. И судьба Украины стала заложником этих иллюзий.

Главный вывод — так сложилось, что в переломный момент Украиной руководили люди, которые писали, рефлексировали, рождали идеи лучше, чем принимали решения и действовали. А когда они теряли власть, исправить что-то было практически невозможно.

Во-вторых, я утвердился в своих симпатиях к двум персонажам — Симону Петлюре и Евгению Коновальцу. Хотя оба они далеко не святые.

Лет двадцать назад я прочитал весьма комплиментарную  книгу Василия Иваниса «Симон Петлюра — президент Украины», а затем — ряд книг, в которых Петлюру обвиняли во всех грехах. По совокупности информации сложился образ Петлюры, как человека, выделявшего из сонма «строителей» украинского государства тем, что он действительно пытался что-то строить, и кое-что у него получалось.

И в 1917-м, и в 1918, и в 1919 году Петлюра несколько раз был вынужден купировать кризисы, спровоцированные «профессиональными патриотами» того времени. Хлипкая конструкция УНР, а потом и Директории держалась на тех подпорках, которые во многом были созданы благодаря воле и организаторским способностям Петлюры. Это был такой «Троцкий-лайт» в украинском исполнении.

Даже если сделать поправку на масонство, а также игры Германии и Антанты, Петлюра, на мой взгляд, является одним из наиболее недооцененных персонажей в украинской истории ХХ века. По данным группы «Рейтинг», опубликованным в  ноябре 2016 г., среди целого ряда исторических деятелей у Петлюры — наименьший уровень популярности на востоке и юге Украины. Даже Степан Бандера его немного опережает.

По сути, репутацию Петлюры начали системно уничтожать на 30 лет раньше, чем Бандеры. Хотя для востока, юга и центра Петлюра может стать одним из символов возвращения истории. Это будет непросто, потому что в итоге он проиграл, а проигравших никто не любит.

Коновалец подобен Петлюре в том, что умел создавать работающие структуры. Вернувшись в Киев из плена, фактически в чужой среде он построил одно из самых мотивированных и боеспособных подразделений, которое нельзя было игнорировать. В ключевые моменты (свержение Центральной Рады, свержение гетмана) именно сечевые стрельцы Коновальца склоняли чашу весов в ту или иную сторону. Кто сейчас помнит, что Коновалец фактически полтора месяца управлял Киевом после бегства Скоропадского?

Импонирует и подход Коновальца к госстроительству: 1) украинское государство первично — политическая форма вторична. Украина может быть и левой, и правой, хоть большевистской, главное — самостоятельной; 2) судьба Украины будет решаться в «большой Украине», в центре, на юге и востоке, поэтому действовать нужно там. Отсутствие галицкой местечковости у уроженца львовской глубинки и подданного Австро-Венгрии — это ценное качество, особенно через призму сегодняшнего дня и знания, чем все тогда закончилось.

Последующая роль Коновальца в построении УВО — ОУН лишь подчеркивает, что созидатели такого уровня — в большом дефиците. Их нужно ценить.

В-третьих, наиболее злободневный вывод в следующем. Чему должны учить события столетней давности — так это умению не впадать в патологическую зависимость от иностранцев.

Что Германия, что Антанта, что Польша с Венгрией и Румынией, не говоря уже о России, преподали Украине прекрасный урок. Интересы внешних игроков могут меняться. Они могут договориться за твоей спиной. Если страна в силу внутренней слабости превращается в безвольный объект, даже у самого преданного союзника на каком-то этапе возникнет мотивация поживиться за твой счет, пока не поживились остальные. Что и было наглядно показано в 1917—1922 гг.

Я сознательно не акцентировал на большевиках и «белом движении», хотя описание событий с их стороны дополняет картину, а также других важных сюжетах (Махно, Холодный Яр и др.). Меня больше интересовала внутренняя «кухня» «украинского проекта».

Общий вывод для экстраполяции на современность такой.

Все, что сегодня углубляет раскол в украинском обществе — это зло.

