Спасали, рискуя жизнью

Для волынских евреев год 1941 был тяжелым, а 1942-й стал трагическим. Нацисты, как только захватывали новые территории, немедленно начинали решать «еврейский вопрос».

...Мы, дети войны, от родителей знали о евреях преимущественно как о торговцах. Хотя среди них были и есть врачи, музыканты, писатели, инженеры, архитекторы, военные, ювелиры... И какой квалификации!

В нашем многонациональном селе Доросини Рожищенского района (а здесь проживало свыше 450 украинских семей, 23 немецких, 32 польских, 7 чешских) было всего пять еврейских семей, которые занимались преимущественно мелкой торговлей, рассказывал мой папа Владимир. Но среди них он назвал мне и представителей трудовых специальностей. «Какой портнихой, — вспоминал, — была Майзер Бруха, молодая евреечка. Как знала свою работу! С какой ответственностью относилась к ней! А у Крайзера портняжному делу училось даже несколько моих молодых ровесников. Среди доросиневских евреев был и коваль. Кузница его стояла в центре села, где теперь двор Руслана Михалюка. Какой это был коваль! Если он вам сделал плуг или рало, то они ни на йоту влево, ни на йоту вправо, ни на сантиметр вниз, ни вверх — как по маслу шли».

Евреи были людьми тихими, приветливыми, высокой морали в быту. Скажите: вы где-то или когда-то видели пьяного еврея?! Или, возможно, слышали какую-то ругань от него? Вот так!

Нацисты презирали все это, перечеркнули моральный уровень евреев — гнали всех в могилы. Те, кому каким-то образом удалось избежать того ужасного Рожищенского гетто, пытались выжить, пережить страшное время. Искали пристанище в хлевах, сараях, на чердаках, в дровницах, а то и просто в стожках соломы. Искали убежище в крестьянских домах. Если не для себя, то хотя бы для своих детей. Искали у крестьян понимания, сочувствия — искали у них доброту... И находили. Приведу несколько красноречивых примеров этого христианского милосердия и человеческого подвига.

32-ЛЕТНИЙ МОТЯ

Моя двоюродная сестра Наталья Хмилевская (по мужу Давидович, с 1950 года проживает в Тихотине) во время недавней встречи напомнила мне события начала июля 1941-го. В их двор на хуторе Страхолин — по пути на Кияж, перед рассветом, пробравшись через малинник, который подходил вплотную к дому, осторожно постучал в оконное стекло односельчанин Мотя. Он был полуголый, весь в саже. Отцу Ивану, с которым дружил, дрожащим голосом рассказал, что едва спасся от облавы полицаев, потому что залез в дымарь, когда те подходили с обыском к его хате. Просил на время где-то спрятать.

«Папа, — рассказывает Наталья Ивановна, — обустроил ему потайное место в сарае, где уже сложили сено. Там он находился с месяц, пока сосед случайно не увидел, когда он ночью выходил на двор подышать свежим воздухом. Чтобы уберечься от доноса, отец перевел 32-летнего еврея Мотю к родственнику Захару Войтюку — на отдаленный хутор Кияжница».

Там с несчастным хозяева также делились едой и некоторое время давали ему приют. Захар впоследствии из села принес трагическую весть: полицаи убили его мать, жену и дочку за то, что не выдали его. Впоследствии местные подпольщики переправили беглеца на Каминь-Каширщину в партизанский отряд «Крук» — Конищука.

МОЙШЕ БОРУХ С СЕМЬЕЙ

Готовя с учителем Степаном Швансом художественно-документальную книгу «В вихре войны», мы смогли исследовать еще несколько смелых поступков наших землячек — Агафьи Стадник, Горпины Чабанчук и жительницы из села Бабье (в настоящее время Квитневое) Панасины Нечипорук. Агафья всю осень и зиму 1942-го прятала у себя в сарае и погребе Мойше Боруха и его жену с малолетним сыном Абрамчиком. Когда с обыском пришли к ней два полицая, вдова задобрила их магарычом. Отобедав, один из них уже под хмелем сказал: «Тетка, мы знаем, что они у вас. Пусть себе будут. Только вы осторожно с ними. Мы — свои, а могут прийти... чужие. Потому что нам такой приказ: отправлять евреев в гетто».

