Великий мистификатор и гениальный пересмешник Михаил Булгаков

(Продолжение. Начало см. в пятничных номерах за 18, 24 мая и 1 июня)

ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА

Письма правительству печатала и относила отправлять, однако, не супруга — Любовь Евгеньевна, а его новая знакомая — Елена Сергеевна Шиловская. (Причем ее муж — Евгений Александрович — был резко против вмешательства супруги в дела Булгакова.)

Познакомился Булгаков с ней у каких-то знакомых. У нее на тот момент была что называется «идеальная семья»: замечательный муж — генерал-лейтенант, начальник штаба Московского округа (воспитанник кадетского корпуса и Константиновского артиллерийского училища, в Первую мировую — капитан, в гражданскую командовал 16-й армией красных), и двое сыновей: Женя (8 лет) и Сергей (3 года). В 1929 году Евгению Александровичу был 41 год, а Елене Сергеевне (девичья фамилия — Нюренберг) — 36 лет. Поженились они в 1920-м году.

Шиловский был красив, благороден, образован, талантлив. «Муж ее был молод, красив, добр, честен... И обожал свою жену...» — характеристика из «Мастера и Маргариты». То же можно сказать и о Елене Сергеевне. Муж любил свою жену, и она ему отвечала взаимностью.

В гости Елена Сергеевна пошла поглядеть на знаменитость — знакомые обещали, что будет известный драматург Булгаков. Их встреча произошла 28 февраля 1929 года. Михаил был в ударе — в легкой атмосфере светского вечера он довольно быстро стал центром внимания. Придумывал смешные истории, вроде той, что кататься на лыжах он любит, вцепившись за хвост лошади, на которой скачет Любовь Евгеньевна...

Зная каким нападкам подвергалась «Белая гвардия» и «Турбины», большеглазая, очаровательная Шиловская, шутя, внезапно спросила его: «Ну что вам стоит написать пьесу о Красной армии?». Перестав смеяться, Булгаков ответил абсолютно серьезно: «Как вы не понимаете, я очень бы хотел написать такую пьесу. Но я не могу писать о том, чего не знаю».

«Это была быстрая , необыкновенно быстрая любовь, во всяком случае с моей стороны, любовь на всю жизнь», — говорила Любовь Евгеньевна впоследствии в интервью московскому радио в 1967 году.

Первое время они пытались свою любовь представить дружбой. Булгаковы и Шиловские стали дружить семьями.

Булгаков подарил ей двухтомник «Белой гвардии» (Париж, 1927 — 1929 год) с трогательными и сердечными надписями. Он станет вроде «шпионской книги» для переписки.

Почему же Елена так всепоглощающе заинтересовалась Булгаковым?

Еще в безоблачном для нее 1923 году она писала своей сестре: «Я не знаю что со мной делается. Мне хочется больше жизни, движения, света. Я страшно люблю Женю большого (мужа. — К.Р. ), он удивительный человек, таких нет, малыш — самое дорогое существо на свете, — мне хорошо, спокойно. уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней ... а я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, нерастраченными силами...».

У Елены Сергеевны было много неизрасходованной творческой энергии. Шиловская, как человек деятельный, не очень была довольна только ролью домохозяйки. Ей хотелось чего-то большего. (У нее, как у Зоси Синицкой Ильфа и Петрова, «были искания».)

Они стали много времени проводить вместе.

В томиках «Белой гвардии» появились следующие надписи Булгакова «Я Вас! 5.2.31. М.Б.», «Муза, муза моя, о лукавая Талия! 5.2.31. М.Б.», «Справка. Крепостное право было уничтожено в... году. Москва. 5.2.31г.».

Эти три надписи весьма красноречивы.

Любовь Евгеньевна догадывалась, что между ее мужем и новой знакомой было «уничтожено крепостное право», но думала, что увлечение Михаила скоро исчерпается. Она даже придумала себе роман с «военным из Маньчжурии», для того, чтобы сохранить собственное достоинство.

Но наступил день, когда и для Шиловского тайное стало явным. Была сцена «разбора полетов», закончившаяся выхватыванием пистолета. Она в романтическом виде будет перенесена Булгаковым в пьесу «Адам и Ева». У писателей — все идет в дело.