Нельзя, даже из самых лучших побуждений, словами или действиями ослаблять свою страну до такой степени, что она становится полностью зависимой он внешней легитимности. Расшатывая власть, которая вам неприятна, которая ворует или действует неэффективно, надо оценивать, а какие подпорки вы строите, чтобы принять груз этой власти? Беда, если никаких.

Потеря государственности — это ад. Неизвестно, когда представится шанс ее вернуть и какую цену придется заплатить. Судьбы украинских лидеров столетней давности обязаны стать предостережением и для общества, и для политиков.

Как минимум для тех, кто не хочет остаток жизни провести, читая в эмиграции лекции на тему «Почему мы все потеряли» или обивая пороги в поисках ресурсов для нового «похода на Киев».

КОММЕНТАРИЙ

«ПРИЗЫВ СОХРАНИТЬ ГОСУДАРСТВО — ЭТО НЕ ПРОСТО КРАСИВЫЕ СЛОВА»

Иван Гоменюк, редактор историческойFacebook-страницы «Пустощі східноєвропейської Кліо»:

— Среди лидеров революций как государственный деятель мне больше всего импонирует Павел Скоропадский, а также Евгений Коновалец — как менеджер низшего, скажем так — корпоративного, уровня. В неблагоприятных условиях Скоропадскому удалось достичь, кажется, невероятного. Фактически, он выстроил действенную горизонтальную и вертикальную систему государственной власти, начиная от низового звена. Также следует упомянуть его реформы в армии, в научной и культурно-образовательной сферах. Все это —за крайне малый промежуток времени (с мая по ноябрь 1918 года) и в условиях чрезвычайного кадрового голода. Коэффициент полезного действия правительства Скоропадского был очень высоким.

Упрощенно говоря, после беспорядков времен Центральной Рады Скоропадский создал государственную вертикаль от министерств и до уровня губерний и уездов. Эта система стабилизировалась, начала наполняться специалистами. Было принято огромное количество нормативных актов. Начала нормально работать железная дорога — несмотря на то, что политические противники гетманата (и большевики, и украинские оппозиционные партии) пытались дестабилизировать ее работу через профсоюзы.

Как это удалось? Скоропадский уже успел поруководить военными соединениями различного масштаба, вплоть до корпуса. То есть имел большой управленческий опыт—- проще говоря, умел организовывать людей. Пожалуй, в частности благодаря этому опыту ему удалось создать государственную машину, которая работала независимо от партийных волнений. Это положительно отличало украинское государство от УНР времен Центральной Рады, которая ассоциируется с постоянными спорами и партийными диспутами.

В то же время опираться в полной мере на украинцев Скоропадский не мог прежде всего именно из-за межпартийной вражды и личных амбиций, царивших среди них. Многим украинским деятелям он предлагал должности, однако они отказывались. Вместо этого гетману приходилось обращаться к людям, которые были преданы идеям Российской империи, которой уже в то время не существовало. Специалистам, которых он нанимал, в частности на работу на высокие должности, часто было свойственно пренебрежительное отношение к украинской государственности. Тут стоит, в частности, вспомнить графа Федора Келлера, которого Скоропадский назначил командующим Вооруженных сил Украинской Державы. Дмитрий Донцов в своих воспоминаниях ярко описывает, как отдельные украинские политические деятели жестко критиковали режим Скоропадского, но в то же время отказывались помочь ему. Критики Скоропадского часто не учитывают условия, в которых он действовал. Но у него просто не было другого выхода. Против Скоропадского действовали мощные силы.

Из наиболее заметных государственных деятелей того времени Скоропадский — единственный, кто оставил полноценные воспоминания. Поэтому, в отличие от, например, Симона Петлюры или Михаила Грушевского, критикам есть что критиковать. Воспоминания есть и у Владимира Винниченко, но он все же не был единоличным руководителем и поэтому всегда мог «умыть руки» и позиционировать себя как наблюдателя. Скоропадский же откровенно возлагает ответственность на себя.

