Как почистить «авгиевы конюшни»?
Виталий КАСЬКО: «Новый генпрокурор должен уметь сказать «нет» Президенту»![](/sites/default/files/main/articles/21042016/4kasko.jpg)
Виталий Касько — один из немногих, кто смог сказать «нет» нынешней системе Генпрокуратуры. Поэтому не удивительно, что она его отторгла, хотя для нормальной страны это нонсенс. Сегодня, несмотря на то, что Виталий уволился из органов ГПУ, туда он все равно ходит, как на работу. Только не работать. А на допросы. Именно такой является реакция представителей нынешней прокуратуры на тех, кто решил сделать вызов существующим правилам в этой структуре, пытаясь ее реформировать. И это все после Евромайдана...
Недавно «День», когда продолжалась эпопея с назначением нового Кабмина, предложил собственных кандидатов в правительство «Национальной сборной», а также возможных глав Генпрокуратуры, ведь эта должность также вакантна. На последнюю должность мы выдвинули таких кандидатов как Виктор Шишкин, Александр Ельяшкевич и Виталий Касько. Еврокомиссар по вопросам расширения и европейской политики соседства Йоханесс Ган уже заявил, что новый генпрокурор Украины должен иметь юридическое образование. Об упомянутых проблемах и актуальных вопросах говорим с бывшим заместителем генпрокурора Виталием КАСЬКО:
«ВЫЗОВЫ В ГПУ БУДУТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ. МНЕ ИЗВЕСТНО О СУЩЕСТВОВАНИИ ЕЩЕ ЧЕТЫРЕХ КРИМИНАЛЬНЫХ ВНЕДРЕНИЙ»
— В последнее время вы часто посещаете Генпрокуратуру, причем не в качестве сотрудника, потому что уволились, а появляетесь туда на допросы. Можете коротко рассказать — в чем суть?
— Первый раз меня вызывали в ГПУ по делу, касавшемуся моей квартиры, которую Шокин арестовал. Второй — меня вызывали по делу относительно препятствия расследования преступлений против майдановцев. Третье же дело касается якобы злоупотребления служебным положением представителями Минюста при осуществлении процессуальной интервенции по делу «Янукович против ЕС». В последнем случае, даже по названию мне сложно представить, какое отношение я имею к этому внедрению. Равно как и к первым двум делам.
Но это не все. Думаю, вызовы в ГПУ будут продолжаться. Мне известно о существовании еще как минимум четырех криминальных внедрений. Например, речь идет о деле, касающемся экс-министра охраны окружающей природной среды Злочевского, потом есть какое-то дело относительно препятствия расследованию дела Курченко, также они хотят повернуть против нас дело «бриллиантовых прокуроров». То есть это не те дела, которые возникли сегодня. Например, дело относительно преступлений на Евромайдане расследуется давно, но допросить меня в его рамках — это ноу-хау, придуманное после моего увольнения.
Все это — целенаправленная кампания, цель которой — постоянно держать меня в напряжении и демонстрировать даже не мне, а другим прокурорам, что будет с ними, если осмелятся пойти против системы.
— На днях как раз было заявление и.о. генпрокурора Юрия Севрука о том, что в Генпрокуратуре исчезла часть документов о получении прокурорами ведомства служебных квартир. О чем это может свидетельствовать?
— По этому поводу в соцсетях люди просто смеются, потому что получается, что единственные документы, которые остались, — это мои, а остальные почему-то исчезли. Но самое интересное, что вопросами материально-технического обеспечения ГПУ занимается никто иной как и.о. генпрокурора Севрук. То есть у него под носом почему-то исчезли материалы относительно служебных квартир... В действительности, это может свидетельствовать о том, что в данных документах речь идет о злоупотреблении служебным положением. Поскольку там могут быть задействованы близкие к нынешнему руководству ГПУ люди, то им выгоднее скрыть эти факты и рассказать, что они исчезли. Хотя не факт, потому что они могли сами их уничтожить.
«ГЕНПРОКУРАТУРА ДО СИХ ПОР ОСТАЕТСЯ СРЕДСТВОМ ВЛИЯНИЯ НА ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В УКРАИНЕ»
— Вы неоднократно открыто заявляли о том, что генпрокурор Виктор Шокин требовал от вас выполнения инструкций заместителя председателя парламентской фракции «БПП» Игоря Кононенко. Может ли это каким-то образом быть связано с вашими допросами в ГПУ?
— Я этого не исключаю, ведь мы действительно наступили на пятки Кононенко и компании. Когда ко мне обратился Шокин, я сразу заявил ему, что не буду действовать по этим инструкциям.
