Возвращение в Гречинцы через... Лондон

Господин Кристофер из Лондона расшевелил сонные Гречинцы. «Он сообщил о своих намерениях на собрании жителей села: восстановить родовое имение и организовать какой- то бизнес. Пообещал, что вскоре вернется с предложениями», — рассказывает сельский председатель Владимир Попович. Он и сам пребывает в плену впечатлений от встречи с 58-летним Кристофером, внуком Людомира Мерзвинского по линии своей матери Марии, который имел земли в Гречинцах и соседних Чехах и Семаках. В 1918 году Людомир Мерзвинский был вынужден оставить все и выехать с семьей в Варшаву. Самой младшей в семье Марии Мерзвинской (по мужу — Калинской) тогда было два года. Росла- подрастала вместе с самым старшим братом Стефаном, сестрами Анной и Цецилией...

На краю Гречинец, где старые ивы над прудом, — длинное разрушенное здание. Ни окон, ни дверей. На полу — штукатурка, разбитые кирпичи. Местами разобраны стены. Поломаны ступеньки. Дубовые балки на чердаке.

— Видите, топором тесанные, время их не берет, — говорит о балках сельский председатель Владимир Попович. — Кое-где здание подштукатурили — когда еще здесь были клуб, библиотека и кладовая. Этот, более новый кирпич, рассыпался в порох, а тот давний, из которого построено — крепкий, как камень. Огнеупорный. Умели когда-то и строительный материал делать, и строить — еще в XVIII веке.

Сельский председатель не мешал внуку Людомира Мерзвинского ходить по местам, где наживал состояние его род. Поводом для тех размышлений было услышанное от наименьшей дочери Людомира Мерзвинского — родной матери, а также дядь, тетушек: дорогие картины, ковры на стенах, фарфор на столе, дубовая мебель... Господа приглашали музыкантов — слушали виолончель и скрипку. Встречали гостей, сами отправлялись в карете в гости к таким же господам. Переживали и драматические моменты — в их краях ходил со своей крестьянской ватагой Устим Кармалюк.

Перед домом — подвал, где хранились харчи для барского стола. Уже ничего не осталось от конюшни. Одичал сад. «Вон там, где дамба, виднеются руины водяной мельницы. Это уже в новые времена разнесли и подожгли объект. Помню, что на жерновах можно было прочитать — Катеринослав, 1827 год... Кстати, старожилы, поведали, что тогда от Гречинец к селу Семаки был подземный переезд», — рассказывает сельский председатель Владимир Попович.

На участке, где Кристофер составляет свой план, есть пока что свободные паи. Господина же интересует родительский дом и прилегающая к нему территория с садом: намеревается выращивать клубнику, землянику, смородину, овощи... Ему нужна долгосрочная аренда — такая, чтобы лет 50 мог спокойно заниматься производством. Говорил, что обратится в институт, возьмут для лабораторных анализов пробы почвы. Теперь земли в осаде...

— Он решил посмотреть, как отнесутся люди к нему самому и его намерениям. Одни — «за», другие — «против», — уточняет сельский председатель. — А барский дом — на балансе органа местного самоуправления. Его стоимость — 126 тысяч гривен... Чем дому и далее разрушаться, то пусть лучшее Кристофер его возьмет. В селе найдется объект, в который выручку вложим. Пусть отстроит по фотографиям, если сохранились где-то в архивах. Может, это даже и памятник архитектуры...»

Что же касается памяти села, то она преисполнена противоречий, омрачена годами и классовым происхождением тех, кто ее хранит. Переступаю порог покосившейся хаты. Иконы по углам. Земляной пол, большая печь, скамейка, стол, шкаф для посуды. «На балке есть дата. Засветите «лампочку Ильича» и посмотрите, если не верите. 1858 год!.. Ага, еще тогда эта изба поставлена», — торжественно произносит 84-летняя Федора Коломиец.

— Я не помню, а наши рассказывали, что недобрый был господин. Говорили, что, как гуси к пруду полетят, то уже не вернутся. Пока зайдешь, чтобы выгнать, так он уже всех гусей перестрелял. У него были те, которые перестреляют и на воде. Брат его родной проиграл в карты имение в Семаках. По этой причине у него что-то с головой случилось. И этот брат был около господина Людомира Мерзвинского за лакея, — вспоминает Федора Коломиец когда-то услышанное.