Едва ли не больше всего Скоропадского упрекают за грамоту-манифест к украинскому народу от 14 ноября 1918 года о построении Всероссийской федерации, котораяфактически отменяла идею независимой Украины. Это, безусловно, справедливо, однако в то же время следует учитывать многие нюансы. Во-первых, лукавством было бы утверждать, что именно это стало причиной антигетманского восстания — его начали готовить значительно раньше. Во-вторых, критики часто забывают, что России, с которой можно было бы воссоединиться, на тот момент просто не существовало. С большевистской властью в Москве и Петрограде у Скоропадского ничего общего, разумеется, не было. Существовали отдельные обломки Белого движения, но их трудно было назвать государственными образованиями. Российской Республики, которую создало Временное правительство, тоже уже не было. Вряд ли эта грамота могла иметь какие-либо практические последствия. На мой взгляд, со стороны гетмана это был просто маневр, попытка выиграть время, а также склонить на свою сторону российских офицеров и инженеров, технических специалистов, оставшихся в Украине.

За Скоропадским признают достижения в культуре и образовании, но не часто говорят о его внешнеполитических инициативах. Стремление создать конфедерацию с Кубанью, таможенно-торговая война с Румынией, попытки убедить немцев отдать украинскому государству Крым. Эта сторона деятельности гетмана еще ждет своей справедливой оценки.

В пользу гетманата Скоропадского хочется привести и «эстетические» аргументы. Кроме таких внешних вещей, как, скажем, красота униформы гетманского конвоя, речь идет о симпатии к человеку, который кардинально, на 180 градусов, развернул собственную жизнь и жизнь своей семьи. Не секрет, что даже воспоминания он писал на русском, ведь литературным украинским языком в совершенстве не владел. Это человек, который фактически полностью изменил свою идентичность. Из истории здесь упоминаются также примеры Василя Вышиваного из династии Габсбургов и Вячеслава Липинского, который был этническим поляком. Скоропадский был представителем очень богатого рода. Благодаря женитьбе он получил выход в высшие круги тогдашнего российского общества. Не секрет, что его очень ценил царь Николай II в, в частности за его службу на русско-японской войне.Разумеется, Скоропадский мог весной 1918 года собрать драгоценности и уехать спокойно, например, в Париж и жить среди русских эмигрантов, став глубокоуважаемым среди них человеком. Но вместо этого Скоропадский выбрал украинскую идентичность и таким образом поставил на кон свою судьбу и судьбу своих родных. Что же касается популярных сейчас аналогий с тем временем, то осмелюсь сказать, что история Первых Освободительных движений, безусловно, может быть ценным уроком для современной Украины. Ведь люди в целом не меняются —изменяются только внешние обстоятельства, технологии, коммуникации. Мы должны понять, что призыв сохранить государство — это не просто красивые слова. Государство —это прежде всего механизм, который должен работать. Граждане имеют право требовать от него эффективной работы, но при этом не ставить палки в колесики механизма. Ведь в итоге каждое такое действие приносит «дивиденды» только внешнему врагу. Разумеется, речь не идет о запрете на какую-либо критику, однако границу переходить не стоит. В этом контексте следует вспомнить тех украинских деятелей, которые видели недостатки гетманского государства, но все же делали все от них зависящее, чтобы егосохранить. Можем лишь представить, что чувствовал, например, директор Бюро прессы и Украинского телеграфного агентства гетманского государства Дмитрий Донцов, когда ему приходилось на министерских совещаниях общаться с какими-нибудьукраинофобами из тогдашнего чиновничества. В воспоминаниях он не раз вспоминает, как ему хотелось махнуть рукой на все и уволиться, но он не сделал этого. То есть личные амбиции не могут пересилить государственный интерес, которым, впрочем, нельзя прикрывать откровенную измену. И опыт тех Освободительных движений, собственно, и подсказывает, насколько это тонкая грань, как легко ее перейти и кто в итоге воспользуется нашей слабостью.

Подготовил Роман ГРИВИНСКИЙ, «День»