Что рассказала моя бабушка

Украинскому народу на протяжении известной истории пришлось «проглотить» немало плохого. Пока не найдены весы, с помощью которых можно было бы взвесить его стоимость. Неоспоримо то, что при быстротекущей жизни приходит новое поколение со сравнительно другими потребностями и возможностями. Поэтому нам, 70-летним по возрасту, есть возможность вспомнить рассказы своих дедушек и бабушек о бывальщине на украинских землях после революционных потрясений 1917—1920 годов.

Так, моя бабушка по прозвищу Кулиха (настоящее имя Анна Починок) передала мне рассказ части своей жизни, бытия. Она и мысли не допускала, что через полвека внук будет делать попытку относительно анализа виденных и пережитых событий. Примером является с. Кривец в Черкасской области, в котором в 1910 г. было 330 дворов, где проживали 811 мужчин и 831 женщина. В селе была церковь, датированная 1768 годом построения, церковно-приходская школа, водяная мельница и ветряк.

Понятно, что во время прилива большевистской тучи в эти края, собственно к селам Харковка, Кривец, началась активная агитация среди жителей этих сел вступать в ряды партии коммунистов-большевиков. Поэтому кое-кто приобщился под такое крыло. С этических соображений не будем называть их фамилии. Но факты утверждают, что такой человек уже отлучался от семьи, то есть он избегал разных празднований (Рождества, Пасхи, Покрова), проходил мимо церкви, которая действовала в с. Кривец.

Под руководством большевиков они покорно выполняли указания власти, — так подтверждают факты. Когда родственник коммунистической обработки рыскал на огороде у своего родственника, ища, случайно ли там не спрятано зерно (1933). Голодомор унес не менее 765 жителей села. О 1933                г. я, например, знал еще с детства благодаря свидетелям тех трагических событий. Так, в с. Кривец каждое утро ездовой Фролов подводой собирал трупы односельчан и отвозил их на кладбище в общую яму. Однажды, прихватив опухлую девочку Катю Рудюк, которая еще не потеряла сознание, сказал ей, что, мол, я завтра не буду за тобой заезжать. Катруся, собравшись с силами, выбралась из ямы и под вечер пришла домой... Мать и соседи очумели... Трагической была дальнейшая ее жизнь. Она ходила по селу и рассказывала о фактических страницах строительства «развитого социализма».

В то же время отдельная когорта хвалила И.В.Сталина за организацию посадок полезащитных лесополос, не говоря о сооружении «Днепрогеса» на Днепре в Запорожье по плану ГОЭЛРО (1927—1932), а поблизости с. Кривец была построена Букская электростанция. В то же время функционировал обесцененный трудодень для работников колхозной системы.

В 1937 году активисты коммунистического направления сбрасывали крест и купол с церкви в с. Кривец, а дед Каленик, проходя мимо, позволил себе спросить: «Ребята, это вы разбираете святыню, а когда же будете ее строить?». Той же ночью деда Каленика увезли куда-то навсегда.

Мощная репрессивная молотилка своими размахами охватила и с. Кривец. Так, из 14 репрессированных вернулся только Филипп Безшийко. Обвинения были разного характера: скажем, Григория Чернолюка, Ивана Штельмаха, Антона Царука обвиняли в том, что они иностранные агенты, потому что были выходцы из Западной Украины, а Ивана Демиденко репрессировали за то, что любил петь украинские народные песни.

Подтверждением тех или иных преступлений против «союза нерушимых республик» на протяжении 1937—1938 годов служили доносы с подписями трех человек. Так, мой отец, Рудюк Фома Васильевич, по такому доносу попал в Уманскую тюрьму, где силовыми методами служители «страны Советов» вынуждали его сознаться в приписанном преступлении. Однако отец ответил твердо, что «вы можете меня убить или уничтожить, а я никакой вины не имею и подписываться в признании приписанного мне преступления отказываюсь». В результате искалеченного отца отпустили домой, а трех односельчан, которые, не стерпев мук, подписались, отправили на каторгу.

При возвращении в родное село после пыток, пережитых в Уманской тюрьме, к нему обратился сельский председатель Буханистый, который оставил о себе воспоминания крайне жестокого человека, ведь он устраивал засады: за горсть зерна или сумку цельных колосков или поднятой утерянной свеклы сурово карали, судили. По воскресеньям этот председатель устраивал засады около дороги на Буки и в случае, если кто из жителей посмел идти на базар, он заворачивал на работу, карал штрафами, угрожал тюрьмой.

Упомянутый председатель села Буханистый велел, чтобы отец пришел на сельский сход и рассказал о том, что, мол, зря людей не берут. Вот он, отец, не виновен, так его отпустили. Этим ставилась задача опровергнуть мнение селян, которых зря не арестовывают.

Уже в 1950 году тяжело больной Фома Васильевич попросил колхозного бригадира, который ежедневно обходил домовладения, требуя идти на работу, побрить его, поскольку он уже был не в состоянии самостоятельно это осуществить. Так, бригадир Карп по прозвищу Курка обратился к отцу, чтобы тот перед смертью назвал фамилии тех трех человек, которые подписали обвинение в совершенном преступлении. При этом отец ответил, что «я действительно умираю, но не скажу, кто поставил подписи», мотивируя тем, что у него есть дети и есть дети тех, кто поставил подписи с той целью, чтобы «мои дети не смотрели на них со злобой и обидой», понимая, что дети не виновны в размахе кошмара той молотилки...

Именно сегодняшнее непростое для государства время требует от нас, избирателей, государственных чиновников, деятелей науки, культуры и всех патриотически настроенных специалистов, конкретных усилий, чтобы оценить должным образом уроки жизни нашего вольнолюбивого народа во главе с новоизбранным руководством Украины, при здравом рассудке засеять прогрессивное мышление для воплощения в жизнь цивилизованного продвижения к эффективному результату.