НЕСКОЛЬКО СНИМКОВ

— Сообщение о том, что студенты самовольно разбивают в центре города палаточный городок, где собираются голодать, добиваясь выполнения своих политических требований, вызвало шок удивления. Позади уже были Фергана, Сумгаит, разгон мирной демонстрации при помощи саперных лопаток в Тбилиси... Киев словно замер, ожидая, не сметут ли студентов сапогами. Думаю, в первые часы это можно было сделать, пока город не пришел в себя от удивления. Этого не произошло. Не знаю, как было за кулисами. Но на авансцене выглядело так. На площадь сразу же приехал начальник киевской милиции Валентин Михайлович Недригайло. Вряд ли могло быть, чтобы он не проконсультировался и принял это решение сам. Но на результат консультаций, безусловно, повлияло то, что и как он докладывал об увиденном. Мне неизвестно, как оно там было по телефону, но команда милиционерам не применять силу к студентам прозвучала на площади именно из его уст. Когда через несколько дней студенты прорвали окружение и разбили второй палаточный городок около Верховной Рады, я, показав удостоверение журнала «Наука і суспільство», спросил у Недригайло, не планируется ли применять силу. «Киевская милиция с детьми воевать не будет», — сказал он. Мне и до сих пор помнится, что на генерале был чистый, хорошо сшитый мундир...

— Вокруг палаточного городка постоянно стояла огромная толпа киевлян. Приблизительно десять часов вечера. Какой-то человек кому-то втолковывает: «Если будет нужно, наш «Арсенал» поднимется весь. Пусть они только тронут детей! Мы в восемнадцатом поднимались, знаем, как это делается...». Далее с нажимом: «Пусть только попробуют!». Он, наверное, не знал, что в 1918 году рабочие завода «Арсенал» выступили против законной социал-демократической Центральной Рады, подстрекаемые именно «коммуняками», против которых сейчас выступали киевские студенты. Ну, что ж, главный урок истории заключается в том, что народ не помнит собственной истории...

— Вокруг флагштока под памятником Ленину студенты построили трибуну, на которой установили громкоговорители, и каждые полчаса давали информационные сообщения. Одно из них было составлено так, словно они хотели сделать карикатуру на советские пропагандистские «болванки». К микрофону вышел юноша: «Внимание! Только что поступило чрезвычайное сообщение. Около красного корпуса университета собралась горстка ветеранов-коммуняк, которые до предела разбушевались, дерзко выкрикивают коммунистические лозунги, цепляются к прохожим. Старые «розбышаки» так распоясались, что уже побили нескольких прохожих и сейчас пытаются ворваться в красный корпус. (Напомню, что часть студентов забаррикадировалась тогда в корпусе университета. — В.П. ) Граждане! Всех, кому небезразлична судьба Украины, призываем пойти немедленно к университету и остановить красно- коричневых хулиганов!».

— В.М. Рева, один из депутатов- коммунистов (печально известная «группа 239»), в своем выступлении призвал власть принять решительные меры для наведения порядка на площади Октябрьской революции. Это вызвало шквал возмущения в толпе, собравшейся на улице Грушевского под стенами парламента. Запомнилась группа из четырех-пяти женщин, которые кричали: «Где этот Рева? Кто он такой? Дайте нам его сюда! На наших детей солдат натравливать? Ану-ка выйди сюда к нам, мы тебе по-ка-же-м!». При этом хватали растопыренными пальцами воздух, словно вырывая кому-то волосы. До сих пор помню свое двойственное впечатление. С одной стороны, я был возмущен выступлением товарища Ревы, как и эти женщины. И в то же время мне стало страшно от того, что может случиться какая- нибудь глупость, могущая иметь фатальные последствия...

— В тот же вечер от Верховной Рады с коллегами-журналистами пошли на площадь Октябрьской революции — как раз стало известно, что в милицию по телефону «02» поступило сообщение якобы студенческий палаточный городок заминирован. Все были уверены, что это придумано для того, чтобы вынудить студентов покинуть площадь, а тогда снести палатки.

