Возродиться через прощание с прошлым

Признание нашей Верховной Радой голодомора 1932—33 гг. организованным геноцидом против украинского народа, его основы — крестьянства — имеет важное морально-политическое и социопсихологическое измерение и предполагает более глубокое осмысление. Оно касается всех и каждого, испытала ли его семья эту беду, или Бог миловал.

Мы, по моему мнению, еще не вполне осознаем свою национальную трагедию и то, перефразируя поэта, кто мы и что с нами произошло. По крайней мере, с 20-х годов прошлого жестокого ХХ века. Какие последствия имели для людей, их социального и бытового поведения, моральных, экзистенциальных ориентаций, тоталитарное насилие и страх, контроль за тем, кто что думает и говорит. Силовое насаждение московско-большевистской партией и ее властью своего монопольного права на истину во всех вопросах. В это стоит бы углубиться нашим историкам, философам, психологам, помогая народу, нации вылечиться от «синдрома износилования», какой-то иррациональной подсознательной привязанности к «насильнику». Жертвы фашизма в Европе, как и потом наши западные соседи — бывшие «однолагерники», смогли это.

Поквитаться с прошлым ради лучшего будущего нам по ряду причин дается нелегко. Вспоминая голодомор, надо понимать, что он имел не экономический, а политический характер. Если бы власть в Украине была своя, не чужая, такого бедствия не произошло бы. Об этом говорили и участники VIII съезда Мирового конгресса украинцев, который проходил в Киеве накануне Дня независимости.

У голодомора была своя предыстория, которая началась на 15— 16 лет раньше. Украинцы за пределами совдепии, в т.ч. галичане, организовывая акции помощи голодающим братьям на Востоке и апеллируя к совести международного сообщества, свои резолюции часто начинали словами: «Московско-большевистское правительство поработило Украину и силой насадило чуждый ей строй. Московские большевики и их украинские прихвостни стремились к полному уничтожению Украины, к истреблению основы Нации широких украинских масс...» (документ из статьи профессора истории Ратгерского университета в США Тараса Гунчака, «День», № 132).

Украинская революция 1917—1921 гг. своей эмблематикой, целями и пафосом отличалась от российской, как «белой», так и «красной». Тогдашние ее участники и очевидцы вспоминают: «Желто- голубой флаг первых манифестаций и первых полков. Пробуждена народная стихия, которая желала национальной свободы, когда «в своїй хаті своя правда, і сила, і воля»... Жупаны казацкие, шапки черношлычников, отряды вооруженных патриотов под знаком казацкого креста на малиновом стяге — все это свидетельствовало о воскресшем духе нашего давнего прошлого, духе украинства...»

Как отнеслись российские большевики к вольнолюбивым украинцам? Один из их главных представителей Г. Пятаков, будущий председатель советского правительства в Украине, в том же 1917 году откровенно заявлял, что «и мысли не может быть о какой-то там Украине, потому что все это — выдумки националистов» («Летопись революций», 1929, №4). Несмотря на разговоры о «праве наций на самоопределение», российский большевизм заимстовал имперские амбиции царизма, традицию деспотического господства сверху, на что указывал впоследствии известный философ Николай Бердяев в книге «Источники и смысл русского коммунизма».

Большевистский совнарком слал украинской Центральной Раде ультиматумы (первый — 17 декабря 1917 г., за подписью В. Ленина и министра иностранных дел Л. Троцкого). Присылал в Украину свои войска, отличавшиеся зверствами. Это повторялось много раз. Не будем говорить здесь об оборонных действиях армии УНР, Украинской Галицкой Армии, зато вспомним, что украинские народные массы оказывали яростное сопротивление нападающей стороне. В апреле 1919 г. Ленин писал, что в Украине «нет людей, не с кем строить советскую власть», что «Киев — не пролетарский (то есть не пробольшевистский) центр»; что в Украине компартия насчитывает только 16 тыс. человек, да и то среди них есть много «шкурных, националистических и мещанских элементов»; что там «господствует партизанщина», что «только в апреле на Украине вспыхнуло 93 кулацких (читай: национальных) восстаний, в т. ч. на Киевщине — 38, на Черниговщине — 19, на Полтавщине — 17, на Херсонщине — 7 и т. д.».

Готовя очередной, третий, поход на Украину, Троцкий в выступлении перед большевистскими агитаторами вынужден был признать: «Ни для кого не секрет, что не Деникин принудил нас оставить пределы Украины, а грандиозное восстание, которое подняло против нас украинское сытое крестьянство. Коммуну, чрезвычайку, продовольственные отряды, комиссаров... возненавидел украинский крестьянин до глубины души. В нем проснулся спавший сотни лет вольный дух запорожского казачества и гайдамаков». И здесь же: «Помните, что так или иначе, а нам необходимо возвратить Украину России».

Против разнузданного имперского поведения северных «братьев по классу» протестовали украинские социал-демократы («незалежники»). Газета «Червоний прапор», которую издавал в Киеве оргкомитет фракции независимых УСДРП, 14 февраля 1919 г. писала: «Мы не признаем того, чтобы социалистическую революцию для Украины делали в Москве... А мы именно на практике знаем, что такое завоевание Украины советской Россией. Мы пережили целую вакханалию уничтожения всех признаков украинской нации, топтание портретов Шевченко, расстрелов за украинское удостоверение и за украинский язык». Обратите внимание: характеристика та же, что и в резолюциях галичан 1933 года.

Собственно, тогда, в условиях, которые в цивилизованном мире имеют название «оккупация», закладывались основы коммунизации всей жизни, последовательной русификации украинцев, особенно в городах и местечках, наплыва в Украину различных «кадров» с севера, которые не знали и не хотели знать язык, культуру и обычаи «хахлов», презирали и высмеивали их. Постепенно к этому привлекались и разные оборотни «из местных» — у каждой нации, как известно, есть свои негодяи. «Победители» применяли различные средства вербовки прислужников, одним из наиболее подлых было «ссучивание», доносы на своих (даже детей в школах коварно привлекали к этому). Среди «победителей» было много бандитских элементов, субъектов с уголовным прошлым; от них на усмиренной территории распространялись нецензурная и «блатная» лексика, привычки уголовного мира.

Пришлые красные комиссары и чекисты не удержались бы в Украине без присутствия большой армии. Мощным Киевским военным округом командовал известный со времен гражданской войны садист и мародер Иона Якир, который, как и его командир Тухачевский, не стеснялся называть установленную над Украиной власть оккупацией. Военной силой он обеспечивал коллективизацию и режим голодомора. (Об этом пишет в одной из своих книжек изобличитель «героев» красной эпохи и их амбиций Виктор Суворов).

...Прошлое нужно знать и помнить. Потому что все мы оттуда родом, чем-то искалечены и дезориентированы, с приобретенными в условиях несвободы стереотипами поведения и шаблонами мышления. Поэтому и тяжело многим жить в условиях свободы, участвовать в улучшении действительности, которая нас окружает, и своего положения в ней. Для других же превыше всего культ больших денег, даже нечестно добытых, жажда действовать в бесконкурентной среде. От прошлого досталось нам отсутствие нравственности и патриотизма. Отсутствие постоянной заинтересованности новым в науке, технологиях, продуцировании новых товаров и услуг. Колебания, куда идти, на что и на кого ориентироваться — на Евразию или на Запад?

Да, трудно дается нам нахождение себя и прощание с прошлым. Но надо.