Уголовный кодекс от Протагора

Наши философы, пишущие о праве, судя по всему, не читают кодексов. Они читают философов, не читающих кодексы, и продуцируют глубокомысленные высказывания о природе права. В свою очередь, юристы не знакомы с качественной литературой по философии. Отсюда печальное состояние нашей философии права. Вообще говоря, философию права можно определить как разговор о праве на языке философии. Юристы-теоретики или толкователи законодательных актов выходят на такой разговор, впрочем, не ведая того, когда затрагивают базовые юридические категории или общие положения. Видимо, эта практика побуждает их изобретать маловразумительные определения вроде того, что дается в одном «Большом» словаре: «Философия права — наука о наиболее общих теоретико- мировоззренческих проблемах правоведения и государствоведения». Но это так, к слову. А примером обращения правоведов к языку философии может служить толкование статьи 1 УК Украины. Толкователь пишет: «Объектом уголовно-правовой защиты, в соответствии с ч. 1 ст. 1 УК, являются человеческие (индивидуальные), общественные и государственные ценности».

Философское понятие — «ценность» вводится здесь, чтобы обозначить, чтo именно является объектом преступления. В самой формулировке ст. 1 оно не употребляется. Там сказано, что посредством УК обеспечивается охрана ЧЕЛОВЕКА, СОБСТВЕННОСТИ и ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА. Сказано там, правда, не так кратко, но суть именно в этом. Стало быть, человек, собственность и общественный порядок — фундаментальные ценности. Чувствуя, что хорошо бы здесь разъяснить, чтo есть ценность, Толкователь скатывается к банальности: «ценности — это то, что имеет важное значение для человека и общества в целом». Мой компьютер «важное значение» подчеркнул и наставительно сообщил мне, что здесь допущена ошибка лексической сочетаемости и что это выражение избыточно. Ну, Бог с ней, с лексикой, а как быть с логикой? Студент любого гуманитарного вуза легко обнаружит здесь тавтологию. Не будем, впрочем, придираться. Обращение к «ценности» — важная новация наших юристов. И не их дело разъяснять, чтo это такое.

А важная новация потому, что десятки лет наши юристы прекрасно обходились без «ценности». Еще в 1999 году Толкователь не решался прибегнуть к этому понятию. И в 1978-м — тоже. Вы спросите, причем здесь 1978-й? А я отвечу: четверть века назад, то есть при Украинской ССР, задачи УК определялись точно так, как сегодня. С тем отличием, что «порядок» был «социалистический», и «собственность» — тоже. О том, что и человек был социалистический, упоминать не считалось нужным. Новация заключается и в последовательности обсуждаемых ценностей. Раньше на первом месте стояло общество (государство), а на последнем — человек. Теперь порядок обратный, что, как все понимают, — прогресс, хотя бы и на словах.

О НОРМАХ И ЦЕННОСТЯХ

При описании социального порядка часто используется выражение «ценности или нормы». У обществоведов обычное дело — ставить эти понятия рядом, и особой ошибки здесь нет. Можно утверждать, что норма — эмпирически первичное. Иными словами, наблюдая поведение людей незнакомой нам культуры, мы выявляем нормы раньше, нежели ценности. Нормы — это предписания, и особенно важные нормы суть ЗАПРЕТЫ. Когда же ставится вопрос о смысле запрета — ПОЧЕМУ чего-то нельзя делать, мы приближаемся к выявлению ценности. Трактовка ценности на уровне повседневной жизни вполне удовлетворительна. Ценность — то, что людям дорого, чему они готовы поклоняться, чему учат детей, за что готовы идти на жертвы. А вот как будто совсем простое определение: «Ценности — то, за что люди готовы платить» (Д.Нейсбит). Простое и точное. И не нужно усматривать здесь буржуазное упрощение, ведь платят люди не только деньгами. Вообще говоря, люди платят за ценности менее значимыми для них ценностями. Один мой знакомый, Сева, — на редкость широко мыслящий юрист, настаивает на том, что статья третья Конституции сформулирована не совсем точно. Там сказано: «Человек, его жизнь и здоровье, честь и достоинство…» и т.д. «признаются в Украине наивысшей социальной ценностью». А Сева утверждает, что наивысшей ценностью является СВОБОДА, ибо за нее, за свободу, люди отдают жизнь.