Сверху, от памятника Героям революции, площадь с палаточным городком была, как на ладони. Милицейское окружение уже никого не пропускало вниз. Только что закончились переговоры между милицией и воинами-афганцами, которые добровольно охраняли студентов. Афганцы категорически заявили, что они милицейские наряды в палаточный городок не впустят. Часовая стрелка неумолимо приближалась ко времени, когда якобы должен произойти взрыв, поэтому пошли на компромисс. Афганцы согласились, что когда студенты выйдут из палаточного городка, они впустят нескольких саперов для поиска взрывчатки. Но никого более. И окружение свое не снимут! Саперы ничего не нашли. За несколько минут до возможного взрыва палаточный городок покинули и они. Но афганцы не ушли со своих постов. Они легли по периметру палаточного городка ногами к возможному эпицентру взрыва и пролежали так минут 10—15. Потом еще некоторое время все переждали, и когда убедились, что взрыва не будет, студенты вернулись в палатки, а афганцы опять замкнули цепь окружения...

— Сразу же после начала голодовки министр здравоохранения Юрий Спиженко послал своего помощника Анатолия Морозова в лагерь студентов. Тот, вернувшись, доложил, что палатки стоят возле фонтанов и возможны массовые простудные заболевания. Не говоря о том, что голодовка, если она затянется, негативно скажется на здоровье юношей и девушек. По приказу министра в палаточном лагере открыли медпункт, а в ближайших больницах, в частности в Октябрьской, стали проводить регулярные медосмотры голодающих, результаты которых постоянно докладывались «наверх». Если не ошибаюсь, именно по настоянию медиков через какое-то время девушки покинули лагерь. Ослабленных участников акции начали сменять студенты из других вузов. При этом организаторы голодали до конца...

— Когда голодовка закончилась, я специально разыскал на историческом факультете студента Олеся Дония. Мне было очень интересно познакомиться с одним из главных организаторов этой акции. Кто-то в деканате мне дал понять, что это, мол, троечник, который таким способом решил добыть себе известность. Доний не по возрасту трезво и взросло мыслил. Я тогда подумал, что, наверное, в ближайшее время в наш парламент придут новые политики. Так и произошло. Но если бы мне тогда сказали, что народные избранники будут храпеть на заседаниях, драться в коридорах и ковырять авторучками в ушах на международных саммитах, я бы никогда не поверил...

От здания ЦК КПУ было буквально два квартала до палаточного городка. И за две с лишним недели, пока голодали студенты, ни один из ответственных работников ЦК КПУ не пришел к студентам и не поинтересовался, чего же они хотят. Хотя их требования касались, в частности, и непосредственно Компартии — они требовали национализировать имущество КПУ и ЛКСМУ. Я думаю, что именно с этого на Украине для Компартии началось начало конца.

— Именно с того октября, считаю, начался отсчет звездного времени Л.М. Кравчука как политика. После того, как он посетил студенческий палаточный городок, как пошел на создание совместной со студентами согласительной комиссии и дал Олесю Донию выступить с трибуны Верховной Рады, никто уже не вспоминал, что Леонид Макарович сел в кресло председателя Президиума Верховной Рады УССР с подачи ЦК КПУ. Все гордились тем, что Украина вышла из всей этой истории, образно говоря, через цивилизованные двери. Во многом можно упрекнуть первого президента Украины Леонида Кравчука. И история, безусловно, когда-то это сделает. Но в ней навсегда будет записано, что публичная цивилизованная политика в нашей стране началась именно с визита Леонида Кравчука в студенческий палаточный городок... ***

Когда стало известно, что студенты разбивают на площади Октябрьской революции палаточный городок, я пришел к главному редактору журнала «Наука і суспільство» Юрию Григорьевичу Романюку. «Вы умеете фотографировать», — сказал он. Я его понял — ситуация была такая, что он не мог мне приказать идти и снимать. «Но ведь мы уже делаем январский номер», — ответил я. Тут следует объяснить, что полиграфический цикл нашего журнала был очень длительным — мы засылали материалы в типографию более чем за два месяца до выхода. «Ну, в январский номер это вряд ли понадобится, — согласился он, — но ведь есть еще архив. И история». Оказалось, он был прав. Эти снимки из моего собственного архива, которые еще нигде не публиковались, отражают те две октябрьских недели нашей истории 1990 года.