Горе войны

Помню мобилизацию... На базаре собралось много людей, мужчины с сумками на плечах, а женщины и бабушки рыдали, обнимая мужчин. Я забежал в дом, отец меня подхватил на руки и облил слезами, плакала мать. Я ничего не понимал, вырвался, выбежал и упал лицом на траву. Сколько пролежал и плакал — не помню, а когда вернулся  домой, мать плакала, а отца уже не было.

Немцы появились неожиданно. Пригнали большую группу военнопленных. Расположили на площади напротив школы. Пленные, преимущественно молодые солдаты, были унылы, мрачны. Могли разбежаться, ведь их охраняли лишь двое часовых с карабинами, стояли на крыльце школы и изредка постреливали. Пришло много женщин с надеждой встретить своего. Часовые не мешали им ходить, потому что те угощали их продуктами — яйцами, маслом. К сожалению, односельчан среди пленных не было. Одна молодая женщина прихватила с собой женскую одежду, одела молодого солдата и отвела домой.

Была суровая зима, снега выпало до середины окон. Немцы шли лавиной на Москву. На санях лежали зарезанные животные, на некоторых — труппы немцев. Многие не выдерживали, забегали в дом, прыгали в кованых сапогах, в пилотках с наушниками.

А лето 1942-го было тихим. В селе стояла небольшая хозяйственная часть и большая группа пленных. Они работали на полях и обслуживали немцев. Потом, видно, немцы готовили пленных на войну. Прибывшая большая группа молодых бойцов, расположилась на выгоне. При них было только пять немецких офицеров, и те не появлялись, жили на квартире. Пленные играли в футбол, у них был только один карабин. Они уже частично были сформированы в вагоны, были старшие. С одним старшим разговаривала моя мать. Помню разговор: «Как это так, там ваши братья воюют, проливают кровь, а вы решили пойти туда против них, помогаете немцам?» Ответ: «Мы были в концлагере: голод, вши, смерти. Однажды появились три немца, разговаривали ломано по-русски: «Рус, кто хотит воеват, получите хорошую пищу, жалование, почет?» Все подняли руки, только моя рука не поднялась, потому что как можно идти убивать своих братьев?»...

Как-то был я на другой стороне улицы, как появилась лавина бронемашин, едва успел перебежать. Машины, нагруженные войсками, шли непрерывно где-то полтора суток в сторону Ахтырки. Приблизительно через три часа пролетели наши самолеты-«ястребки», маскируясь крестами на крыльях, а на хвостах были красные звезды. Люди обрадовались. Самолеты пересекли колонну, дали очередь из пулеметов, немцы ответили, потому что из каждой бронемашины торчало по два ствола пулеметов. Следом за «ястребками» появились бомбардировщики. Они не осмеливались лететь вдоль колонны, и потому на колонну не упала ни одна бомба, а падали в огороды. Многие не взрывались. К сожалению, от такой бомбы погибли дети. Они ее крутили за пропеллер, и она взорвалась. Люди хоронили 8 мешочков...

После победы шли эшелоны через ст. Кириковка в сторону Харькова. Двигались медленно, чтобы солдаты могли сходить около каждого села. Привезли по соседству юного лейтенанта-танкиста с глубоко перебинтованными глазами. Его водила сестра, держался за ее плечи. Многих соседей узнавал, моя мать плакала, он был старательным учеником. Хотел учиться, но не было словаря со специальным алфавитом. Позже нашелся англо-русский. Он овладел английским языком и преподавал в Ахтырском техникуме. Потом женился, было двое детей, он каждый день поглаживал их головы. Так узнавал, как они подрастают.

Много горя принесла война, к тому же и год был неурожайным из-за засухи. Назревал голод, ввели карточную систему на хлеб. А, чтобы дополнительно купить ковригу, нужно было давиться в огромной очереди.

Отец по завершении войны еще долго лечился в госпитале города Бергена. От голода умерли две сестры — восьми и четырех лет. Потом слегла и умерла мать. Старшая сестра, ей было шестнадцать лет, а мне — десять, отвезла меня в Западную Украину.