Тогда Агафья смогла только сказать: «Благодарю тебя, юноша, за человечность. Бог все видит и тебе, может быть, когда-то в беде Он поможет».

А вот к Горпине Максимовне в какой-то из дней с угрозой пришел сам станичный Василий Задорожный. «Нам донесли, — сказал он, — что вы прячете семью евреев». В этот разговор вмешался муж Иван. Он упросил Задорожного не забирать несчастных. Пообещал перевести их в другое село, чтобы ему не было неприятностей за невыполнение приказа.

Скрывались некоторое время евреи и по другим усадьбам села. Были они у Демьяна Семенюка, Федора Крашевского и Ивана Шинкарука из Кияжа.

ЭСТЕРКА

О жертвенном поступке Панасины Нечипорук мой учитель-литератор в упомянутой книге разместил отдельный большой очерк «Эстерка! Теперь ты — Галя». В нем говорится о трагической судьбе мелкого торговца Мойши Федеры, его жены Сары и дочки Греты, которые проживали в Бабье. Их просто средь бела дня расстреляли немецкие жандармы. Спаслась только самая младшая дочка Эстерка — в это время она побежала к соседке Панасине. Женщина не испугалась угрозы, что за укрывательство еврейки ее могут убить, и дала пристанище девочке. С сыном Марком в хлеве, где держала корову, под желобом выкопали небольшой погреб и там сделали временный тайник. Дважды местные полицаи делали обыск у Нечипоруков, но девочку не нашли. Ей дали новое имя Галя, а соседям сказали, что это дочка их умершей родственницы из соседнего села.

После войны Эстерку забрали в Польшу родители ее матери Сары. А впоследствии они все выехали в Тель-Авив. Эстерка там окончила институт, работала экономистом. Разыскала на Волыни свою спасительницу, переписывалась с ней, а при горбачевской перестройке впервые посетила село детства Бабье — Квитневое. К сожалению, в живых уже не застала свою вторую маму Панасину. Ее радушно встретили сын Марко с братом. Об этой трогательной истории одна из израильских газет рассказала читателям в феврале 1990 года.

К слову, откликнулся письмом благодарности при хрущевской оттепели из Израиля Ивану Хмилевскому и Захару Войтюку и Мотя. Он даже присылал хорошие подарки моим родственникам. Я тогда уже был в 9-м классе, а у Захара Гордеевича видел его поздравительную открытку с Новым годом. На ней (помню) была фотография здания кнессета — парламента этой страны. И до сих пор жалею, что не записал фамилию своего далекого односельчанина. А всего волыняне в годы оккупации сохранили жизнь одной тысяче евреев, несмотря на угрозу расстрела.

P.S.: На Мемориале жертвам Холокоста в Иерусалиме в зале Памяти на 1 января 2016 года уже размещено 26 тысяч 120 фотографий граждан разных стран, которые в годы Второй мировой войны спасали евреев и удостоены звания «Праведник народов мира». Из Украины занесено 2544 фамилии — это четвертое место после Польши, Голландии и Франции. Среди наших граждан есть и имена 11 волынян — Исаака Гнатюка из Маневичей, Ивана и Оксентии Барбаруков, Ивана и Текли Масло, Сергея и Веры Мосийчуков, Михаила и Зофии Печени, Федора и Горпины Жигадло. Еще 203 жителям области Еврейский совет Украины и Фонд памяти жертв фашизма за этот подвиг присвоили звание «Праведник Украины». Думаю, что этот почетный список заслуженно пополнят фамилии Панасины Нечипорук, Ивана Хмилевского и Захара Войтюка. Областная ассоциация «Праведники народов мира» в настоящее время готовит соответствующее представление.