«Толька придет!»

Анатолий Жаловага — 13.03.1980 — 20.02.2014, город Дубляны, Жолковский район, Львовская область

Журналист «Дня» посетила родителей Анатолия Жаловаги 13 марта — в этот день Анатолию исполнилось бы 34 года. Когда приехала в Дубляны, пришлось немного подождать — родители были на кладбище. Из машины вышли мама и папа Анатолия — Лариса Яковлевна и Григорий Петрович, младший брат Андрей с женой Инной и дочерью Христинкой.

Заходим во двор. Посредине — красивая детская площадка. Хозяева снимают обувь на крыльце. В доме — идеальная чистота и везде цветы в огромных вазонах. На столе — портрет Анатолия, слева — свечечка, справа — рюмка, накрытая ломтем хлеба.

Григорий Петрович: — Он поехал на Майдан 18 февраля, когда уже там началась эта разруха. Мы все собирались ехать — я, Андрей, Толя... Но то одно держит, то другое не пускает. Перед тем Толя был в селе у моих родителей, на Волыни. Имел там работу — у двоюродной сестры Люси (так Жаловаги дома называют маму Толика — Ларису Яковлевну. — Ред.) делал ремонт в доме».

Лариса Яковлевна: — Поехал еще в ноябре, жил там у Гришиных родителей. Хотел немного заработать. Через праздники приезжал к нам. Был у нас на Новый год, а в основном был там. Недавно закончил две комнаты, а уже после праздников, после Пасхи, должен был дальше ехать работать... Побыл у нас неделю, говорит: «Помогу вам здесь немного и тогда опять поеду...»

Г.П.: — А на днях он смотрел телевизор. Мы с Андреем поехали на работу. Еще должны были помочь в тот день соседу, и так и не увидели Толи вечером. Приехали домой в полдесятого, а он в девять уже уехал из дома. Скорее, перед этим, записался на автобус в Киев, но не сел, потому что не было паспорта.

Л.Я.: — В девять вечера приехал с коллегой домой, в Дубляны, за паспортом, попрощался. Говорил Христинке «цем-цем», к Инне — «Иннуся, па-па»... Со мной попрощался-поцеловался... (плачет). И еще коллега ему тогда говорил: «Толик, зачем ты едешь, ты что, не знаешь, что там?..» А Толик говорит: «Еду, уже все». Еще около первого часа ночи дозвонился до Андрея.

Г.П.: — Говорил: «Уже едем в Киев, помаши мне из окна».

Л.Я.: — Мы даже не знали, каким он автобусом поехал, каким был по списку, потому что приехал, снова уехал... Все было очень быстро.

Г.П.: — Люся его отговаривала: «Не едь!». А он маме: «А кто поедет? Ты — инвалид (мама после операции на позвоночнике. — Ред.), у папы — давление, у Андрея — Христинка. А меня ничто не держит!»

В определенный момент поймала себя на мысли, что даже и не ставлю Ларисе Яковлевне и Григорию Петровичу вопросов. Родители Анатолия говорили и говорили, даже и не прерывая друг друга — их рассказ был похож на два ручейка воспоминаний, которые сливались в большую реку боли.

Г.П.: — Так 19-го утром они были в Киеве, на протяжении дня Толя звонил Андрею, был охрипшим, говорил: «Мы мокрые, нас поливают из брандспойтов. Здесь настоящая война...» И уже ночью с 19-го на 20-е он звонил Люсиной сестре, у которой два сына.

Л.Я.: — И бусик есть.

Г.П.: — Говорил: «Грузите в бусик ребят и езжайте нам на помощь, потому что здесь — завал...» И уже в полдевятого утра он трубку не брал.

