Сотней УПА командовал... лейтенант НКВД

Самый старший житель волынского села Звинячее Игнат Глиб взял, как сам говорит, курс на столетие. Почтенный возраст вовсе не стер из его памяти события «золотого сентября» 1939 года на Волыни, трагические дни войны и уже послевоенную подпольную борьбу украинских повстанцев против советского империализма.

«Я никому раньше этого не рассказывал, потому что страшно было. Вам впервые расскажу. Теперь уже не страшно», — сказал Игнат Филимонович в начале нашего разговора. Его дочка достает из шкафа заметно нелегкий пиджак, покрытый орденами и медалями, говорит, что отцу пришлось пройти через горнило битв Второй мировой и закончить войну в Кенигсберге.

В 97 ЕЩЕ ЛЮБИТ ВЕСТИ ХОЗЯЙСТВО

«Каждый год, когда поздравляем Игната Филимоновича с днем рождения, непременно устраиваем в этот день большой пир. Он же у нас самый старший в селе», — сказал еще по пути к дому долгожителя Звиняченский сельский голова Татьяна Панасюк. Уже потом сам Игнат Глеб нам подтверждает: территориальные органы местного самоуправления никогда не обделяли его своим вниманием. Радуясь нашему приходу, он, несмотря на почтенный (уже 98!) возраст, выходит на улицу, чтобы встретить гостей и сфотографироваться. Говорит, что до сих пор охотно помогает детям и внукам вести хозяйство.

«Война это страшно. Это настоящий ад. У меня сердце болит, когда вижу, как наших военных везут с востока домой, — отмечает Игнат Глиб, узнав цель нашего прихода. — Я много могу рассказать, хотя с каждым годом все больше забывается».

После прихода «советов» в сентябре 1939-го Игнат Глиб в Горохове учился на портного и был членом артели. Он вспоминает, что летом 1941-го ходил с другими ребятами под Буг окопы копать. Но им повезло — после прихода немцев их не успели бросить на фронт. Так Игнат остался в оккупированном Горохове.

«Во время войны, в 1943-ом, среди жителей города начались разговоры, что нас, молодых портных, каменщиков, сапожников должны забрать на работы в Германию, — вспоминает Игнат Филимонович. — И мы, гражданские, бежали в лес аж за Пирванче, в небольшое село Полюхне. Даже ничего с собой не взяли — только какую-то одежду накинули и все. Так как пришла информация, что немцы должны рано машины пригнать и забрать нас — кто-то говорил, что на расстрел, кто-то — что на принудительные работы. И когда они утром все-таки за нами приехали, то кто-то из местных «донес», что мы в лесу».

В том же лесу в то время дислоцировалась сотня УПА. Воины, по приказу своего сотника, делились с парнями, которые бежали в лес, продуктами, помогали. Уже впоследствии Игнату Глибу рассказали, что тот сотник УПА в действительности был... лейтенантом НКВД, который находился на спецзадании.

БЫЛО МНОГО НЕНАСТОЯЩИХ ПОВСТАНЦЕВ

«Войска УПА были хорошо вооружены. Как сейчас помню ручные гранаты в ящиках. Вот через несколько дней немцы устроили им облаву. Все парни, и я в том числе, сели в окопы, начали стрелять, бросать гранаты. И остановили нацистов. А через два дня мы перешли в Завидовский лес вплоть до Павловки. Мне как-то их повар, псевдо «Сашко», который был из Днепропетровской области, признался, что хорошо знает польский язык. Я насторожился и его спрашиваю: «А вас что, сюда под прикрытием бросили, чтобы вы бандеровцев били?» Он только засмеялся и ничего не ответил. Там много было ненастоящих повстанцев, которые в действительности были советскими агентами», — отмечает Игнат Глиб.

На Волыни многие люди старшего поколения до сих пор вспоминают, что члены так называемой «советской партизанки» в 1943-44 годах выдавали себя за украинских повстанцев. О таких случаях я вспоминал в публикациях «Мы — дети войны, концлагерей» и «Так кто же приходил к волынским крестьянам ночью» («День» №130-131 от 28 — 29 июля; №140-141 от 11-12 августа 2017 года).

Парни вместе с воинами УПА пробыли в лесу где-то четыре недели. Тогда под известным урочищем «Прощаница» состоялась карательная акция нацистов против проводов УПА, во время которой погибло 47 воинов из куреня «Мирона». Во время того боя многие «гражданские», а с ними и Игнат, бежали, чтобы выжить.

«Тогда после освобождения, в 1944-ом, нас, молодых ребят, уже советские партизаны забрали в Олику, — вспоминает Игнат Глиб. — Там из одного Звинячьего было 40 человек, а вместе — 450. Были мои знакомые и из Ощева, Божева, Красова. И вот вышел капитан Юрченко, по образованию юрист. Спрашивает у нас: «Кто портной?» Говорю: «Я, но кители не умею шить». А он отвечает: «Ладно, у нас есть хороший портной, еврей, будешь ему помогать». Так мы и работали».

«БУДЕШЬ МОЛЧАТЬ — ДОЖИВЕШЬ ДО СТА»

Как-то ночью Игната вызвали на допрос. Был там и капитан Юрченко, другие уполномоченные. Спрашивают: «Был в бандеровцах?» Парень рассказал, что нет, так как присягу он не принимал. И его распределили отдельно, а тех, которые были в немецкой полиции или в повстанцах, погнали куда-то в лес и расстреляли. Семнадцати человек, среди которых был и Игнат Глиб, завели в Рожище на железнодорожную станцию, погрузили в товарняки и повезли за Урал в Челябинскую область. Там два месяца была «учебка» и опять поезд и путь через Беларусь в Литву на фронт.

«Нас, 32 человека, отобрали учиться на санинструкторов. Я там пробыл три месяца, — вспоминает Игнат Филимонович. — Ежедневно привозили очень много раненых. Но потом, уже в апреле 1945-го, нас опять бросили на фронт, под Кенигсберг. Мы воевали в составе 226 отдельного полка. Был приказ — дойти до Данцига. Были очень большие бои. Там меня и ранили — лежал сначала три месяца в госпитале, потом еще два месяца под Москвой. Вместе — 5 месяцев и восемь дней. И вернулся в Звинячье».

Сельский голова Татьяна Панасюк при случае спрашивает, не было ли у Игната Филимоновича проблем после войны из-за связи с УПА. Так как многие жители Звинячьего в то время за это были репрессированы и вывезены в Сибирь. Игнат Глиб сказал: «Никому не говорил, вам скажу, потому что уже не страшно». Он вспоминает, что спасся от сталинской ссылки только из-за того, что попал на допрос к человечному уполномоченному.

«В Горохов звали, — добавляет Игнат Глиб. — Спрашивали, был ли в бандеровцах. Я рассказывал, что хоть скрывался в лесу, однако не принимал присягу. Мне уполномоченный «по секрету» сказал: «Так как вы были ранены на войне, вас не зацепим. Были вы там или не были, но в наших списках есть ваша фамилия, и спецслужбы будут к вам подсылать разных агентов, которые будут пытаться выспросить что-то. Смотрите, осторожно, не говорите им ничего, не имейте дела с ними. Могут и знакомые заходить, но не верьте им. Если послушаете, вас не зацепят, доживете до ста». Что ж, мне еще два года осталось (улыбается. — Авт.)».