Защитники делятся на тех, кто хорошо знает закон, и на тех, кто хорошо знает судей

— Обязанности очень расширились. До принятия Закона Украины «Об адвокатуре» роль адвоката ограничивалась защитой интересов граждан и юридических лиц в суде и других правоохранительных органах. Теперь же он представляет защиту не только в суде, но и в представительных, исполнительных органах власти — буквально во всех процессах, где участвует его клиент. Такое расширение полномочий нормально при демократизации общества. В основе этого подхода лежит принцип профессионализма. При любом государственном строе брюки все равно шьют портные. А правоприменительная деятельность намного сложнее портняжного искусства, но многие почему-то считают, что сами способны разобраться и защищать свои интересы. В результате проигрывают.

Законы нужно знать, это аксиома. То, что их знают судьи и прокуроры, вовсе недостаточно для общества, потому что это знание одностороннее. Вот почему нужен адвокат.

Закон об адвокатуре, принятый семь лет назад, отменил корпоративность в этой сфере. Раньше, если вы помните, существовали коллегии адвокатов. Поступить туда было очень трудно, существовали предельные количества членов коллегий в каждой области. Как ни смешно, эти квоты устанавливались не от потребностей правозащиты, а от количества ... рабочих мест в здании коллегии. Были очереди на занятия вакансий, были скандалы в нашем цехе. Теперь адвокатской деятельностью может заниматься любой юрист с высшим образованием и стажем практической работы не менее двух лет, который сдал квалификационный экзамен. Принимать клиентов он может хоть у себя на квартире.

Итак, замкнутая система разрушена, защитников появилось много. Но подстерегла другая опасность — молодые адвокаты стали вариться в собственном соку, не имея возможности перенимать опыт у старших. Нынче адвокатская общественность готовит изменения к Закону «Об адвокатуре». Мы хотим сделать обязательным членство в Союзе адвокатов (сейчас оно добровольное), а областные отделения нашего Союза нужно обязать отладить систему обучения и контроля. Вот статья в журнале «Адвокат». Здесь я ставлю вопрос о том, что необходимо воссоздавать систему подготовки и переподготовки кадров.

Короче говоря, украинская адвокатура понимает свою роль в правовом государстве и предпринимает усилия для улучшения деятельности. Другое дело, что в пору экономических неурядиц защите не удается развернуться. Адвокатские услуги всегда платные, это для нас источник существования, а нищее население не имеет для этого средств. Но мы верим, что Украина разбогатеет обязательно, у нас есть все условия для этого. Не хватает умных руководителей, но это — дело времени. Я считаю, что к независимости Украина не была готова только потому, что не имела людей с государственными умами — все таланты выкачивала Москва. Не вижу таких и сейчас. Но рано или поздно время все исправляет. Или постепенно воспитаются люди, или природа подкинет гения с державным умом. Я — оптимист.

— В будущее, конечно, хочется верить, но разгул преступности как-то не вдохновляет. Какова роль защиты в этом процессе общественной жизни?

— В самом широком смысле наша адвокатура сейчас борется с правовым нигилизмом, пронизывающим наше общество сверху до низу. Властные структуры не верят в верховенство права. Вот примеры. Верховная Рада — высший законодательный орган. Казалось бы, издавая законы, он должен считать их обязательными прежде всего для себя. В Конституции Украины, и в новой, и в старой, есть положение, что ни один закон не может быть введен в действие ранее его опубликования. Между тем ВР, принимая некоторые законы о налогах, вводит их в действие задним числом. Я задавал вопрос депутатам-юристам: как вы можете так поступать? Они разводят руками: надо, мол, интересы государства...

— Пресловутыми интересами государства руководствуются не только депутаты, но и многие чиновники, насаждающие несправедливость.