— Кстати, по поводу Кононенко в свое время соответствующие заявления делали экс-руководитель Наливайченко, бывший министр экономики Абромавичус. И все это в условиях постмайданной Украины.
— Это свидетельствует о том, что наши государственные институты, в частности Генпрокуратура, которые должны соответствовать европейским стандартам и критериям, на самом деле такими не являются. Люди, вышедшие на Майдан, хотели честной прокуратуры — свободной от политических влияний, но на практике мы получили ГПУ, которая функционировала до Майдана.
— Причем и второго, и первого.
— Ничего не изменилось. Генпрокуратура до сих пор остается средством влияния на политические процессы в Украине. Ни в одной европейской стране такого нет. Там Генпрокуратура — не просто независимая структура, там в самой системе прокуратуры сотрудники не зависят от своего руководства. У нас же все наоборот. Если прокурор низшего звена только попробует не выполнить указание своего руководителя, его ожидает наказание и преследование. Этого человека просто выбросят из системы. И пока не будет сломана эта иерархическая схема, у каждого президента будет оставаться искушение использовать «инструмент ГПУ». Доказательством ситуации в ГПУ является уровень доверия к этой структуре — сегодня он находится на уровне 8%. Если и дальше прокуратура будет действовать таким образом, ее просто уничтожат, ведь нигде нет столько митингов, как под ГПУ.
«ГПУ — ЭТО МОНСТР С ОГРОМНЫМИ РЕСУРСАМИ, ДОБЫТЫМИ В ТОМ ЧИСЛЕ КОРРУПЦИОННЫМ ПУТЕМ»
— После Евромайдана Генпрокуратура, действительно, получила определенное «свежее дыхание», когда туда попали люди не из системы. Однако удержаться вам там так и не дали. Каким является мировоззренческое противостояние в ГПУ?
— Самый простой пример — это сам Шокин, который имеет не просто вчерашние взгляды, а позавчерашние. Это человек, работавший по УПК еще 1960 года, он знал, что такое общий надзор и мог прийти к каждому бизнесмену с любыми требованиями. Такой была и есть вся его команда. Это с одной стороны. А из другой — были люди, стремившиеся что-то изменить в системе прокуратуры, — Касько, Сакварелидзе... Когда стало понятно, что это противостояние мировоззрений, Шокин начал искать поддержку, в частности, со стороны «викормишів Пшонки». И они сразу стали на его сторону, потому что у них такой же мировоззренческий подход.
— Наверное, эти люди и такие подходы достигают не только времен Пшонки, а имеют более глубокие корни?
— Мировоззренчески — да. Но эти люди, которые сегодня фактически руководят Генпрокуратурой, воспитывались именно в «подразделении Пшонки». Тот же Севрук во времена Пшонки был прокурором Подольского района г. Киева, а просто так, как мы знаем, на такие должности не назначали. То есть сегодня мы имеем абсолютно старую советскую систему прокуратуры, которая хочет сохранить себя в таком виде, не понимая, что она давно уже не соответствует ожиданием общества.
— Получается, что сегодня вас хотят судить за квартиру — люди, которые сами живут в замках?
— И имеют имущество за рубежом. Генпрокуратура — это монстр с огромными ресурсами, добытыми в том числе коррупционным путем, которые она использует в частности для собственных медиаатак или пиара. Это фактически государство в государстве, которое, имея деньги, защищает себя. Это уже не говоря о том, что из государственного бюджета каждый год выделяются большие средства на содержание такой коррупционной структуры. Показательно, что количество прокуроров на душу населения не уменьшается, а увеличивается. Когда я возвращался в ГПУ в 2007 г. начальником международно-правовое управление — в системе работало 11 тысяч прокуроров, причем тогда прокуратура имела функцию общего надзора. Когда же я вернулся в ГПУ после Евромайдана в 2014 г. заместителем генпрокурора — прокуроров уже было 16 тысяч и общего надзора уже не было. Иногда начальства в прокуратуре бывает больше, чем рабочих — есть такие отделы, где есть начальник отдела, два заместителя и два прокурора, то есть трое руководят двумя. В ГПУ работает более 1200 людей. В любой европейской стране третья инстанция прокуратуры малочисленна, потому что основная работа делается «на земле», то есть в местной прокуратуре, немного в апелляционной, а Генеральная — привлечена минимально.
«ДЕЛАЕТСЯ ВСЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТВЕСТИ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ВИНОВНЫХ ПО ДЕЛУ «БРИЛЛИАНТОВЫХ ПРОКУРОРОВ»
— Остались ли сегодня в системе Генпрокуратуры люди, которые противостояли бы системе?