Напрашивается вывод — ценности суть то, что воплощено в социальном порядке, а нормы — как бы ОХРАННЫЙ ПОЯС ценностей. Нормы защищают ценности от посягательств. Потому-то Толкователь справедливо определяет ценности как объект уголовно-правовой защиты. Таким образом, с каждой ценностью можно соотнести определенную норму. Например, ЧЕСТНОСТИ соответствует норма «не лги!»; ЦЕЛОМУДРИЮ — норма «не прелюбодействуй!» (это — этические нормы); СОБСТВЕННОСТИ — норма «не кради!» и т.д.

В более широком смысле ценность можно определить через оппозицию натура — культура. Культура есть результат человекосообразного изменения природы. Эти изменения могут, конечно, сопровождаться непредвиденными и нежелательными последствиями. Угрожающий пример — экологическое состояние планеты. Но именно оценка этих последствий как нежелательных указывает на существование изначально желанной цели. Ценность и цель — слова близкие по смыслу. Ценность — то, чего хотят, цель — то, к чему стремятся. Изменения, о которых здесь идет речь, осуществляются из желания достичь ДОЛЖНОГО, преобразовать СУЩЕСТВУЮЩЕЕ, которое не удовлетворяет человека. Цель — это образ должного. Стало быть, своей деятельностью человек повышает ценность того, что застает в природе. Естественные ценности, и то, что становится продуктом труда, — все это представляет собой ограниченный ресурс. Отсюда конкуренция и, стало быть, необходимость правил игры, игры, называемой жизнью. Моральные и правовые нормы суть не что иное, как информация, потребная человеку на пути к ценностям или ограниченному ресурсу.

Имеется возможность обесценить в сознании любой предмет природы. Для этого надо сделать его предметом научного рассмотрения. Наука там и начинается, где вместо вопроса «зачем?» ставится вопрос «почему?». Ведь вопрос «зачем?» предполагает цель и оценку пошаговых действий по ее достижению как позитивных/негативных, или, иначе, правильных/неправильных. А научное сознание делает природу «саму по себе», ни для кого и не для чего не существующей. То, что в такой природе происходит, допускает только вопрос «почему?».

МИФ ПРОТАГОРА

Иной читатель, возможно, подумает, что факт неизменности предназначения, или, как пишет Законодатель, «задач УК Украины», на протяжении десятилетий, то есть даже при существенном изменении государственного строя, подозрителен. Не свидетельствует ли это о глубоком консерватизме правовой системы, о нежелании неких реакционных сил осуществлять столь чаемые обществом реформы? Увы, не свидетельствует. Более того, в любом нормальном государстве именно так должны формулироваться эти задачи. Я заявляю это априори, не имея под рукой УК этих самых нормальных государств. Ибо и тысячи лет назад ценности, о которых идет речь, ценности, охраняемые посредством современных УК, в европейской культуре были уже известны. И выстраивались они в такой же последовательности — ЧЕЛОВЕК, СОБСТВЕННОСТЬ, ОБЩЕСТВЕННЫЙ ПОРЯДОК. Замечательным образом об их происхождении рассказано в мифе из платоновского диалога «Протагор». Там знаменитый софист Протагор беседует с группой афинян о своем занятии — он обучает молодых людей добродетели. А Сократ не верит, чтобы этому можно было научить. Тогда Протагор берется доказать, и спрашивает, как это сделать: «С помощью ли мифа, какие рассказывают старики молодым, или же с помощью рассуждения?». А присутствующие отвечают: «Как ему хочется, так пусть и излагает».

Давайте, читатель, на этом месте чуть задержимся. Славное это было время — время информационной равноценности ЛОГОСА и МИФОСА. Иными словами, человек мог передать нечто посредством строго логического, сухого рассуждения и сообщить то же самое, рассказав красочный миф. Впоследствии паритет был нарушен, логос выдвинулся на первый план, наука подмяла под себя все объяснительные практики. За мифосом осталась беллетристика — романы, выдумки, фантазии, в общем, нечто несерьезное, субъективное. Таково мнение просвещенного общества, неправильное, на мой взгляд, мнение. И тогда стали возможными такие, к примеру, суждения: «Его (мифа) красочный характер — это как бы внешний покров, в который облечен логос» (А.Лосев). Ну не мог советский философ, преклоняющийся перед наукой, признать равноценность логоса и мифоса.

Но послушаем Протагора. Он рассказывает, как появились на свет (в буквальном смысле) «смертные роды», то есть живые существа и люди в их числе. Их ваяли боги в глубине Земли из смеси земли и огня. Когда пришло время вывести их на свет, боги приказали братьям Прометею и Эпиметею (тоже богам) окончательно их доделать — распределить способности, подобающие каждому роду. Имена братьев значимы. «Про» и «эпи» указывают на модусы пространства и времени, соответственно — вперед-назад, будущее-прошлое. «Метей» — что-то вроде «размышлять». Стало быть, Прометей — пред-усмотрительный (пред-видящий), про-мышляющий, про-грессивный, Эпиметей — думающий после, как говорят, «крепок задним умом». А еще говорят: «Был бы я такой умный до, как моя жена после». Возможно, Эпиметей олицетворяет собой простой опыт, метод «проб и ошибок», а Прометей — развитую, предсказывающую науку.