— Вот-вот. Но это особая тема, мы к ней еще вернемся. Президент, гарант Конституции, своими указами часто нарушает законы, принятые Верховной Радой. По Конституции все вопросы налогообложения относятся к исключительной компетенции Верховной Рады. Но вот Леонид Данилович вводит правила, противоречащие закону. В течение месяца Верховная Рада должна либо принять, либо отвергнуть соответствующий законопроект, поданный Президентом одновременно с изданием указа. А если она его не рассмотрит в течение этого срока, то указ принимает силу закона. Чаще всего у Верховной Рады руки до этого не доходят, чем и пользуется исполнительная власть. Хитрый прием, конечно, но в правовом государстве использовать восточное коварство как-то негоже.

Верховный cуд, высший конституционный орган, нарушает Основной Закон! В Конституции записано, что председатель Верховного суда Украины избирается на пленуме ВС тайным голосованием членов Верховного суда. Начиная с момента введения Конституции наш председатель Виталий Федорович Бойко не легитимен: скоро уже три года, как он не ставит вопрос о выборах. Наверное, боится, что тайным голосованием его не изберут. Таким образом, Верховный суд государства возглавляет человек, который по Конституции не является председателем. Я об этом писал и в Верховную Раду, и Президенту, и в Институт права Национальной академии, и в журнал «Адвокат». Только из администрации Президента пришел ответ, что мое письмо передано в Министерство юстиции. Как будто Верховный суд — это подразделение Минюста! Это было полтора года назад. Больше никто не удосужился ответить.

При таком отношении верхов к законам исполнительная власть на всех уровнях их бездумно нарушает. Беда Украины не в том, что у нас мало умных министров, а в том, что они не послушны закону. Правовое государство в широком смысле — это равенство перед законом не только всех граждан, но и ответственность государства по отношению к гражданину.

— Мне кажется, что чиновничий произвол существует не потому, что у нас плохие чиновники. Нормальные они люди. Но сознание того, что есть некая высшая цель державы, перед которой интересы и права человека — это ничто, позволяет чиновнику нарушать закон, оставаясь довольным собой. Ведь представление о высшей цели в нашем обществе было всегда.

— Согласен. Плюс абсолютная безнаказанность государства по отношению к человеку. В Харькове была очень сильная и хорошо работающая страховая компания «Аско». Произведя проверки, налоговая инспекция пришла к выводу, что компания обязана была удерживать 20% со страховых возмещений гражданам как из подоходного налога с заработка. Этого, конечно, не делалось, и «Аско» насчитали 103 миллиарда карбованцев начета. Счет был заблокирован, компания перестала работать, а вкладчики понесли ущерб. Мы обратились в налоговую администрацию — бесполезно. Потом в арбитражный суд. Он признал решение незаконным: страховое возмещение — не заработок. Но это случилось через год. Компания была уже разорена. Дело можно продолжать в судебном порядке, но возбуждать его уже было некому, «Аско» перестала быть юридическим лицом. Пострадали тысячи граждан. Ответственности за это никто не понес. Тем более государство потерь не компенсировало...

— Известный харьковский правозащитник Евгений Захаров утверждает, что в последние годы проблема соблюдения прав человека в Украине обострилась, что сейчас нарушений стало больше, чем в первые годы независимости.

— Не буду вдаваться в политические оценки, но скажу, что при существовании Советского Союза многие не разрешенные в Харькове уголовные дела или хозяйственные споры можно было разрешить в Киеве, потом в Москве. Сейчас остался Киев как последняя инстанция. Стало меньше органов, которые могут вмешаться. Но я думаю, что ухудшение, о котором говорится, — это болезнь роста. Никак не стабилизируется деятельность Генеральной прокуратуры, нет основательной службы в аппарате гаранта Конституции — Президента. Но когда-нибудь все устроится.

— Давид Аркадьевич, вам ведь приходится защищать подсудимых, попадающих под «расстрельные» статьи? Удается ли вам отвести от них смертную казнь и как вообще вы относитесь к исключительной мере наказания? Идеологи демократии напрямую связывают существование этого института с основным правом человека на жизнь. Но, кажется, наша общественность против ее отмены.