— Несмотря на то, что оппозиция в ГПУ уничтожается, такие люди там остаются, но не с теми полномочиями, которые имели мы. Остались фактически рядовые прокуроры, которых в душе все это возмущает, однако открыто они не готовы противостоять системе, особенно когда видят на моем примере, чем это может закончиться.
— Пытались ли вас привлечь к «своему» кругу в Генпрокуратуре?
— Те направления деятельности, которые мне поручались в ГПУ, как это считается в «их» кругах, были неприбыльными. Например, мне поручали международное сотрудничество — это работа наполовину прокурорская, наполовину дипломатическая. Также мне поручали направление, связанное с пенитенциарной системой, но когда мы начали наводить там порядок — задержали начальника колонии, который побил заключенного, у меня сразу забрали это направление и передали другому заместителю (там это дело ничем не закончилось). Занимался я и ювенальной юстицией, то есть преступлениями, которые совершают несовершеннолетние... Мне поручали направления, где я бы не мог влиять на общий процесс. Однако их ошибкой, как они считают, стало то, что нам поручили работу Генеральной инспекции, которая боролась с прокурорами-взяточниками. И здесь у них начались проблемы, потому что сразу второе дело Генеральной инспекции касалось «бриллиантовых прокуроров», когда впервые в истории Украины были задержаны прокуроры высшего уровня.
— Что происходит в этом деле сейчас?
— Фактически делается все для того, чтобы отвести от ответственности виновных в этом деле. Более того, они стараются это сделать, обвинив нас в том, что, мол, мы неполноценно и неправильно все подготовили.
— В том и большая проблема, что те структуры, которые должны бороться с коррупцией, сами занимаются подобными вещами. Где же искать поддержку для противостояния этой системе?
— С системой можно бороться. Даже мы — два заместителя генпрокурора — сумели нарушить и провести расследование относительно «бриллиантовых прокуроров» (были и другие внедрения). Это дело, потянув за которое, можно вывести на поверхность много проблем в Генпрокуратуре — коррупцию до, во время и после этого скандала. Только на ее примере можно было доказать, что происходит в ГПУ.
«ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГПУ ОТНОСИТЕЛЬНО МЕЛЬНИЧЕНКО И «ДЕЛА ГОНГАДЗЕ —ПОДОЛЬСКОГО» — ОЗНАЧАЕТ ПЕРЕВЕРНУТЬ ВСЕ С НОГ НА ГОЛОВУ»
— Еще одно известное дело, которое поднимает более глубокие пласты проблем в ГПУ и в целом по стране, — это «дело Гонгадзе —Подольского».
— Очень символичное дело, которое в течение многих лет показывает, что представляет собой Генеральная прокуратура. На ее примере мы видим, что еще в 2000 г. генпрокурор и его заместители рассказывали басни, что Гонгадзе живой, что его где-то там видели... Уже тогда они демонстрировали четкую зависимость от президента Кучмы, и делали то, что им говорили в Администрации Президента. И эта уродливая ситуация продолжается до сих пор — после Евромайдана, где люди отдавали свои жизни, чтобы ее изменить. Это очень опасно для страны — находиться в такой системе координат. Давайте вспомним, когда Шокин вступал в должность генпрокурора, то он говорил, что для него это дело — дело чести, что оно обязательно будет раскрыто. И что было сделано им более чем за год? Ноль. Ничего, кроме того, что они фактически закрепили приговор Пукачу, тем самым отрезав возможность привлечения к ответственности заказчиков преступления. На мой взгляд, они лишь завершили грязную работу Генпрокуратуры в этом деле.
— Не так давно заместитель генпрокурора Юрий Столярчук заявил, что Генпрокуратурой в ближайшее время будет решен вопрос с подозрением экс-майору УГО Николаю Мельниченко: «В его действиях мы видим признаки уголовного правонарушения, статья 109 Уголовного кодекса «государственный переворот», и видим признаки уголовного правонарушения, статья 111 «государственная измена».
— Здесь просто слов нет. Я не являюсь сторонником Мельниченко, но если уж его обвинять в государственном перевороте, тогда... Меня в данном случае не интересует — какие качества имеет этот человек и какими мотивами он руководствовался, самое главное, что он проявил мужество, записал и обнародовал всю ту грязь, которая происходила в первом кабинете страны. А то, что сегодня ГПУ делает по отношению к Мельниченко и вообще по поводу «дела Гонгадзе — Подольского» — означает переворачивать все с ног на голову. Это шизофрения, когда не привлекаются к ответственности заказчики убийства Гонгадзе, а преследуется Мельниченко. Более того, те люди, которые фактически формировали нынешнюю систему в стране, в частности в прокуратуре, и которые стоят за «делом Гонгадзе — Подольского», на самом деле до сих пор находятся при власти. Это просто какой-то сюр.
