Елена ЗОЛОТАРЕВА: «Реструктуризация угольной промышленности — не роскошь, а руководство к действию»

— Елена Леонидовна, существует мнение, что коренной причиной неподъемности угольной промышленности является ее нерентабельность и, как следствие, принципиальное несоответствие требованиям рыночной экономики. Насколько верна такая точка зрения?

— Угольная отрасль энергетики всегда была убыточной и дотируемой. Основные вложения в нее были сделаны еще Советским Союзом, когда уголь долгие годы считался хлебом промышленности, а от объема его добычи напрямую зависели темпы развития народнохозяйственного комплекса страны. Поэтому в СССР всегда существовал и жестко выполнялся (особенно в годы индустриализации и послевоенного восстановления промышленности) общий план разработок угольных пластов. При этом государство всегда находило средства на капитальное строительство шахт и дотирование угледобычи за счет ущемления в правах доходных, но менее важных, как тогда казалось, отраслей экономики. И даже тогда, когда СССР со всем миром стал переходить на более рентабельные и эффективные виды топлива, уголь сохранил за собой статус стратегического энергоносителя и продолжал финансироваться уже за счет поступлений в бюджет от продажи нефти и газа.

— Союз давно распался, национального бюджета хронически не хватает даже на урезанные до минимума социальные программы, а государство по-прежнему должно субсидировать отрасль, от финансирования которой отказались даже богатые Англия и Германия? Есть ли в этом смысл?

— Представление о том, будто бы Англия и Германия поставили крест на угольной промышленности и полностью лишили ее государственной поддержки, является ошибочным. Я не буду вдаваться в подробный анализ того, какими методами страны Западной Европы сохраняют «боеготовность» своих угольных кладовых (это тема для специального разговора), но подчеркну, что, имея возможность импортировать более дешевые виды топлива практически в неограниченном количестве, свои собственные угольные запасы, они по-прежнему рассматривают как стратегический ресурс и строят свою экономическую политику соответствующим образом.

Мы же, на словах признавая уголь своим единственным реальным национальным энергоносителем и на протяжении последних лет испытывая постоянную нехватку топлива для теплоэлектростанций, на деле бросили отрасль на произвол судьбы. А ведь Украина, хотя и причисляет себя к Европе, в реальности очень далека от нее. Мы по-прежнему не имеем в достаточном количестве альтернативных источников поступления нефти и газа на энергорынок страны и практически полностью зависим от благосклонности России и восточных партнеров по СНГ. Кроме того, из-за отсутствия должного внимания и заботы мы существенно потеряли объемы собственной добычи угля и стали зависеть от его поставок из Польши и все той же России. Поистине уголь стал для Украины «черным золотом», но мы делаем вид, что ничего страшного не произошло, и о нерешенных проблемах отрасли вспоминаем только в дни траура по безвременно павшим в борьбе за уголек шахтерам.

А ведь этих жертв не было бы, если бы мы рассматривали проблемы угольной промышленности не с точки зрения рентабельности производства «черного золота», а, во-первых, с точки зрения потребности национальной экономики в углях и, во-вторых, с точки зрения социально-политических приоритетов государства.

— Что вы имеете в виду?

— Мы движемся в открытый рынок, реформируем экономику, диверсифицируем производство. Это очень сложная задача, и основная трудность, которая не дает нам ее решать быстро и эффективно, — это дефицит капитала, инвестиций. Горячие головы, не удосужившись детально изучить проблему, но нахватавшись поверхностных впечатлений о западных реформах, пришли к выводу, что проще всего облегчить свой путь к рынку, если сбросить с государственных плеч дотационную отрасль. Мол, рынок не терпит балласта. Но при этом отцы-реформаторы не потрудились уяснить для себя, что если уголь и перестал быть сегодня хлебом промышленности, то его солью остается по-прежнему. Как без соли нельзя сварить украинский борщ, так без угля нельзя сварить металл, нельзя раскочегарить на полную мощь теплоэлектростанции, которые дают более 50 процентов электроэнергии. А ведь электроэнергия — это и есть сегодня хлеб промышленности, а металлургия — это ее мышцы, без наращивания которых Украина вряд ли сможет преодолеть экономический кризис, прочно стать на ноги и затем решительно двинуться в открытое рыночное пространство.

