Заработки, опаленные войной

События, о которых пойдет речь, происходили 70 лет назад. В мае 1944 года группа молодых верховинцев из сел Розтока, Пилипец, Подобивцы и Буковец, нынешней закарпатской Межигорщины, собрались на сезонные сельхозработы в глубь Венгрии. На «уборочную» к крупным землевладельцам и зажиточным крестьянам в «хлебные» районы Мадьярщины и Словакии в то время ездили тысячи бедных крестьян Верховины. Отработав у хозяина от поздней весны до ранней осени несколько месяцев, зарабатывали для своей родни несколько мешков пшеницы и какую-то копеечку. Вернувшись домой, перебивались случайной работой на лесоразработках, весновали на собственных постных нивах и опять собирались обрабатывать богатые чужие земли.

•  Одним из таких заробитчан был Михаил Юрьевич ВОЩЕПИНЕЦ, 1923 года рождения, житель с. Розтока. Его семья, как и большинство тогдашних семей, была многодетной. Кроме родителей, в одной хате жили еще четверо его братьев — Федор, Андрей, Василий и Иван. В этот раз судьба распорядилась так, что на чужбине Михаила застала война и суровые испытания, преодолеть которые удалось не каждому из его товарищей. Свою жизненную историю он через десятилетия детально описал в воспоминаниях, которые после его смерти нашел сын Иван, любезно передавший для обнародования эти записи, а также свои воспоминания об отце.

«Организатор поездки заробитчан кирон (бригадир) Иван Воробец посадил нас в Воловце в товарные вагоны, и мы двинулись в неизвестные края Мадьярщины. Миновав города Мондок, Солнок, Ниредьгаза, Будапешт и Дьйор, мы прибыли в город Чор (около Секешфегервара), где нас поселили на «тонне» (ферме). Для проживания нам выделили старый коровник, где мы сами делали кровати и стелили солому вместо матрасов и подушек.

•  В первый день кирон выстроил нас в шеренгу и сообщил, что, согласно договору с паном, мы должны работать полный рабочий день с выходом солнца и заканчивать работу после его заката, то есть 14 часов. Оплату за работу парням первого класса поставили два центнера пшеницы и 100 пенгё в месяц, юношам второго класса и девушкам оплата в месяц — 190 кг пшеницы и 50 пенгё. Поскольку я был достаточно слаб, то записался во второй класс.

Ели мы дважды в день — обед и ужин. Кроме того, пан выдавал нам в день килограмм хлеба и в месяц по килограмму солонины, которую ели на завтрак.

Парни первого класса косили бекиз (смесь ржи с горохом). Остальные юноши и девушки брали истыки (сапы) и шли пропалывать пшеницу от сорняков. Парни, косившие рожь с горохом, вернулись с работы очень уставшими, некоторые на второй день заболели. Май был достаточно холодный и ветреный, и это нас очень донимало, поскольку теплой одежды ни у кого не было. Спали мы тоже в одежде.

Через две недели нас направили на прополку сахарной свеклы. Мы вынуждены были целый день копать на коленях, поскольку древки на мотыгах были короткие и уже доработались до того, что колени были в крови и порвали на себе одежду. По окончании прополки свеклы наступила уборочная: сбор ячменя, овса и пшеницы. Эта работа была еще тяжелее, чем прополка свеклы. Между тем фронт подходил все ближе. Каждый день мы должны были по несколько раз прятаться в кукурузе от самолетов, бомбивших города и села Венгрии.

Несмотря на все неурядицы, мы стояли друг за друга и никого в обиду не давали. Все были молоды — 18—24 года, у нас были свои музыканты. Это В. Крывка из Розтоки, который нам играл на скрипке, и мы гуляли с девушками почти каждый вечер. К нам в барак приходили украинцы, служившие в немецкой армии с генералом Власовым. Они много нам рассказывали о колхозах, об их жизни, но мы не смогли в то время все это понять. Так прошло лето и наступила осень — время сбора сахарной свеклы. Это тоже была тяжелая работа, все делалось вручную.

•  Однако тогда мы и не догадывались, что самые тяжелые времена — впереди. Фронт приближался ежедневно, и в ноябре наш пан бежал в Германию, а мы разошлись служить к хозяевам, чтобы прокормиться. Я пошел служить к хозяину, у которого было две лошади, четыре коровы, две свиньи и много пшеницы. Моей задачей было чистить коровник, кормить коров. Около лошадей ходил раненый военнопленный из Белой Церкви (в то время все здоровые мадьярские мужчины были на фронте). Через некоторое время работа для меня оказалась тяжелой, я покинул этого хозяина и вернулся на нашу ферму. Но там парни и девушки, которые не могли работать, жили впроголодь, поскольку продукты не выдавали (весь хлеб сгорел при попадании бомбы в состав с зерном).