Правда ли то была? Кто ж знает... Однако здесь-таки Федора не избегает противоречий:

— Рассказывали, что и добрый был. Он знал, кто бедствует. Бывало говорит тому, кто бедствует: иди к кладовой, набери паши или чего-то другого в платок. Нет, не очень скупой был... Отец наш имел четыре десятины поля. А семья большая — восемь душ и когда уже в кладовой ничего не было, то папа шел к господину. Давал, что отец просил. Потом, говорил, отработаете. Наши и на буряки ходили, и на жатву...

Пожилая Федора Коломиец уже давно думает о вечном: «Я же старая, скоро умирать буду». Потому и не желает брать грех на свою душу: «У Мерзвинского земли было много — Грабовщина, Семаковщина, Булаивщина (урочища. — М. В. ), сад. Крепостной была нашей мамы бабка. Хотиной звали, а дед — Панас. Вот баба Хотина рассказывала маме, что госпожа дает прясть и требует, чтобы тонко напряли на полотно. Чтобы через наперсток продвинулось. Нет, не нитка, а полотно... А как пришла сюда власть, то убежал господин. Или его прогнали?.. Кто имел свое поле, тому безразлично. А тот, кто не имел своего поля, не хотел пана... Брали все — повозки, кареты, коней, скот, мебель, картины, посуду... Папа наш в том участия не принимал, не бежал грабить имение. Говорили, что, когда пан вернется, то бить будет... Потом уже колхоз все забрал...»

И продолжает неутомимые поиски истины:

— Конечно, пан добрым был. При нем не было так, как при тех... Кто не шел в колхоз, у тех все забирали. Даже из стаканчика высыпали все. Гонялись за нами. Вывозили зерно где- то туда, в Деражню. Оно там пропадало, а люди умирали от голода. Это я хорошо помню. Тогда ходила в комнезамах одна: она имела четверо детей без отца. Нагуляла...

— Вспоминал Кристофер, что ему мама рассказывала: господин Людомир Мерзвинский, ее отец, умер в Варшаве в ужасной бедности, — говорит сельский председатель Владимир Попович.

Все время не покидала Людомира тоска о прошлом. Известно, что в Гречинцах ему жилось лучше, чем в Варшаве. Однако зачем же нужны глухие Гречинцы его внуку — господину Кристоферу из Лондона? Он приехал во второй раз в это село. «А впервые в наше село господин Кристофер прибыл вместе со своей мамой Марией в 1993 году», — вспоминает Владимир Попович.

Госпожа Мария рассказывала, что желание побывать в местах, где родилась, никогда не оставляло ее. Только тогда, когда был снят «железный занавес», представился такой хороший случай. Случайно в Лондоне познакомилась с молодой женщиной по имени Наташа, которая вместе со своим мужем приехала в Лондон на работу по контракту. Оказалось, что эта молодая женщина — из Гречинец! Вот и отправилась Мария вместе с сыном в дальнюю долгожданную дорогу. Остановились у родителей Наташи — супругов Карачунив.

Рассказывала дочь пана о том, как складывалась ее жизнь: в 1934 году, стали на «рушничок» Мария Мерзвинская и Норберт Калинский, который служил в министерстве связи Польши. Когда началась Вторая мировая война, их дочери Терезе было четыре года. Оккупанты разлучили семью: мать с дочерью оказались в Заксенхаузене, а Норберт — в другом концлагере. Им было суждено выжить. Тогда же, когда американцы освободили узников, брат Норберта служил в польском войске, которое на то время дислоцировалось в Италии. Он и пригласил семью в ту страну. А уже в 1946 году Калинские переехали в Лондон...

— Прощаясь, госпожа Мария говорила о своих впечатлениях: не среди чужих побывала. А Кристофер возвращался в Лондон с документальным фильмом о Гречинцах. На 40 минут. В кадрах, рассказывал, — люди, природа, и то, что осталось от имения его деда Людомира... Он же в свое время на телевидении работал... Я себе так думаю, что выполнит свой замысел — обустроит дела в нашем селе, — составляет оптимистические прогнозы Владимир Попович.