Ушли по-английски — не обернувшись и... не заплатив

Особый этот пирог — жизнь. Начинку для него, вроде, продумываем ежедневно, а на накрытом столе он бывает и пересоленным, и жестковатым, кому-то же достанется откровенно пресный. Частенько ты и сам не виноват, если твой пирог — некий кооперативный продукт, совместное стряпание даже не имеет твоих отпечатков пальцев, да и кулинарные пристрастия каждого не задействованы. Просто, если в один прекрасный день человек захотел в общий финансовый пирог вложить и свою долю, чтобы получать пассивный доход в виде процентов, ему может в итоге не достаться и кусочка. Лет 10—15 назад достаточно звонко заявили о себе кредитные союзы. Кооперативные ценности и принципы, наверное, неплохи, пока не штормит. Когда же начало срывать с якорей даже нехилые банки, многие КС, называемые школой выживания и альтернативой банкам, начали трещать. Причины различные: и объективные, и организованные с помощью многочисленных цепких ручек, которые, вроде, никогда не брали. Кстати, во многих странах подобные союзы — одни из массовых привлекательных финансовых организаций и, говорят, довольно живо востребованы сегодня. У нас же многие КС не выжили или ушли на дно, прихватив с собой ЧЖ (чужие деньги). Подобные потрясения обязательно кого-то обогащают, но не тех, кто сегодня вписывает свою фамилию в число потерпевших вкладчиков.

Абсолютно не готова профессионально анализировать тонкости игр с депозитными деньгами. Могу лишь судить по собственному примеру рядового потребителя некого киевского КС. У нас виноватых ищут в судах уже почти три года, да все без толку: часть требует только крови, другие — в нужный момент теряют все самые важные документы, третьи — куда-то дели печать... Разве тут до поиска конструктивного выхода, который ежедневно здорово отдаляется и по объективным причинам: владельцы кредитов практически перестали возвращать долги. Кстати, невинно-стыдливо делая вид, что не понимают — они незаконно присвоили деньги депозитчиков. При этом многие из них обижаются, злятся — воры там, наверху, мы, мол, жертвы, мы чужого никогда не брали. Да нет, уважаемые, уже взяли, раз не вернули и не собираетесь возвращать, уверяя, что в союз с подмоченной репутацией можно и не отдавать. И там, мол, меньше или больше — уже не имеет значения. К тому же, уверены, теперь никто и не спросит, забывая, что они все на учете. Хотя и оказались нынче депозитчики в дураках, никто не смирится с мошенничеством.

Раньше в этом союзе по-настоящему ценились честные кредитные истории, сейчас даже смешно об этом вспоминать. Перекос столь велик, что похоже на угрозу жизни. Согласитесь — сейчас потеря всех денег и есть эта самая угроза.

Года четыре назад, когда уже лихорадило все, что связано с финансами, по своей наивности была уверена — нашего союза ветер не коснется. Теперь понимаю: наивность — вовсе не пикантная слабость, а весьма злопамятная близорукость. Помню, даже написала довольно хвалебный материал нашей школе выживания. Особенно по-детски звучало одно сравнение. Столяр, работающий в салоне антикварной мебели, как-то объяснил мне особенности собственного подхода к решению профессиональных проблем. Скажем, говорил он, отклеилась ножка от кресла. Вроде бы пустяк, приклеил — и дело с концом. Но ножки просто так не отклеиваются, а это значит, что изменилась геометрия всего кресла и требуется полная его пересборка. Без этого прикрепленная ножка либо снова расшатается, либо, если клей крепкий, сломается. Мгновенная аналогия с надвигающейся лихорадкой тогда была сделана. Похоже, что нынче уже закачались все четыре ножки, а из бездонных чужих карманов так и не удается выудить свое. Наверное, геометрия когда-то общего дела давно потеряла компас. Помню, когда-то прислушивалась к уверениям, что кредитный союз как неприбыльная организация обанкротиться не может — ведь что берет, то и отдает. К тому же этот союз всегда буквально выращивал ответственных клиентов, привлекая только порядочных людей. Потом пошел вал вседоступности, который через пару лет и стал для нас девятым. Человеческая наивность, усиленная энергичным желанием участвовать, всегда может быть просчитана в деньгах и отнесена к графе — нет, не непредвиденных расходов, а предвиденных барышей. С нами хорошо шутили последние годы, играя во многие новые слова — то в акции-невидимки, то в скидки-обманки, то дивиденды с эффектов исчезающих на бумаге чернил. На последнем предновогоднем собрании в союзе, слушая выступления, поняла лишь одно: корабль, похоже, утонул, а пузырьками воздуха его уже не поднять. Руководство из враждующих лагерей уж очень долго барахтается в новых реалиях, мешая друг другу, а любое физическое лицо, побывавшее на таком бесцветном собрании, даже не восстановит в памяти, о чем ему рассказывали — то ли о мечте, что кто-то даст достаточно денег для маневра; то ли что чувствует себя бедным родственником, который давно уже не мечтает о дивидендах, а просто стремится вернуть хотя бы останки тела своего вклада, а это доступно немногим. Кому-то что-то выплачивают, кому-то же и за год — ни гроша. Видимо, последние просить не умеют. Кстати, не все будут учиться просить, да и кто дал право выплачивать общие деньги без утверждающего всеми списка равных среди равных, как, кстати, обещали. Правда, прозвучала одна справедливая тенденция: поощрять тех, кто сумеет вытряхнуть из должников деньги по просроченным кредитам. Остальным остается доказывать, что они совсем уже не жильцы, чтобы что-нибудь выбить. Одно выступление на этом собрании все-таки поразило. Было оно внятным и отличалось особой уверенной самоподачей. Все слушающие сразу как бы встряхнулись, глядя на изящную, подтянутую (при том, что на собрание приехала прямо с поезда) женщину. Говорила она четко, по делу и так убедительно, что и людям, не владеющим тонкостями аудита, было все понятно. К сожалению, даже не успела узнать, как зовут ее, председателя луцкого кредитного союза «Турбота». Впрочем, уверена, ее знают в родном городе. В ее союзе ошеломляющие результаты по возвращению долгов: там, где никакие уговоры и беседы в приличных рамках не помогали, лучане перешли в реальную атаку. На подъездах, где живут должники, вывешивали потреты с выразительным текстом, по месту их работы рассылали газеты собственного изготовления с перечислением всех доказательств вины неплательщиков. Листовки срывали, но их расклеивали опять, должники злились, бурчали, нервничали, возмущались, но деньги начали возвращать. В луцкой «Турботе» удалось сократить задолженность по кредитам в сотни раз, и союз, представьте себе, на плаву.

Ах, какая женщина, нам — такую, вздыхали участники киевского собрания. И стало совершенно понятно, что бессмысленно ожидать, что все само собой перемелется. Может, и себе выйти на партизанскую тропу — уж что-что, а листовку сочинить сумеем. И уж в ней каждой кляксе будет отведена своя се ля ви.

Знаю, где затихли, уснув вечным сном, мои сбережения, хоть и ушли их по-английски...

Значит, буду собираться в ночное — с листовками и клеем. Это так экзотично, к тому же, может, заслужу — и включат в ведомость. Если, конечно, по темечку не схлопочу...

Правда, союзной бухгалтерии это только на руку — бюджет же укрепится на минус одного человека.

Впрочем, не обещаю.