Посмотрите сами, что сейчас происходит, на чем мы теряем. Забыв, когда в последний раз получали деньги на восстановление основных фондов и расширение производства, многие шахты сегодня, чтобы выжить, всеми правдами и неправдами, как говорится, стремятся выполнить государственный план угледобычи. При этом ясно, что одной правдой (имеется в виду нещадная эксплуатация давно уже физически изношенного и морально устаревшего оборудования, а также откровенное пренебрежение правилами горной безопасности) задача не решается, поэтому повсеместно в ход идет неправда — предприятия продают государственным электростанциям уголь, щедро «приправленный» породой. В результате страдают все, кто завязан в перерабатывающей цепочке, вплоть до потребителя конечного продукта — собственно электроэнергии. Шахты получают за свой труд такие же условные деньги, как и отгруженный ими уголь. Обогатители «садят» и без того изношенное оборудование. Энергетики на скудном пайке так же скудно вырабатывают энергию, а предприятия из-за нехватки и постоянных перебоев с электричеством не в состоянии работать на полную мощность.

И вы думаете, что я открываю кому-нибудь Америку? Об этой и других «цепочках» хорошо знают не только на всех ее звеньях, но и все государственные чиновники, от рядового клерка до министра. Но никто не решает эту проблему. В крайнем случае, приподнимет кто-нибудь на каком-нибудь производственном совещании, да тут же и опустит. Потому что никто из участников этой «цепочки» по-настоящему, кровно, не заинтересован в ее решении. Собственность-то на всех ее переделах государственная. Страдают-то все, а возмущаются только предприятия, потребляющие электроэнергию, да гражданское население. Но с их голосом никто не считается, у государства достаточно рычагов, чтобы поставить «мятежников» на место.

— Выходит, что ситуация безвыходная, патовая?

— Отнюдь. Вы, должно быть, заметили, что, говоря об аварийной ситуации в угольной промышленности, я ни словом не упомянула о шахтах, добывающих коксовые угли. И сделала это намеренно, поскольку в производственной цепочке «уголь—кокс—металл» не все так плачевно. И даже совсем не плачевно. А все потому, что в этом переделе хотя и осталось государственное начало — шахты, концы уже давно в руках частного капитала. А частник не позволит, чтобы ему гнали уголь некачественный, невовремя или недостаточно. При этом он не станет, как это делает сегодня чиновник, бороться с недобросовестным поставщиком штрафами, задержкой с оплатой продукции и прочими санкциями, которые еще дальше загоняют бедолагу в угол.

— А как же еще? Разве суды и штрафные санкции не отвечают законам и правилам цивилизованного рынка?

— Отвечают. И я уже говорила об этой практике в интервью вашей газете. И я уверена, что донецкий частный капитал, новые собственники и управляющие коксовых и металлургических заводов не отказались бы от принудительного банкротства и последующей приватизации государственных шахт, если бы это было разрешено законом. Но поскольку такой цивилизованный метод разрешения конфликта между добросовестным собственником и нерадивым хозяином в нашем законодательстве не прописан, то частник все равно ищет и находит наиболее оптимальный способ решения стоящей перед ним проблемы. В Донбассе приватный капитал пошел на то, на что не решилось пойти государство — он стал вкладывать свои деньги в реконструкцию и модернизацию шахт, поставляющих коксовые угли, инвестировать разработку новых пластов и горизонтов. И не считает, что это ему приходится в убыток.

— Но ведь новые донецкие собственники вкладывают деньги только в самые устойчивые предприятия, которые и при скудной госдотации вполне могут быть доходными...