— Последнего моего подзащитного расстреляли 25 лет назад, я даже фамилию помню: Науменко. С тех пор других удавалось защищать. Для меня это не просто дело адвокатской чести. Я в принципе против смертной казни, считаю ее средневековой дикостью. Да, злодеяния преступника бывают ужасны. Но смерть — это не наказание, а месть. Мертвый уже не поймет своей вины и не раскается. Вообще, преступность искореняется не жестокостью наказаний, а их неотвратимостью. Это еще Ленин говорил, а он был, как известно, присяжный поверенный.

— Некоторые специалисты права утверждают, что для совершенствования судебной системы нам необходим суд присяжных.

— Не думаю. Хотя для адвоката такой суд удобнее. Присяжные подвержены эмоциям, их можно растрогать призывами к милосердию. Известен такой случай. Знаменитый российский адвокат Федор Никифорович Плевако поспорил, что добьется оправдания подсудимого за пять минут. А тот был священником. Когда началось слушание его дела, Плевако обратился к присяжным: «Господа, этот подсудимый много раз отпускал вам грехи. Отпустите один раз и вы ему!» На профессионального судью такой довод не подействовал бы, а присяжные вынесли оправдательный вердикт.

Да, суд присяжных более независимый, менее подвержен «телефонному праву», но опытный судья знает, как им все-таки управлять. Кроме того, у нас есть институт народных заседателей, который действует в особо важных процессах. Например, при слушании дел по бандитизму, квалифицированным убийствам. В общем, если и вводить суд присяжных, то только для некоторых категорий дел.

Что действительно необходимо, так это воссоздать процедуру апелляции подсудимого. Это когда по его требованию суд более высокой инстанции рассматривает дело снова по первой инстанции. У нас действует процедура кассации — рассмотрение дела судом более высокой инстанции по материалам процесса. Это не одно и то же, потому что при кассации ни обвинение, ни защита участия не принимают.

— Вы сказали о «телефонном» праве. Разве оно у нас существует?

— «Телефонное» право будет всегда. И везде. В Америке говорят, что адвокаты делятся на две категории: на тех, кто хорошо знает закон, и на тех, кто хорошо знает судей. У нас это «право» несколько видоизменилось. Если раньше первый секретарь обкома партии мог вызвать к себе председателя областного суда и сказать, как должно быть решено то или иное дело, то теперь к судьям приезжают и «просят». Исходя из «высших интересов». Уверен, что если бы существовала процедура апелляции, эффективность таких «просьб» была бы весьма невысокой.

— Давид Аркадьевич, вам приходилось принимать участие в процессах, где одной из сторон было средство массовой информации? Не кажется ли вам, что наше законодательство о печати, казалось бы, гарантирующее демократизацию общества, на практике постепенно превратилось в дубинку против демократии? С газетами и телекомпаниями судятся «обиженные», и колоссальными штрафами пускают их по миру. А ведь пресса и призвана быть цепным псом демократии.

— Да нет, законодательство вполне удовлетворительное. Такие процессы проходят потому, что редакции не умеют им пользоваться. В законе предусматривается возможность разрешить спор с лицом, которое считает себя обиженным, не прибегая к суду. Если вопрос, поднятый в передаче или публикации, спорный, то необходимо предоставить место или эфирное время для возражений оппонента. Если доказательств недостаточно, то можно опубликовать опровержение и извиниться перед несправедливо обиженным. Но органы печати прибегают к такому методу очень редко, видимо, боясь уронить свой авторитет.

Что касается размера компенсаций за моральный ущерб, то, увы, нормативов не существует нигде. И вообще, в таких спорах нужно обязательно обращаться к адвокату. Но, насколько я знаю, украинские средства массовой информации крайне редко используют хороших адвокатов.

— Тема нашего разговора определена редактором как «Адвокат в правовом государстве». Мы говорили о делах наших, домашних. Как вы считаете, слово «правовое» стоит брать в кавычки?

— Пожалуй, не нужно.