Спасение — в международной научной кооперации

Зато проблема государственного инвестирования в научные исследования приобретает принципиальное и стратегическое значение, ведь в современных условиях она непосредственно связана с гарантированием национальной безопасности. А еще — с осознанием, что такое на самом деле наука. В коллективном сознании украинского общества произошло досадное искажение этого термина, а поэтому — и имиджа ученого. Отсюда, кстати, трогательные репортажи в СМИ, что, мол, украинская наука способна самостоятельно зарабатывать средства на свои исследования, так как в том или ином НИИ разработана классная установка, найден такой эффективный медпрепарат, продажа которого даст немалую прибыль.

В стенах самих же академических институтов научные исследования все же дифференцированы: наука фундаментальная и наука прикладная. К сожалению, отличие между ними не в том, чем занимается исследователь, а кто эти исследования возглавляет. Ибо разве можно допустить, что Президент Национальной АН занимается нефундаментальной наукой? В англоязычной среде подобной путаницы нет, там пользуются двумя словами: science и engineering. Их отличие принципиальное. Объектами science является Неизвестное, а цель исследователя — его познать. Тот же, кто занимается engineering имеет дело с вещами известными, и его задача — создать то, чего нет, для потребностей потребителя. В обнищавшем государстве возможно только финансирование engineering; богатая же страна инвестирует science, потому что именно такая наука обеспечивает будущее. И не только. Настоящая наука, а не инженерное искусство, создает высокоинтеллектуальную атмосферу в государстве.

Когда-то, после переезда Альберта Эйнштейна в США, для него построили институт в Принстоне. Выдающийся ученый все интересовался, чем он должен заниматься. Для американцев это было безразлично. Ибо вокруг Эйнштейна быстро образовался целый мир талантливых ученых. Они задавали высокий уровень американской науке. А уже вокруг этого мира закономерно возникла другая прослойка — engineering, которая обеспечивала потребности индустриального общества.

Во все времена было и всегда будет: сильными и богатыми становятся те государства, которые вкладывают капитал в науку и наукоемкие технологии. Почему Соединенные Штаты наиболее могущественная страна? Потому, что сегодня занятые умственным трудом в ней составляют больше половины занятого населения. Причем уровень вознаграждения за умственный труд значительно выше, чем в других отраслях деятельности. Понятно, что это — наиболее эффективный стимул для привлечения талантов, и достаточно очевидный для каждого государства, которое действительно заботится о завтрашнем дне своих граждан. Куда же государство в первую очередь привлекает научный интеллект? К работе в закрытых военных лабораториях: известно, что на последних достижениях науки ныне базируется могущество государств. Ни для кого не секрет, что разработки военных ученых, как правило, намного опережают результаты исследований в обычных научных институтах. Можно сказать, что военные разработки опережают гражданские на один уровень. А точнее: то, что морально стареет для военных технологий, передается гражданским. Зависимость военного потенциала государства от состояния образования и науки хорошо понимали в бывшем СССР. Так, в 1987 г. работники интеллектуального труда составляли 30%, что близко к такому показателю во Франции (34%) или Великобритании (26%).

В 1991 году — последнем году в составе СССР — украинское правительство в бюджете заложило 3,4% ВВП — практически столько же, сколько в общем по Союзу или в развитых странах: США, Японии, Германии, Франции, Великобритании, где на потребности науки расходуется 3–4% ВВП. А в независимой Украине профсоюз Академии наук регулярно организуют пикетирование Кабмина. Прошлой осенью тут тоже. Нет, ученые не стучали об асфальт касками и тому подобное; потупив глаза, они скромно просили: оставьте хотя бы обещанные 1,5 процента ВВП на науку.

Для ученых это еще имеет определенный смысл. Для науки (science) подобный вопрос давно уже потерял свою актуальность. В принципе. Проблема переместилась в другую плоскость. Лишенная ядерного статуса независимая Украина автоматически перешла — с точки зрения перспектив национальной науки (science) — в разряд второстепенных государств. И полтора процента в Госбюджете — это не средства на науку; это социальная поддержка тех граждан, у которых в трудовых книжках записано: «научный сотрудник».