— А кто сказал, что приватный капитал должен работать себе в убыток? Или что частник не должен гоняться за максимальной прибылью? Если мы действительно идем в рынок, мы должны перестать быть ханжами и должны трезво смотреть на естественные законы рыночной экономики, зрить в корень.

— И в чем же корень?

— А корень в том, что благодаря именно инвестициям внутреннего частного капитала цепочка «уголь—кокс—металл» является сегодня не только примером образцовой работы производственного передела, но главным добытчиком валюты для страны. И как тогда прикажите понимать заполошные попытки правительства Виктора Ющенко вмешаться в работу четко отлаженных звеньев этой цепочки под предлогом наведения «порядка» в угольной отрасли? Как можно надеяться, что после такого вторжения кто-то еще захочет вкладывать свои деньги в отрасль, умирающую по прихоти все тех же горе-реформаторов?

— Хорошо, но вернемся к предыдущему вопросу. Что делать с шахтами, добывающими энергетические угли?

— Я и раньше считала, а теперь твердо уверена в том, что решение есть. Уже будучи советником премьер-министра, я разбиралась с вопросами, с которыми пришли под стены Кабмина горняки частно-арендного угледобывающего предприятия «Карбон», что в Шахтерском районе Донецкой области. Требования горняков (их, кстати, нальзя назвать бастующими, потому что у них нет претензий к дирекции шахты, они не угрожали прекращением добычи угля) были традиционными — вернуть им деньги за поставленный на государственную электростанцию уголь. Так вот что более всего меня потрясло, так это то, что шахта, которая еще четыре года назад тихо умирала без всяких перспектив быть хотя бы включенной в программу реструктуризации отрасли и добывала всего 16 тысяч тонн угля в месяц, сегодня на отработке целиков добывает топлива в 20 раз больше. За это время количество занятых на шахте рабочих возросло с 48-ми человек до двух тысяч. Предприятие исправно платит заработную плату, взялось за благоустройство шахтерского поселка, выкупило у коммунальных служб и восстановила городскую баню. А всего-то и произошло, что шахту сначала взяла в аренду, а затем и выкупила в частную собственность бригада горных инженеров и специалистов, вернувшихся домой после работы в Кузбассе. — Какими же секретами они владели, и почему при такой вольготной жизни, как вы рассказываете, рабочие приехали в Киев стучать касками?

— Уточню, это очень важно: они приехали стучать касками не в Киев, они приехали стучать касками под окнами чиновников Минтопэнерго, которые несколько лет не могут развязать проблему неплатежей за поставки энергетических углей. Увы, но здесь новые собственники восставшей практически из небытия шахты ничего не смогут решить без помощи, поддержки или хотя бы отклика со стороны правительства. Они навели элементарный порядок и дисциплину на шахте и вкладывают собственные деньги в развитие угольного предприятия (вот в двух словах секрет их успеха), но не имеют полномочий навести порядок на энергорынке, который полностью находится под контролем государства. То есть здесь в технологической цепочке «уголь—обогатительная фабрика—электростанция—энергорынок» в руках частника оказалось только начальное звено, а концы (а с ними и финансовые потоки) замкнулись на государство...

— ...и оздоровительный процесс по всей цепочке не распространился?

— Ну вот, мы и докопались до истины. Причем, заметьте, в этом примере новый собственник практически идеально подходит под «анкету» радетелей за государственные интересы: рядовые (правда, талантливые) предприниматели пришли на старое, умиравшее предприятие, зарабатывают на добыче дешевого энергетического угля, — но и в этом случае главным тормозом в восстановлении и подъеме угледобычи выступило буксующее на новых поворотах чиновничество.

— Но вы еще хотели сказать о социально-политических приоритетах государства при решении проблем, стоящих перед угольной отраслью.

— И это очень важный момент, который мы не имеем права упускать из виду. Ведь в силу сложившейся ситуации судьба угольной промышленности имеет стратегическое значение не только, как я уже сказала, с точки зрения потребности промышленности страны в углях, но и с точки зрения будущего шахтерских поселков.

— Что конкретно вы имеете в виду?