Шиловский предъявил требования: никаких телефонных разговоров, переписки и (тем более) свиданий. Они приняли его условия. «Крепостное право» для влюбленных вновь вступило в силу.

«Мне было трудно уйти из дома именно из-за того , что у нас была такая дружная семья, что муж был очень хорошим человеком...» — вспоминала Елена Сергеевна.

Но дело было и в Булгакове. Его положение было плачевным. Он не хотел на любимую женщину сваливать все свои невзгоды, связанные с запретом на его творчество.

Михаил и Елена не виделись 18 месяцев. Около первого сентября 1932 года они встретились вновь.

«Давши слова, что не приму ни одного письма , не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу ... Я держалась... Но когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой , которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». Я ответила : «И я тоже».

Больше они не расставались. Встреча Мастера и Маргариты состоялась. Цитируем роман: «Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась... И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем невиданное одиночество в глазах».

11 сентября она написала о своем решении выйти замуж за Булгакова своим родителям в Ригу. Старший сын остался с отцом, младший — с матерью.

Елена рассказывала, как однажды Булгаков объяснял ее маленькому сыну Сереже , какая важная часть жизни — риск, — и привел пример: «Понимаешь, твоя мама рискнула — вышла за меня замуж, и вот видишь, как хорошо все вышло, как мы все трое хорошо живем!». И вдруг шестилетний Сергей — он звал Булгакова Потапом — сказал, картавя: «Смот’и, Потап, как бы она еще не ’искнула!».

Елена Сергеевна стала для него опорой. Булгаков признался ей: «Против меня был целый мир — и я один. Теперь мы вдвоем, и мне ничего не страшно».

Либеральные круги выдвигали писателя как знамя. «Они хотели сделать из него распятого Христа. Я их за это ненавидела, глаза им могла выцарапать... И выцарапывала», — сказала она как-то со смехом.

Характерный диалог (в смысле «знаменоскости» Булгакова) случился за ужином в квартире писателя в 1933 году с заместителем директора МХАТа. Тот, уплетая в две щеки за столом, темпераментно доказывал Михаилу Афанасьевичу:

— Вы , именно вы должны бороться за чистоту театральных принципов и за художественное лицо МХАТа!.. Ведь вы же привыкли голодать, — привел он «неотразимый» аргумент, — чего вам бояться!?

— Я, конечно, привык голодать, — задумчиво ответил Михаил Афанасьевич, любуясь хорошим аппетитом собеседника. — Но не особенно люблю делать это. Так что вы уж сами боритесь.

В самом начале совместной жизни с Еленой Сергеевной к ним в гости пришел друг, хорошо знавший его прошлую семью. Булгаков сказал ему: «Ты заметил, что меня никто не перебивает, а напротив, с интересом слушают?» — Он посмотрел на Лену и засмеялся. — «Это она еще не догадалась, что я эгоист. Черствый человек... Э, нет, знает, давно догадалась, ну и что? Ой... — он сморщил нос, — не дай Бог, чтобы рядом с тобой появилось золотое сердце, от расторопной любви которого ко всем приятелям, кошкам, собакам и лошадям становится так тошно и одиноко, что хоть в петлю лезь».

«Он говорил это шутливо, беззлобно, и я увидел, что он такой же, как был, но вместе с тем и другой. Нервная возбужденность, а иногда и желчь исчезли. Появился дом, где он ежедневно, ежечасно чувствовал, что он не неудачник, а писатель, делающий важное дело, талантливый писатель, не имеющий права сомневаться в своем назначении» , — писал друг.

Первая супруга Булгакова совсем не разбиралась в литературе. Вторая — уже гораздо лучше, но все-таки предпочитала увлечению мужа — конный спорт и светские вечеринки. И только третья — полностью посвятила себя творчеству Булгакова. Неудивительно поэтому, что Мастер на вопрос поэта Бездомного «Вы были женаты?» — ответил. — «Ну да, вот же я и щелкаю... На этой... На этой Вареньке, Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое... музей... впрочем, я не помню...».

