Взгляд льва

Расшифровывать этот пейзаж просто, радуясь обезоруживающе естественной в то утро августовской ласке, не удавалось, да и солнца в тени огромных деревьев старого парка было не так уж много. Высокие кроны жадно присвоили себе его нежность еще на подходе. Впрочем, тут солирует другое — глаза вовсю перескакивают с овражка на овраг, с пригорка на намек речки Глубочицы, волнистый рельеф сам по себе захватывает, перетягивает внимание, намекая — нащупан след наслаждения более полновесного, как бы другой плотности, нечто сюрреалистичное. Без всяких особых стараний легко уловить, как архитектор Николай Казанский по заказу местного аптекаря Бельского, увидев и оценив природную интригу, некую драматургию этого разноуровневого разнообразия, вдохновился и согласился в 1889 году поиграть тут, в этом местечке, тогда на окраине Киева, со своей фантазией. Аптекарь захотел еще построить особняк с аптекой и разбить пейзажный парк. Неплохо, невольно подумала, похоже, и тогда на лекарствах недурно зарабатывали.

Если вкратце, судьба этого малоизвестного и сегодня для многих киевлян парка, конечно, пестрая. Она, по сути, скачет по ухабам истории вместе с самой историей. Аптекарь сдавал помещения особняка многим творческим людям — тут вдохновлялись и писатели, и художники, отмечая особую непохожесть этого уюта на привычные нарядные многолюдные парки. Этот всегда любил насыщенную тишину.

В ЭТОМ ВЕСЬМА ИЗЫСКАННОМ ОСОБНЯКЕ В ТЕЧЕНИЕ ХХ ВЕКА И ВПЛОТЬ ДО 1972 ГОДА ПРОЖИВАЛО МНОГО ИЗВЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ. НО НАРОДНАЯ МОЛВА ЗАКРЕПИЛА ЗА ДОМОМ И ПАРКОМ ТОЛЬКО ИМЯ ХРУЩЕВА

После революции 1917 года многое, естественно, было разграблено и уничтожено, затем народный комиссар НКВД Всеволод Балицкий, якобы растратив бюджетные деньги (один миллион), облагородил сюжет парка, пруды и прудики и особенно — мосты, вернее, мостики через овражки. Тут снова весело зажурчала жизнь, но сам он наслаждался недолго — в свое время был расстрелян, скорее всего, не за растрату, причину нужную нашли. Впрочем, никто истину особенно не искал. В 30-е годы ХХ столетия тут располагалась правительственная резиденция, позже — пионерский лагерь и еще что-то, но киевлянам этот уголок известен как дача Хрущева, где Никита Сергеевич жил до переезда (в Москву) и, по словам очевидцев, любил по утрам бегать по дорожкам парка, наверное, мечтая похудеть, слушал пение соловьев, любовался роскошными розами. Каких тут только не было сортов...

ИМЯ НЕ ВЕСЬМА СОСТОЯТЕЛЬНОГО КИЕВСКОГО МЕЩАНИНА ОКТАВИАНА БЕЛЬСКОГО ПОПАЛО В ОДИН РЯД С ТАКИМИ ОДИОЗНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ, КАК ГЛАВНЫЙ ЧЕКИСТ УКРАИНЫ БАЛИЦКИЙ, КОММУНИСТИЧЕСКИЕ БОНЗЫ ХРУЩЕВ И ШЕЛЕСТ ИМЕННО ПОТОМУ, ЧТО ОНИ В РАЗНЫЕ ВРЕМЕНА ПРОЖИВАЛИ В УКРАДЕННОЙ У СКРОМНОГО АПТЕКАРЯ УЮТНОЙ УСАДЬБЕ, ПОСТРОЕННОЙ И ВЗЛЕЛЕЯННОЙ В ЖИВОПИСНОМ УГОЛКЕ ЛУКЬЯНОВКИ