Альтернативного заказчика для отечественной науки так и не нашлось. Если честно, то его и не будет. И ученые начали собственный поиск. Прежде всего, те, кто сегодня в продуктивном (как ученые) и мобильном 30–50-летнем возрасте. Еще выдающийся психолог Эрих Фромм указывал: если природа дала человеку талант, то она дала и силы, чтобы его реализовать. А оглядываться ныне на родную Академию наук (безразлично, реформированную или нет) — бесперспективно. Перспективным оказался выезд на Запад, в развитые страны. Там наших ученых принимают охотно: и уровень высокой, и работают старательно, и в зарплате не такие привередливые. В результате за последние несколько лет украинская наука потеряла треть кандидатов наук. Только за 1991–1992 г. интеллектуальный потенциал Украины сократился на 900 ученых, которые выехали из системы Академии наук, причем многие из них за границей получили постоянное место жительства.

За учеными на Запад направились и работники высшей школы. Конечно же, в наиболее творческом возрасте и наиболее талантливые — неталантливые Западу не нужны.

Наиболее способных приглашают для выполнения и военных программ. Не сегодня-завтра там может быть сделано открытие, на основании которого будет создаваться оружие нового поколения. Самое досадное, а возможно и самое преступное произойдет, если это открытие сделает наш ученый, вынужденный выехать за границу. Т.е. наши наиболее квалифицированные научные сотрудники, для достижения высокого уровня которых были израсходованы значительные средства, сейчас укрепляют оборону не родного государства, а чужого.

Кроме того, еще неизвестно, на чье военное могущество работают те, кто остался в наших закрытых лабораториях. Ведь наиболее богатыми заказчиками наиболее наукоемкой военной продукции наших (и российских) ВПК являются арабские государства. А руководители нашего государства еще и хвастаются их заказами. Осознают ли они, наши конституционные гаранты, опасность, которая все грознее нависает над независимостью Украины?

Поэтому младшее поколение ученых отнюдь не связывает своих надежд ни с реформами родной Академии наук, которые предлагает академик Чебаненко, ни с государственным бюджетом вообще. Ведь если даже кто-нибудь таки заступится за украинскую науку и ей «засветит» заветных полтора процента ВВП, то по сегодняшнему курсу это едва дотянет до 100-150 миллионов долларов. Чтобы четко осознать, что это значит, нужно отметить: США в течение последних семи лет стабильно расходуют на научные исследования 160 млрд. (миллиардов!) долларов (приблизительно 15 процентов ВВП). Реальная разница в финансировании науки — на три порядка. Порядка!.. Более красноречивой цифры быть не может. Нам МВФ подачки дает большие. Поэтому, сокращая ежегодно средства на науку, наши законодательная и исполнительная ветви власти дружно (здесь они на удивление единомышленники) и последовательно уничтожают интеллектуальный потенциал государства, а следовательно, преступно разрушают нашу оборону. Россия вывезла наш ядерный щит, теперь Украина собственноручно выгоняет свой щит интеллектуальный. На горизонте уже виднеется мрачное привидение Большой Славянской Резервации, возможно, даже самоокупающейся, если будут успешными реформы, на что так надеется МВФ.

Разрешение проблемы отечественной науки отнюдь не заключается в возвращении ядерного статуса любой ценой — этот статус уже не под силу даже Российской Федерации с ее богатыми природными ресурсами. А что произойдет, если цены на нефть на мировом рынке опять упадут? Или наука в США обеспечит базу для качественно нового витка вооружения, так что и «Тополь – М» покажется анахронизмом?

Сегодня даже если Украина будет расходовать весь свой бюджет — все 100 процентов — на науку, то это уже не даст серьезного эффекта — для отечественной фундаментальной науки, понятно. Время национальной науки закончилось. В век глобализации наука (science) может быть только международной. Как международными должны быть и новые формы организации ученых. А государство должно заботиться, чтобы ее интеллектуальный потенциал имел возможность равноправно участвовать в международной кооперации. Без этого Украина не просто перейдет из второстепенного в n-степенное государство — она вообще исчезнет с карты научного мира.