Контакт, или Точка соприкосновения

Следовательно, как я и обещал читателям газеты «День», рассказываю о работе Общей русско-украинской комиссии историков. Заседали мы на Ленинских горах, в помещении Института общей истории Российской академии наук. Академик этой академии и председатель русской части нашей Общей комиссии Александр Чубарьян, открывая заседание, подчеркнул, что наша работа имеет не только научный смысл, это еще и вклад во взаимопонимание наших народов. На этом акцентировал внимание и специальный представитель президента России Михаил Швыдкой, который также присутствовал на открытии заседания. «Реальное будущее, — отметил он, — можно строить только на основании реального прошлого. Чем ответственнее мы отнесемся к истории наших стран, тем быстрее мы найдем понимание».

Собственно, индикатором такого отношения была работа над двумя книгами — «Нариси історії Росії» (их подготовили наши русские коллеги) и «Очерк истории Украины» (написанные украинскими историками — членами Общей комиссии). Александр Чубарьян и академик Национальной академии наук Украины Валерий Смолий, председатель украинской части Общей комиссии, в первую очередь представили обе книги. Русские «Нариси» вышли из печати на украинском языке в Киеве в 2007 году в издательстве «Ніка-Центр», а украинский «Очерк» в русском переводе только что увидел свет в Москве в издательстве «ОЛМА Медиа Групп».

Сразу бросается в глаза диспропорция объемов: в русской книге 799 страниц, а в украинской — 1069. На это обратил внимание Валерий Смолий. Над этим сыронизировал кто-то и из русских исследователей (мол, «Украина такая большая страна»), но на самом деле этому есть очень простое объяснение. Дело в том, что русские коллеги сначала не хотели касаться событий после августа 1991 года, то есть того, что произошло в России после коллапса СССР. Как писал когда-то Алексей Константинович Толстой в своей стихотворной истории Российского государства:
«Ходить бывает склизко
По камешкам иным.
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим»

Промолчать, однако, не удалось. На одном из наших предыдущих заседаний в Киеве вокруг «маневра» русских историков разгорелась дискуссия, и русские коллеги пообещали, что «доведут» текст до сегодняшнего дня. Так и произошло, хотя текст этот вышел очень куцый (например, правлению президента Владимира Путина посвящено всего две с половиной страницы), а все развитие Российской Федерации с 1992 года «упаковано» в 18 страниц. Для сравнения отмечу, что в украинских «Очерках» период с 1991-го до 2008 года описан на 166 страницах.

«Это очень важно, — отмечал Валерий Смолий, — понимать друг друга, вести дискуссию, сопоставлять разные точки зрения». Вот мы в течение двух дней и сопоставляли. Это были профессиональные дискуссии, речь шла о различных исторических периодах. В конечном счете все сходились на том, что создали хорошую базу для дальнейшего академического диалога. «Главное, — подчеркнул русский исследователь, доктор исторических наук Александр Шубин, — что в обеих книжках отсутствуют попытки создать национальную вражду». Ректор Российского гуманитарного университета, профессор Ефим Пивовар вспомнил, как впервые с коллегами ехал в Киев обсуждать русские и украинские учебники: «Многие из московских историков просто не хотели этого делать. Сегодня совсем другая ситуация, совсем другая атмосфера. Мне удалось показать украинский вариант моим друзьям-исследователям. Я получил в основном позитивные отзывы, и мы готовы провести читательские конференции по обоим нашим изданиям».

Руководитель Центра украинских исследований Института Европы РАН, главный редактор журнала «Современная Европа» Виктор Мироненко признался: «Я был скептиком, но после выхода обеих книжек высоко оцениваю труды и сотрудничество русских и украинских историков».

Профессор Санкт-Петербургского университета Татьяна Таирова-Яковлева (автор книги о Иване Мазепе, вышедшей в известной русской издательской серии «Жизнь замечательных людей») подчеркнула значение «Очерков», подготовленных украинскими учеными, поскольку в России фактически отсутствует литература о Украине: «У среднего русского студента отсутствуют знания о Украине, поэтому для них (как и для русских преподавателей) выход книжки — важный момент».