Сегодня же перед моими глазами некое ошеломляющее закулисье с изобретательно загадочными строениями, как бы фигурами отсутствия и их тенями — до десяти полуувядших мостиков. Они перепрыгивают через маленькие рукотворные озера, где когда-то плавали утки и рыбки, а по дорожкам вокруг шествовали павлины. Арки, которые не надо старательно старить, заманивая туристов, закружили нас легко. Кстати, тут вообще посетителей мало. Ведь рядом, по сути, в этом парке, на Герцена, 14, расположен ПАГ АМНУ — Институт педиатрии, акушерства и гинекологии, построенный в 1978 году. Это и спасает его от мусора в особо грустных размерах. В этих естественных декорациях, без всякого особого жеманства из восторгов и междометий, можно подбирать историю, не спотыкаясь на всякие попкорновые предложения немудреного гламура. Парк не нуждается в таком оживляже, он нуждается в творческом сохранении, умной реставрации. Правда, если пересолить или недосолить, то может исчезнуть эта дивная тишина, когда будто слышен шепот старого, чуть ли не игрушечного, замка, щебетание из огромной клетки высотой, наверное, метров пять-шесть, для птиц. В нее, ажурную и элегантную, и пустую, конечно, вскочила, и, по нашей давней традиции с напарником Сергеем, меня он тут же щелкнул. Кажется, старинный лев, который спит под одним из мостов, но, похоже, все видит,  вроде даже слегка ожил — ему тоже охота разнообразия. Сначала подумала, что он — новодел, но оказалось — старожил, просто зачем-то нарядили каменного зверя в безвкусный прикид в виде пошлой золотой краски, вот и спутала. Вижу, чувствую — льву это не нравится, но он, видимо, рад, что просто выжил, а чужой прикид, что ж, хозяин — барин. Если честно, кто хозяин, не знаем. Парк заброшен, но тут явно, как могут, по средствам, собственно некую чистоту поддерживают. К счастью, повторюсь, сорить особо некому. Прудам повезло меньше — видимо, куражно мусорить, кидая сверху с моста бутылки да кульки, вот и стали они печальными болотцами.

Мостики же еще сохранили свои тяжелые литые ограждения — несколько маскарончиков, естественно в безжалостной косметике из многочисленных слоев краски, еще на месте. Три парных увидела, а один, потеряв своего близнеца, и вовсе как бы отвернулся от ограды. Было их раза в три больше, жили бы себе и жили, да чьи-то цепкие ручонки отодрали, отрезали, выломали. Так, бежали через мосточек — и вот, хап-хап, и в руках маскарончик, а потом еще один да еще. Пришлось, видимо, попотеть — маскароны добротно сидели в гнездах.

СВОЮ ЛЕПТУ В ОФОРМЛЕНИЕ ВЕЛИКОЛЕПНОГО ПАРКА В ТЕЧЕНИЕ ПОЧТИ СТОЛЕТИЯ ВНЕСЛИ ВСЕ, КТО ЗДЕСЬ ХОЗЯЙНИЧАЛ

И все же эмоциональную память не хотелось перегружать, гасить этим. Чувствую — вот он, момент, когда слушаешь и отвечаешь и, пожелав оставшимся маскам лучшей судьбы, пошли мы бродить дальше, внимательно присматриваясь к рельефу. Диггеры утверждают, или это тоже байки да легенды, но все же — что под парком находится что-то вроде секретного бункера с залом для заседаний... Какой сочный материал для турмаршрута, но, скорее всего, как у нас заведено, — там какие-нибудь склады. Да и есть ли этот бункер... Несомненно одно — у этого парка шарм особый, как у чего-то не стремящегося изо всех сил понравиться, зацепиться за чей-то восторг, продвинуть себя по статусу, заявив о себе как-то громко и плакатно. Ведь он такой — один, пусть без розариев и павлинов, но талантливо задуманные строения, живописные фрагменты, которым природа подарила возможность так красиво стареть, а это удается далеко не всем, удивляет, так как форма — по сути — сущность, всплывающая с возрастом на поверхность, и тут же она не разочаровывает: нет плагиата, нет вторичности, хоть живет он откровенно по-бедному, но и бесплатно дарит нечто большее, чем то, что можно купить за деньги. Написав материал, решила еще раз взглянуть на скульптурного льва, увеличив и приблизив изображение на экране. И поразилась — у него глаза страдающего мужчины, а только тело льва. Причем — уверена — страдающего от любви. Интересно, кто позировал, узнать, скорей всего, не удастся, но нерв мучений схвачен так объемно, что чья-то любовь осталась жить в этом парке навсегда. Маленькая порция впечатлений разве так уж мала?

Мы же встретимся вновь за новым поворотом и сразу узнаем друг друга — у меня в руках будет газета «День».