Эпиметей напросился сам распределить способности смертным родам. Одним он дал силу; другим, лишенным силы, быстроту; третьих вооружил, безоружных снабдил разнообразными средствами спасения и т.д. Все вышло органично, системно, все были, в некотором смысле, уравнены, каждый род занял свою экологическую нишу. Естественно, каждый род получил и свою пищу. Когда же дело дошло до человека, оказалось, что бестолковый Эпиметей все способности полностью израсходовал. Люди остались без способностей, свойственных другим живым существам. Они как будто бы и есть, но никакие, — остались в состоянии, которое точно обозначается словом «полуфабрикат», то есть продукт первично обработанный, но окончательно недоделанный. Пришлось Прометею украсть у Гефеста и Афины их премудрое искусство — оперировать с разнообразными предметами природы и вместе с огнем передать все это людям. Стало быть, Прометей научил людей труду. За что, как известно, и пострадал.

Как хотите, читатель, а мне представляется, что в этом мифе содержится вся информация о человеке, если брать ее в общем виде, каковой располагает современное обществоведение. В первом приближении человек — животное, или, как выразился Десмонд Моррис, — «голая обезьяна». В мифе Протагора это выражено образом — боги ваяют все смертные роды в глубине Земли. И Адам, кстати, был создан на первом этапе из праха земного. Между тем отличительная черта человека — умение трудиться. Не естественные способности характеризуют его суть, а принципиально иной, нежели у других животных, тип поведения. В мифе это выражено причастностью человека божественному. Ему были переданы умения и искусства, свойственные богам. Благодаря этим умениям и искусствам человек создает вещи культуры. Сам он и плоды его труда (его собственность) — вот две первые базовые ценности. Протагор подчеркивает существенный момент: «С тех пор как человек стал причастен божественному уделу, только он один из всех живых существ благодаря своему родству с богом начал признавать богов и принялся воздвигать им алтари и кумиры».

Но это не все. Первые люди, уже во всем похожие на нас, не обладали еще одной ценностью — «искусством жить обществом». Они жили разбросанно, погибали от зверей, а чуть сходились вместе, начинали враждовать и убивать друг друга. И вот Зевс, обеспокоенный возможной гибелью рода человеческого, посылает Гермеса, чтобы ввести среди людей СТЫД и ПРАВДУ. Это, заметьте, — милостивый дар главного бога, в отличие от искусства создавать вещи культуры, Прометеем у богов украденного. Не является ли посему эта ценность высшей? И еще одно свидетельствует об этом. Гермес спрашивает Зевса, как распределить стыд и правду, так же, как другие искусства, то есть дискретно — одного врача, скажем, хватает на многих, не владеющих искусством врачевания, и так с прочими мастерами — или же наделить этой добродетелью всех. — Всех, ответил Зевс: «Не бывать государствам, если только немногие будут этим владеть, как владеют обычно искусствами». Иными словами, не может быть специалиста по стыду, совести, правде, справедливости. Каждый обязан быть к ним причастным. А кто не может, того «убивать как язву общества», заключает свой указ Зевс. Появляется, как видим, тема наказания. И сильная медицинская метафора: человек бесстыжий, идущий против правды, есть язва общества. Таких надо убивать, то есть отсекать от социального тела (общества), чтобы предупредить его гибель. Современные цивилизованные государства отказались от убиения преступников как радикального метода отлучения (отлучения от бытия) и применяют более мягкие методы. Но идея отлучения остается. Ее реализации в ходе истории многообразны: отлучение от родины, ссылка, остракизм, домашний арест, наконец, тюремное заключение.

Итак, как будто найдены истоки уголовного права в древнегреческой мифологии. Но читатель, возможно, заметил в моих рассуждениях нечто вроде натяжки. Ведь дар Зевса, благодаря которому сохранился род человеческий — «искусство жить обществом», есть право в целом, скажем так, право в гегелевском смысле — абстрактное (юридическое) право, мораль и нравственность. Я же связываю с этим даром только категорию общественного порядка, как она используется в современном уголовно-правовом мышлении. Впрочем, моя статья для тех, кого эта натяжка не беспокоит. С теми, кого беспокоит, нужен отдельный разговор.