О терроризме, освободительной борьбе и тоталитаризме

Заметки на полях статьи Игоря Лосева «Мертвый сезон на ТВ» («День» № 145 от 16 августа 2013 года)

Распавшийся мир новой истории, находящийся в состоянии кровавой борьбы наций, классов и отдельных людей, одержимый подозрительностью и злобой, разными путями стремится к универсальному единству, к преодолению того исключительного национального обособления, которое довело нации до падения и разложения. Европа не только нанесла себе страшные удары в мировой войне, но она продолжает истреблять себя в непрекращающейся распре... во взаимной подозрительности и недоброжелательстве всех наций.

Николай Бердяев

Новое Средневековье. 1923 г.

После публикации на страницах «Дня» моего текста о предпосылках антипольской акции УПА (25.07) уважаемый Игорь Лосев отозвался о нем довольно остро (16.08). При этом стоит отметить высокую культуру полемики — рецензия на текст появилась в том же печатном органе, что и критикуемая статья.

Однако логичность и отчасти содержание замечаний вызывают возражения. Имеет смысл привести их развернуто, поскольку аргументацию, подобную изложенной господином Лосевым, можно встретить довольно часто. Например, по поводу допустимости термина «терроризм» по отношению к событиям Второй мировой войны полемика возникла после моего доклада на германо-российской конференции в Москве в марте минувшего года, причем вопросы задавали обе стороны.

Суть статьи изложена в ее названии — «Поступательное ожесточение». Внимание акцентировано на том, как изменения ситуации в 1939—1943 гг. влияли на два народа, в том числе на украинцев, в частности на ОУН. Последняя в данном случае представлена скорее объектом воздействия других сил, нежели субъектом.

В моей работе подчеркивалась активная роль и советской стороны в брутализации населения Волыни в 1939—1943 гг. Это косвенно противоречит утверждению Лосева о том, что я занимаюсь мифотворчеством с умыслом — отвести глаза от СССР: «Для прикрытия этих фактов (советского терроризма в 1970-х гг. — Авт.) и создается «дымовая завеса» из всевозможных легенд о «терроризме» идейных противников имперского коммунизма».

Добавим, что характер политической партии и ее методы, в данном случае террористические, — не совсем одно и то же. Конечно, имеют значение и способы борьбы, но для сущности скорее более важны цели, а не средства. За суверенитет Украины и отделение Галичины и Волыни от Польши выступала, скажем, и самая крупная украинская партия 1930-х годов — Украинское национально-демократическое объединение (УНДО), которое не одобряло кровавые эксцессы в мирное время, а добивалась от властей культурной автономии.

Терроризм используют, например, члены баскской сепаратистской организации ЭТА. С ее методами согласны далеко не все, но никто не станет отрицать, что она борется не просто за Баскское самостоятельное объединенное государство, но еще и за страну федеративную, к тому же современную, то есть демократическую, с социально ориентированным, и, главное, рыночным народным хозяйством.

Не брезгуют терроризмом и представители тоталитарных партий, например, большевики, а также многие праворадикалы в разных странах. Николай Бердяев интуитивно определил их фактический идеал — новое средневековье. А историк Михаил Восленский позже научно доказал то, что причиной и природой тоталитаризма является феодальная реакция. Нелишним будет вспомнить, что боровшийся с самодержавием умеренный социалист Семен Петлюра откровенно презирал основателя УВО-ОУН Евгения Коновальца как раз за радикализм.

Вряд ли можно согласиться и со следующим предложением Лосева: «Ведь любую вооруженную борьбу за независимость можно представить как совокупность террористических актов, а можно и не представлять».

Терроризм — только одна из разновидностей вооруженных действий. Определений этого угрожающего явления любой желающий найдет сотню, но латинский корень слова переводится как «страх», «ужас», то есть запугивание. Как правило, оно совершается с помощью насилия или разрушений. Они могут быть и бескровными. Например, на Корсике в последние десятилетия большинство терактов целенаправленно устраиваются их организаторами без жертв и пострадавших.

Куда более кровопролитная вооруженная повстанческо-партизанская борьба вполне может проходить с минимумом терактов, а, заключаться, например, в основном в боестолкновениях с силами господствующего режима, в том числе иностранного.

Нельзя поддержать и косвенный призыв Лосева к субъективности при использовании терминологии: «Тут все зависит от позиции оценивающего. А на войне как на войне». Сражаться можно очень по-разному, например, с соблюдением конвенций, или — шире — традиций и обычаев ведения войны, или без таковых. А одинаковые определения и лексика при тождественности описываемых явлений должны использоваться для всех сторон конфликта.