Л.Я.: — Мы говорили с сестрой. Я просила ее: «Как позвонит Толя, то набери меня. Может, живой...» Я еще до десяти утра смотрела по телевизору, что там происходит, а нам после десяти в Дублянах выключили свет. Все на работе, я взяла Христинку, хожу с ней вокруг дома и плачу, плачу... Такое уже у меня было ощущение, что невозможно передать. После трех дали свет. Зашла в дом, положила ребенка, а сама смотрела телевизор. Тогда не увидела строки с фамилиями погибших...

Г.П.: — Мы по радио услышали, что много жертв, много убитых... Тоже услышали, что есть информация в Интернете. То когда приехали с работы часов в семь, то сын зашел в Интернет и нашел фамилию...

Л.Я.: — В Дублянах об этом знали уже часу в шестом, но никто не звонил, боялись. Еще была информация, что «Жаловага, город Львов...» Я думала, может, это не мы, может, там ошиблись.

Г.П.: — Мы до последнего надеялись, что это ошибка. Созванивались с координаторами львовского и киевского Майданов, переспрашивали и когда подписывали табличку на кресте... Зашли опознать, а они все лежали, как шахтеры, — лица черные, руки черные, узнать сразу нельзя. У Толика пулевое ранение в голову с поражением головного мозга. Умер сразу. Нам написали рекомендацию — хоронить в закрытом гробу.

Л.Я.: — Нет, мы должны были последнее целование сделать в доме (плачет)...

Г.П.: — Я едва упросил санитара одеть Толю. Купили бинты, пеленки, чтобы скрепить голову... Я из-за этого не вез Толю домой через Майдан (со всеми погибшими львовянами прощались на львовском Майдане. — Ред.), потому что не знал, как довезу... Из-за этого хоронили Толю не в воскресенье, а в субботу.

Л.Я.: — Говорили в горсовете, что можно хоронить на Лычаковском кладбище. Но как? Он у нас переночевал в доме, отправили... И похоронили на кладбище в Дублянах.

Г.П.: — Мы были в прошлые выходные в Киеве — ходили по Институтской, по Майдану, ходили в Михайловский монастырь, где они лежали под деревьями.

Л.Я.: — Благодарю людей, которые имели здоровье, силу, чтобы забрать Толика, чтобы тело не пропало... Мы его похоронили, и теперь есть куда прийти помолиться. Он погиб на Институтской. Теперь на втором дереве справа висят три фотографии, и Толика — также. Они же только приехали — сразу же пошли в бой.

Г.П.: — Кажется мне, что кто-то ко мне подходил на похоронах, говорил: «Я был с Толиком»... Но я находился в таком состоянии, что вспомнил об этом только сейчас. Даже лица того человека не помню. Пожалуйста, спросите через свою газету, кто это был — пусть отзовется. Я очень хочу поговорить с этим человеком! Помогите! Пусть бы те ребята, которые были вместе с Толиком, приехали к нам — мы их охотно примем... Может, дадут хотя бы какую-то информацию о Толике — как погиб, при каких обстоятельствах... Знаем, что ехал в Киев с какими-то знакомыми — теми, кто работал где-то на строительстве. Но этих же знакомых у Толика было много...

Мы еще говорили и говорили с родителями Анатолия. Они пригласили меня в комнату Толика, принесли детские альбомы. Вспоминали жизнь в семейном общежитии в Дублянах, рассказывали, какой Толик был хороший и дружелюбный — «все десять детей из общежития всегда были в нашей 12-метровой комнатке, играли, а мы и не ссорились, не запрещали...» Говорили, что всегда был веселым, с улыбкой, энергичным парнишкой. Хорошо учился, занимался спортом, увлекался гандболом. Отец сказал, что объездил с гандбольной командой всю Европу. Поступил в инфиз, два года играл за СКА -»Львів», а потом получил травму позвоночника, следовательно дорога в большой спорт была уже закрыта. По окончании института искал хорошо оплачиваемую работу, потому что мечтал строиться, причем своими руками. Родители говорят, что оба брата приучены к работе с детства: «Спросите у кого-либо из соседей».