— Дело в том, что, несмотря на очевидную перспективность капитальных вложений в долгосрочные угольные проекты, нам не уйти от необходимости не менее больших инвестиций в закрытие выработавших свой ресурс шахт. А это не только и даже не столько финансирование всего производственно-технологического цикла по собственно закрытию или консервации угледобывающих предприятий, но выделение еще больших средств на диверсификацию промышленности шахтерских городов и районов, строительство новых предприятий и создание новых рабочих мест в них, на профессиональную и социальную переориентацию оставшихся не у дел шахтеров и членов их семей.

Вы, должно быть, помните, как тяжело переживали шахтерские семьи массовое закрытие шахт в Англии, какой мощный социальный протест встретила политика Маргарет Тэтчер. А теперь можете представить, как относятся к планам реструктуризации угольной промышленности в шахтерских городах Западного, Центрального и Южного Донбасса. Тем более, что под благопристойным понятием «реструктуризация» у нас, как правило, подразумевается только закрытие шахт и, к сожалению, почти не имеются в виду одновременные (а лучше — опережающие по сроку, как это делалось в Англии, Германии, американском Питсбурге) мероприятия по социальной защите людей, попавших под молох «реформирования по- украински». Это настоящая драма, трагедия, которая давно уже должна была бы прорваться вовне, взорваться, если бы не происходило более худшего. Наши люди, не имеющие сил для протеста (для этого им давно уже не хватает ни сил, ни средств, ни достоинства), взрываются, если можно так выразиться, «внутрь». Отсюда массовый рост числа самоубийств в шахтерских поселках Донбасса, падение морали, нравственности, рост преступности. Сможет ли кто-то переубедить меня в том, что при этом Украина не теряет свой самый стратегический ресурс — людей, патриотов.

— Но давайте будем объективными: в правительстве, в президентской администрации, в парламенте тоже все, без исключения, понимают, чем грозит государству отсутствие комплексного подхода к проблемам реструктуризации угольной промышленности. Тем не менее, они практически не решаются?!

— Я бы так ответила на вашу реплику: реструктуризация — это не роскошь, а руководство к действию. Но беда вся в том, что Украина до сих пор не имеет ни руководства, ни действия. Этим я хочу сказать, что ни в Минтопэнерго, ни в Кабмине, ни в Верховной Раде пока нет ясной стратегии экономического развития государства, целостной программы преобразования промышленности и энергетики страны, общего плана реформирования и реструктуризации угольной отрасли, который выполнялся и соблюдался бы так же строго, как план разработок горных выработок в Советском Союзе. Но мне известно, что премьер-министр ясно видит это упущение 10-летних государственных реформ, и одним из его первых решений стала инициация создания правительственной комиссии с целью разработки стратегического плана промышленной политики Украины. С моей точки зрения, у правительства есть шанс сделать все возможное для решения вышеперечисленных проблем. Но на это необходимо время.

Что же касается отсутствия в госбюджете средств на должное финансирование закрытия износившихся шахт и строительства на их месте новых предприятий, полностью отвечающих потребностям рынка, то это блеф. Власть должна осознать, что там, где не срабатывает административный ресурс, для реализации мероприятий на благо общества и государства следует привлекать инициативу и ресурсы частного предпринимателя — крупного, среднего, мелкого. Я однажды уже говорила, повторюсь еще: государство в лице чиновничества слишком долго не может перестроиться под реалии современной жизни и все время занимается не своим делом — вместо того, чтобы разработать стратегию развития отрасли, спрогнозировать все возможные риски и смоделировать варианты реагирования на ситуацию, исполнительная власть сконцентрировала свое внимание на распределении финансовых потоков в отрасли, а рыночное регулирование использовала формально, не выстраивая целостной системы. Намеренно тормозить в связи с отсутствием этой системы развитие внутреннего бизнеса, чинить препятствия попыткам частного капитала добровольно взять на себя решение государственных проблем — это преступление и перед народом, и перед его будущим.