«МАСТЕР И МАРГАРИТА»

Еще в мае 1929-го он рассказал Елене Сергеевне о своей новой идее — романе «Мастер и Маргарита» (познакомились они в феврале). Он сказал ей вечером на Патриарших прудах: «Представь, сидят, как мы сейчас, на скамейке два литератора...». А потом повел в какую- то странную квартиру, тут же неподалеку. Елена Сергеевна рассказывала: «Там был странный старик с в поддевке с белой бородой (ехал из ссылки, добирался через Астрахань)... Роскошная по тем временам еда — красная рыба, икра... Сидели у камина. Старик спросил: «Можно вас поцеловать?». Поцеловал и, заглянув мне в глаза, сказал: «Ведьма». «Как он угадал?» — воскликнул Булгаков».

Потом она его спрашивала, кто этот старик, но Булгаков всегда прикладывал палец к губам и говорил: «Т-с-с-с...». Он любил атмосферу мистики и тайны.

Что было отправной точкой для романа о дьяволе?

Огромнейшее впечатление на Булгакова произвела мистическая повесть «Венедиктов или Достопамятные события жизни моей» Чаянова, опубликованной в Москве в конце двадцатых. Главный герой там носил фамилию... Булгаков. Это потрясло Михаила Афанасьевича.

Повествование было о борьбе главного героя за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к человеку, одержимого дьяволом. Действие происходит в Москве. Описание Венедиктова-дьявола: «Роста он был скорее высокого, чем низкого, в сером немного старомодном сюртуке. С седеющими волосами и немного потухшим взором. Кругом него не было языков пламени, не пахло серой , все было в нем обыденно, но эта дьявольская обыденность была насыщенна значительным и властвующим...». Этот нехороший тип в театре похищает душу артистки Настеньки. Главный герой, «слабый человек» в конце концов побеждает. Венедиктов гибнет. Душа Настеньки обретает свободу. Влюбленные, как водится, кидаются на шею друг другу.

Тогда Булгаков и задумал роман о приключения Сатаны в Москве — столице страны победившего атеизма. Но даже это не основное, чего добился своим произведением Булгаков.

Меня удивляют исследователи, напрямую проводящие аналогии между Сталиным и Воландом.

Воланд — сила над всеми. В том числе и на властью Генсека, которая порядком надоела писателю. «У Воланда нет, и не может быть прототипов», — говорил Булгаков. Земные возможности перед властью Сталина были бессильны и писатель, вызвал своим воображением — «внеземные», сверхестественные, мистические.

Когда Азазелло и Коровьев сидят на кухне и раздаются шаги гепеушников на лестнице, один другого спрашивает: «Это кто?» — «Это нас арестовывать идут», — ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку. — «А, ну, ну», — саркастически ответил на это Коровьев. А сцена перестрелки с Бегемотом — абсолютное издевательство над тайной полицией. Она перестала быть страшной. Она стала смешной. Великий Пересмешник добился своей цели художественными средствами. Как противовес дьявольскому могуществу — в романе история о Христе.

С недругами-критиками и литераторами, послужившими прообразами для романа, Булгаков достаточно жестоко расправлялся на станицах романа. Но в то же время, если реальный автор кощунственной поэмы о Христе Демьян Бедный отвратителен, его прототип (в какой-то мере) Бездомный — симпатяга.

Было три редакции романа. Поражает тщательность, с которой Булгаков отрабатывает детали. Например, в той же первой главе.

Какому бы «капиталистическому» иностранцу разрешили спокойно находиться в Советской России? Только приглашенному специалисту. А кого приглашало советское правительство из-за границы? Инженеров! И в первой редакции Воланд — инженер. Но какой из дьявола, к черту (пардон!), инженер? Для него это слишком земная профессия. Он и так глазами может перекинуть что-нибудь или поджечь. И Воланд логично превращается ( в последующей редакции) в «иностранного специалиста по черной магии».

Воланд предсказывает Берлиозу, что его четвертуют. Процедура этой казни, как известно, такова: сначала отрубают руки, ноги и потом голову. Но трамвай, наехавший на литератора, не может «соблюсти» эти правила. Он — машина. В последней редакции Воланд лаконично сообщает: «Вам отрежут голову». Это и страшнее, и точнее. Трамвай на это «способен».

За 12 лет работы над романом Булгаков довел его практически до совершенства.

(Окончание в следующем пятничном номере)