Г.П.: — Он в душе был такой добряк, который мог последнюю сорочку отдать. И многие воспользовались этим, этой его добротой. Он за своих 33 года очень много на себя взял, и жизнь его так скоро прошла. Другой человек за 60—70 лет того не успеет, что он за тридцать сделал.

Работал в Испании, Польше, России, в Украине. К сожалению, не сложилась в Анатолия личная жизнь.

Г.П.: — Он нас в течение последних месяцев удивлял. Когда работал в селе, то каждое воскресенье ходил в церковь. Даже женщины старшие там удивлялись, потому что никто из молодежи так в церковь не ходил, как Толя... На Иордан в прорубь прыгнул. Первый раз!

Л.Я.: — Вроде бы ощущение у него какое-то было... Я теперь вот это все анализирую. И к исповеди перед Рождеством пошел... Раньше ходил перед Пасхой. Нам в Киеве отдали лишь деревянный крестик, который был у него на груди. Больше ничего не отдали...

Г.П.: — А в октябре или, может, ноябре, сидели мы с Толиком на кухне, курили, и я сказал: «Заканчивай, Толик, эти свои поездки — и здесь работа есть! Пока молодой, женись, внуков с мамой хотим от тебя». Он тогда молча это выслушал, о чем-то своем думал, а затем сказал: «Не переживай, папа, ты еще мной будешь гордиться...» Я еще тогда ответил ему: «Ну, дай Бог, дай, Бог...» Да и разошлись... А теперь вот все вспоминается и вспоминается... Я не могу понять, к чему это было сказано. Еще же ни Майдана не было, ничего другого... Мы очень благодарны всем — люди сочувствуют, приносят деньги...

Л.Я.: — Поддерживают материально и морально. Молятся за нашего ребенка.

Г.П.: — Звонили из Католического Университета — пригласили на молебен о Небесной Сотне, который состоится 22 марта. Хотят собрать все семьи, чьи родственники погибли на Майдане. Поедем обязательно.

Л.Я.: — В прошлый свой день рождения 13.03.2013, когда Толику исполнилось 33 года, мы его поздравляли, желали всего наилучшего... А говорит он: «13, 03, 2013, 33 — в этом году что-то должно измениться...» Вся его жизнь была как испытание...

Г.П.: — Нам очень трудно... Просыпаемся с мыслью о нем, ложимся с мыслью о нем. Люся вообще говорит, что он скоро приедет... Он часто уезжал и возвращался. Вот и Христинка сегодня на кладбище сказала: «Не плачь, бабуся, не плачь, Толька придет...»

Л.Я.: — В последние годы Толик начал часто фотографироваться, чтобы осталась память... Раньше не любил, говорил, что некрасиво получается. Он никогда не капризничал, никогда не говорил «дай», потому что мы трудно жили. Всегда помогал дома — и стол накрыть, и приготовить, и поубирать... Да и дом этот наш вместе возводили. В последнее время у Толика очень болела спина, давала знать о себе травма. Просила его пройти обследование. Говорил: «Да нет, мама, ты мне спину разотри...» А утром — опять в работу, нам помогать. Последний раз что-то тяжелое поднял, и спину защемило. Поехали в больницу — сделали снимок. Вон тот снимок лежит. Должен был весной сделать операцию. Планировал Анатолий в ближайшее время построить себе небольшую хатку на Волыни. Уже и материалы все завез.

Разговор с родителями Анатолия прервали львовяне — приехали навестить Толика в день его рождения на кладбище... Украшенную цветами могилу видно от входа к кладбищу — последнее пристанище герой Небесной Сотни нашел на пригорке. Возложили цветы, зажгли лампадки, помолились...

Вечная память и Царствие Небесное...

Григорий Петрович и Лариса Яковлевна Жаловаги просят поблагодарить через газету «День» всех людей, пришедших попрощаться с Толиком.