«МЕХАНИЗМ ПРОКУРОРСКОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ УЖЕ ЗАПУЩЕН, НО В АБСОЛЮТНО ИСКАЖЕННОЙ ФОРМЕ»
— Как в такой ситуации почистить наконец эти «авгиевы конюшни»? Вы неоднократно подчеркивали, что это нужно делать путем прокурорского самоуправления.
— Такой механизм прокурорского самоуправления уже запущен, но в абсолютно искривленной форме. Потом европейцам скажут — смотрите, мы сделали реформу, но это лишь формальность. Весь этот процесс является искусственным, потому что он управляется и заранее определен — такое себе самоуправление под контролем, потому что везде зависимые от них люди.
С одной стороны, новый генпрокурор должен все это поломать, а с другой — я бы не хотел, чтобы новый генпрокурор использовал саму идею самоуправления. Новый генпрокурор должен для начала почистить прокуроров — выбрать туда новых людей, потом отказаться от искушения и продолжать единолично руководить прокуратурой, а дальше — дать возможность новым прокурорам выбрать себе самоуправление.
— Есть ли такая возможность сегодня, ведь должность генпрокурора как раз вакантна? Называют разные фамилии — Юрий Луценко, Павел Жебривский, кто-то из нынешних заместителей в ГПУ...
— Вопрос не в фамилиях, а в принципах. Человек, который придет, должен вызывать доверие в обществе и в юридической среде. Основной критерий — независимость. Этот человек должен сказать «нет» президенту, правительственным чиновникам, депутатам... Это очень сложная задача. И я не уверен, что на сегодня есть политическая воля, чтобы такой человек появился на должности главы ГПУ.
— Как вам предложение — выбирать генпрокурора по конкурсу? Кажется, мы уже проходили эту историю. Как вы оцениваете деятельность новых структур — Национального антикоррупционного бюро, специализированной антикоррупционной прокуратуры?
— Сам факт конкурса не может изменить ситуацию, если нет желания реформировать что-то кардинально. Нам не нужна видимость конкурса, потому что тогда мы получаем контролируемый результат, что, собственно, у нас и произошло в НАБУ и антикоррупционной прокуратуре. От этих структур я ожидал определенного результата весной, но его нет. Поймать судью на взятке в 500 долларов может и ГПУ, и СБУ. Стране нужны знаковые криминальные внедрения, независимо от статуса и должностей, чтобы все почувствовали равенство перед законом. Этого пока нет, хотя надежды, в частности и западных партнеров, были огромными.
«Я ГОТОВ ВОЗГЛАВИТЬ ГЕНПРОКУРАТУРУ»
— Какой тогда выход?
— Если не через очередной Майдан, что очень опасно, тогда единственный цивилизованный выход — это выборы. У нас все-таки парламентско-президентская республика, а не наоборот, поэтому основные полномочия и ответственность на себя должна взять Верховная Рада. Если нынешняя коалиция и парламент не готовы это сделать (пока мы наблюдаем абсолютный реванш системы), значит нужно идти на выборы. Но здесь ключевой момент — нужно реформировать избирательное законодательство, иначе ничего не изменится.
— Видите ли вы себя в политике, например, в том же парламенте, готовы ли вы работать только в системе прокуратуры?
— Для меня главное, чтобы к власти приходили нормальные люди, которые будут беспокоиться о стране, а не о себе. Пока я не вижу такой политической силы, которая была бы готова не на словах, а на деле проводить изменения. Соответственно, мне сложно рассматривать себя в этой системе координат.
— Вы рассматриваете себя в качестве генпрокурора?
— В нынешней ситуации я пока себе не представляю, как с моими взглядами я могу стать генпрокурором. Сразу возникнет конфликт, потому что политическая верхушка захочет и дальше использовать прокуратуру в своих целях, а для меня это недопустимо. Готовы ли они отступить и дать прокуратуре работать независимо — я не уверен, потому что одна из причин уголовных дел против меня — это страх, что гражданское общество может предложить реального кандидата на должность генерального прокурора. Поэтому их цель — сделать невозможным соответствующий шаг. Но со своей стороны я готов занять наивысшую должность в ГПУ. В любом случае, в настоящий момент я продолжаю борьбу и рассматриваю разные сценарии развития событий, даже если у них «поедет крыша» и они захотят меня посадить. Я прав, потому никуда не собираюсь убегать из своей страны.
Выпуск газеты №:
№72-73, (2016)Section
Подробности