Впоследствии мне повезло: я нанялся служить к мяснику, у которого был собственный магазин в городе. Хозяин хорват сразу дал мне хлеба, солонины и кофе. Потом повел меня в хлев и показал, что я должен делать...

Так прошлая зима. Русские прорвали оборону Будапешта и шли на Вену. Каждый день можно было видеть, как отступают немецкие части, и уже слышна была стрельба на окраине города. Наступило долгожданное время 25 марта 1945 года. Утром в этот день я уже говорил на улице с русскими солдатами, хотя в доме еще сидели немецкие офицеры. Когда они заметили, что русские солдаты во дворе, выскочили из комнаты через окно и убежали огородами. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом. На улице было много мертвых солдат — немцев и русских. Особенно много русских легло на железнодорожной станции, бои продолжались целый день. Немцы отошли из города в Австрию. На другой день русские выкопали братскую могилу, где похоронили павших бойцов. А немецких солдат две недели не погребали — уже труппы разлагались и нестерпимо воняли.

•  По прибытии русских я  начал собирать юношей и девушек для того, чтобы крутить машины, перерабатывавшие мясо в колбасу. Русские во двор нагнали коров, телят, свиней для забоя и отправки продукции на фронт. Так я пробыл там до мая 1945 года. После первых чисел мая отправился домой пешком. По пути с другими добрался до Будапешта, где начинается новая история моей жизни.

На железнодорожной станции Будапешта ко мне подошли два солдата с автоматами и попросили документы. Поскольку у меня не было никаких документов, они забрали меня в комендатуру для выяснения. Придя на место, я заметил, что вся территория огорожена колючей проволокой в три ряда, через каждые 50 метров — вышка, где стоят солдаты с автоматами. Я понял, что они меня привели в лагерь для военнопленных.

Там у нас отобрали все, что было в карманах, однако мне удалось спрятать маленький складной ножик. В то время в лагере было где-то 12 тыс. человек. Это были немецкие военнопленные солдаты, румыны, мадьяры, поляки, чехи, словаки, французы, цыгане. Поскольку все казармы были переполнены военнопленными, мы должны были спать на бетоне под открытым небом. Кормили нас раз в день, выдавали суп и 200 г черного хлеба. Это было для меня очень мало, и я был ужасно голоден, хотя мы ничего и не делали.

•  Приближались пасхальные праздники. У румын была Библия и они стали молиться в Пасхальную пятницу. Мы тоже к ним присоединились. Проходя мимо нас, стража спросила: «Вы молитесь?». Мы ответили: «Да». Тогда они нам сказали: «Кому молитесь, тот вас пусть и накормит». И после, и в пасхальную субботу кухня не работала, хлеб не привезли, так прошла неделя — Пасха, понедельник и вся неделя. Через шесть дней люди были так истощены, что некоторые уже не вставали с земли. Во вторник на следующую неделю нам привезли две бочки соленой рыбы. Голодные люди хватали и, наевшись соленой рыбы (а воды не было), начали поголовно умирать. За день умерло около 600 человек. Те, кто не ел эту рыбу и остался живым, выкапывали большую яму 30х10 метров и таскали труппы в братскую могилу.

День 9 мая 1945 года встретили в Будапеште в лагере. Впоследствии нас перевели в лагерь в Цеглед (около Солнока), где я пробыл до июля 1945 года. По прибытии в лагерь я через каждый второй день шел в комендатуру на допрос. Меня спрашивали, в какой армии я служил, сколько убил русских и т. д. Отвечал, что в армии я не  был, а работал у помещика на полевых работах. Мне не верили и держали в лагере, пока не пришел приказ распустить военнопленных по домам, а немцев отправить на восстановление Донбасса и других заводов, уничтоженных во время войны.

Вернувшись домой, в свои 22 года я весил 36 кг. Это был настоящий скелет. Заработанную пшеницу в Мадьярщине так и не дали, поскольку был разбит бомбой состав и пшеница сгорела».

•  «По возвращении из лагеря жил в Розтоке, занимался домашним хозяйством, — рассказывает его сын Иван. — В 1949 году вместе с большой группой переселенцев из Верховины направился в Вилково Измаильской области. Здесь их поселили в дома, где раньше жили румынские семьи, выселенные в Сибирь. Но там был абсолютно другой климат и условия жизни, к которым горцы так и не привыкли. Отец рассказывал, что дождь падал перед Пасхой, а следующий — на октябрьские праздники. Он работал там в колхозе, но практически ничего не заработал, потому что была страшная засуха и неурожай. Отец оставил дом, который ему выделило государство, и примерно в 1950 году вернулся домой... Умер в 82 года, до последних дней чем-то помогал и никогда не жаловался на жизненные испытания, уготованные ему судьбой».