Профессор Игорь Данилевский, один из руководителей русской части Общей комиссии, считает, что «обе книги перед нами и что мы услышали друг друга». На этом акцентировали внимание и мои коллеги из Киева, профессора Станислав Кульчицкий, Александр Лысенко, Руслан Пыриг, Владислав Верстюк, Александр Удод. Мы были солидарны со мнением русских коллег о том, что выход из печати обоих наших книжек — это не прекращение научного поиска, а импульс для дальнейших интенсивных дискуссий.

Для меня особенно важным было ощущение того, что нас (наконец!) прочитали серьезные русские специалисты. И какая это важная вещь, когда твой труд доходит до сознания коллег, что они ознакомлены (принимать не обязательно) с твоей точкой зрения. Кто-то из русских специалистов честно признался, что до этого не знал, что в Украине сформировался собственный системный подход к далекому и близкому прошлому, хотя и сетовал, что в украинском томе имеется «национализация» истории, а также заметен «этноцентризм». В любом случае, для меня это был хороший повод еще раз убедиться в острой потребности того, чтобы наши поиски, наш труд, в конечном счете, наши дискуссии между собой становились достоянием (в данном случае) русских исследователей, имели резонанс вне границ Украины.

На каком-то этапе дискуссии я позволил себе ее заземлить и обратил внимание на то, что не все так «сладко» и глубинно корректно выглядит в книгах. Например, о Украинской Центральной Раде и украинской революции мы пишем обстоятельно, а россияне вспоминают Раду один раз в разделе под названием «Период полураспада». Российские историки отдельно подчеркивают, что голод начала 30-х годов не имел антиукраинских акцентов: «В литературе высказывались мысли, якобы Сталин сознательно организовал голод, чтобы нанести удар украинскому крестьянству, сломать его сопротивление коллективизации или отомстить за сопротивление времен Гражданской войны. Однако этому тезису не хватает доказательств... От голода пострадали крестьяне различных национальностей — сталинский режим преследовал социальные цели». Я с изумлением узнал, что в Украине умер почти 1 миллион 500 тысяч людей (и это вопреки тому, что признают серьезные русские исследователи), а в Казахстане демографические потери составляют 2 миллиона.

«Политкорректность» россиян при описании Второй мировой войны (и, ясное дело, в терминах русских исследователей «Великой Отечественной») заходит так далеко, что ни единым словом не упомянуто украинское националистическое движение, хотя упомянута армия Андрея Власова.

Несколько поражает и то, как говорится о Чернобыльской аварии в апреле 1986 года. Уже столько написано о ее не только экологических, но и политических последствиях, о том, что она значительно усилила движение за независимость Украины. Однако в русских «Нарисах» об этом нет ни единого слова. Вместо этого констатируется, что в условиях горбачевского «ускорения» поощрялись «смелые эксперименты. Один из них и привел к аварии». То есть Михаил Горбачев с его либерализацией виновен... Забыли, что именно строительство ЧАЭС, осуществляемое с нарушениями, было прологом трагедии и фактическим преступлением.

Говоря о распаде СССР, российские историки утверждают, что «националистически настроенная интеллигенция получила контроль над средствами массовой инфромации, что привело к массированному давлению на взгляды населения в пользу отделения от СССР». А далее в подтверждение приводится единственный пример: «1 декабря 1991 г. на референдуме 90% жителей Украины проголосовали за отделение от СССР». И здесь Украина провинилась, как будто не было центробежных движений в других тогдашних «союзных республиках»...

Я мог бы продолжать, но, думаю, вы уже поняли: нам есть о чем дискутировать с русскими коллегами. План таких дискуссий мы и наметили. Надеюсь, они будут результативными.

...Московская встреча завершилась, а я спросил профессора Станисава Кульчицкого, в чем для него главное, ключевое значение этого нашего общего заседания. Ответ был коротким: «Контакт». Согласен. Контакт, точка соприкосновения значительно лучше понятия, которое тоже начинается с буквы «К». Имею в виду конфронтацию.