Читаем критику далее. Ошеломляет то, что вьетнамские коммунистические партизаны ставятся в один ряд с восставшими киприотами. Ведь силы Северного Вьетнама хоть и победили в гражданской войне, но уж никак не завоевали свободу. С помощью СССР они построили деспотию с плановой экономикой, а диктатура во Вьетнаме сохранилась вообще до сих пор. Как такая логика Лосева уживается с его же осуждением «имперского коммунизма», понять непросто.

При этом, продолжим, основная часть борьбы вьетнамских «партизан», пусть она и сопровождалась зверствами, все же заключалась преимущественно в боевых действиях. Потому что это были скорее не партизаны, а вооруженные силы ДРВ. Называть использование минометов «Катюша», танков Т-34-85 и МИГов против войск Южного Вьетнама и примкнувших к ним сил демократической коалиции как терроризм, наверное, было бы упрощением. Армия и госбезопасность ДРВ устроили кровавую баню в основном после победы, в 1975-м. Только полмиллиона вьетнамцев утонуло, пытаясь спастись от тех, кто, по словам моего критика, «завоевали свободу». Не так много в истории ХХ века столь дистиллированных примеров упорной битвы рабов за порабощение свободных соседей, как война Северного Вьетнама против Южного.

Кроме того, нормальный историк в принципе не «предъявляет требований» ни украинцам Галичины, ни арабам Алжира. Не задача исследователя учить морали актеров прошлого, тем более, что большинство из них уже покинули этот мир. Ученый просто называет вещи своими именами, помогая читателям разобраться в прошлом.

Рекомендация Игоря Лосева обсуждать мне Ближневосточный конфликт и выходки отдельных европейских леволибералов вызывает недоумение. Я это все в жизни не изучал и, признаться, несмотря на весь пиетет перед коллегой по авторскому цеху, не собираюсь. Отметим, впрочем, что статью о предыстории Волынской резни я написал именно в Израиле, где находился на тамошнем гранте, что честно и указал в публикации в «Дне». Возможно, мой критик не обратил на это внимания.

Не совсем понятно, почему Лосев оппонирует каким-то безымянным авторам: «Почему-то... в современной России советского разведчика (sic! — Авт.) Николая Кузнецова (он же обер-лейтенант Пауль Зиберт) не трактовали и не трактуют как террориста, хотя он совершил немало террористических актов». Как раз в современной России Николая Кузнецова уже давно называют террористом. В частности, историк Борис Соколов деконструировал миф о «разведчике». Не обращать же внимание на профессиональных путинских пустобрехов, которые вопреки языку источников и здравому смыслу усердно именуют «Пауля Зиберта» диверсантом.

Вообще, не ясна апелляция моего рецензента к опыту ближнего зарубежья: ну неужели же РФ — эталон для подражания во всем, во всем без исключения? Фокус на заграницу тем более неуместный, если учитывать, что моя статья «Поступательное ожесточение» увидела свет в Киеве. Там же, например, была опубликована и работа за подписями двух сотрудников Национальной академии наук Украины: «Специфічні форми і методи боротьби радянських партизанів на території окупованої України». Этот материал увидел свет в официальном журнале «Сторінки воєнної історії України» уже в конце 2010 года. Указанный текст представляет собой прямое оправдание советского терроризма времен войны, в отличие, например, от статей по этому же вопросу московского историка Никиты Петрова. Он внятно определил операции Николая Кузнецова — агента НКВД «Колониста» — как террористические. Работы названного сотрудника «Мемориала» отличаются скорее описательностью и наличием фактов, нежели лобовым одобрением или топорным осуждением той или иной личности или, тем более, явления старины глубокой. ...

Ваш покорный слуга опубликовал в Москве, возможно, знакомую почтенному Игорю Лосеву работу «Сталинские коммандос». Монография доступна на сайте Института истории Украины (по ссылке http://www.history.org.ua/?litera&id=7271). В книге не оставлен вниманием и пресловутый Кузнецов. Более того, в этом труде есть целая глава «Задачи по «Т». Именно так, для отличия от диверсий («Д»), в ведомственной переписке зашифровывали наименование собственного терроризма застенчивые чекисты. Ученые же пытаются не прикрывать и не легендировать коммунистов или оуновцев, а всего лишь декодировать и прояснять прошлое.