«Надо ставить фильтры...»

 ... А так же про — имплементации решений Европейского суда, месте Конституционного Суда и прочем — в интервью с украинским юристом, доктором юридических наук, профессором, членом-корреспондентом Национальной академии правовых наук Украины, судьей Европейского Суда по правам человека ad hoc, судьей и главой Постоянной комиссии Конституционного Суда Украины по международным связям Станиславом ШЕВЧУКОМ.

«ЕСЛИ БЫ НЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ В СТРАНЕ В ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ, МЫ БЫ ЕЩЕ ЛЕТ 20 ОЖИДАЛИ СВОЕГО НАЗНАЧЕНИЯ...»

— Станислав Владимирович, когда слышишь отзывы об общении с прессой не только от чиновников, но и от представителей творческих профессий, то всегда рассказывают о том, что журналисты задают некорректные вопросы, перевирают, а иногда даже выдумывают ответы...

— Я, как человек, имеющий опыт работы в Европейском суде по правам человека, хорошо понимаю, что судьи, политики такого уровня всегда находятся в фокусе прессы. Хотя между политиком и судьей есть разница, которую журналисты не всегда понимают. Политики должны осознавать, что журналисты формируют общественное мнение, и, если общественное мнение будет искривлено, это повлияет на убеждения избирателей, на их выбор, тогда начинается авторитарный режим.

— О чем не имеет права говорить судья Конституционного суда?

— На нас наложено законное ограничение — судьи не могут принадлежать к политическим партиям и профсоюзам, иметь представительский мандат, принимать участие в какой-либо политической деятельности. Поэтому я не имею права говорить, что деятельность Президента, министра, народного депутата мне нравится или нет, агитировать за или против, помогать им в избирательной кампании, быть доверенным лицом политика и т. п.

— Поэтому нельзя не только критиковать, но и хвалить действующую власть?

— Лучше этого не делать. Это касается и дел, которые рассматриваются в суде. Нельзя давать комментарии в процессе рассмотрения дела, но, если решение по делу уже принято, судья может проинформировать общественность об отдельных аспектах принятого решения. У нас даже существовала такая практика, что после вынесения решения судья-докладчик идет в пресс-центр и дает комментарии относительно только что принятого решения. Хотя я не могу с этим согласиться, поскольку это происходит не на конференциях, не в научных статьях и т. п., а после объявления решения в помещении пресс-центра КСУ. Бывает, что кому-то из журналистов что-то кажется непонятным и судья начинает комментировать, а это уже не является мнением суда, а только личным мнением этого судьи.

— Раньше должность судьи КС была своеобразной ссылкой на почетную пенсию. В последние месяцы мы видим, как это все меняется. Вот вам, например, всего 45 лет. Вы едва ли не самый молодой судья в истории Конституционного суда?

— Нет, совсем нет. Есть еще моложе судьи. В частности доктор юридических наук, специалист по конституционному праву Игорь Слиденко. Ему всего 41 год. Конечно, если бы не преобразования в стране в последние месяцы, мы бы еще лет 20 ожидали своего назначения.

«НЕДОСТАТКИ КОНСТИТУЦИИ 1996 г. СКОРЕЕ В ТОМ, ЧТО   НАША ЭЛИТА ПРОСТО НЕ УМЕЕТ ЖИТЬ ПО ОСНОВНОМУ ЗАКОНУ» 

— Недавно в истории нашего государства состоялось нерядовое событие, когда представители всех ветвей власти встретились под памятником Пылыпу Орлыку и почтили его как творца первой, как считается, Конституции Украины, а иногда говорят и Европы. Мне показалось символическим, что руководители нового Украинского государства, где ни одного дня Конституция по-настоящему не работала, отметили в качестве покровителя украинской конституции именно Пылыпа Орлыка, чья Конституция тоже, как известно, ни одного дня не работала. Это уже какой-то приговор, можно ли эту историческую преемственность неработающей Конституции в Украине прервать?

— У нас действительно лучшие проекты законов делает или оппозиция, или изгнанники. Но потом они приходят к власти и принимают привычные для всех правила игры, которые ведут наше государство в тупик. Относительно же «Пактов» Пылыпа Орлыка... Иногда говорят, что это первая Конституция Европы. Это неправда. В следующем году весь мир готовится праздновать 800-летие Британской Magna Carta Libertatum — «Великой хартии вольностей», первой работающей Конституции в мире. Поэтому, обращаясь к 800-летнего опыту Magna Carta, главное в Конституции не пафосный стиль текста, а ее реальная способность ограничить власть.

Главная идея Конституции — это и есть это ограничение правовыми средствами; это не просто карта власти, это и инструмент, и система институтов, и понимание доктрины ограничения государственной власти. Главное, чтобы никакая власть не превысила свои границы и не превратилась в тиранию. Собственно, когда была создана американская конституция, она, как известно, была написана под воздействием Древнего Рима и Шарля-Луи де Монтескье, который ввел понятие разделения власти — принцип политической конкуренции, соревнования разных ветвей власти, что должно мешать ее узурпации в руках тирана, что мы могли наблюдать в годы президентства Виктора Януковича...

— Апологеты т. н. «олигархической республики» в Украине тоже говорят, что должно быть соревнование нескольких финансово-политических группировок, чтобы их равновесие обеспечило устойчивое развитие Украины... Кажется, это одно и то же, но чем не развитие идей Шарля-Луи де Монтескье.

— Да, во время событий на Майдане элита интуитивно отступила к большим полномочиям парламента, чтобы хотя бы так возобновить принцип разделения власти, нарушенный Виктором Януковичем. Когда говорят о Конституции 1996 года, она неплохая... И ее недостатки скорее в том, что наша элита просто не умеет жить по Конституции. Не успели Конституцию 1996 года принять, как сразу же начали появляться проекты, каким образом эту Конституцию улучшить под те или иные пожелания действующих политиков.

— Но с самого начала эта Конституция была компромиссом, а компромисс, как известно, равно не устраивает ни одну из сторон...

— Любая Конституция является компромиссом. Как минимум компромиссом между властью и народом.

— С другой стороны, история права знает удачные примеры, когда конституции становились результатом не компромиссов, а писались группой незаинтересованных экспертов.

— Да, Конституцию не должны писать политики, но я не верю, что Конституцию можно написать Конституционной ассамблеей в 100 членов... Вот когда только собирались создавать Конституционную ассамблею, решили, что там должны быть собраны ученые... Но почему-то сразу 100 ученых. Кстати, и само название «Конституционная ассамблея» вызвало у меня в свое время удивление. Как можно было так назвать обычный консультативно-совещательный орган при Президенте?! Когда при президенте Януковиче начались разговоры о Конституционной ассамблее, мы решили, что речь идет о Assemblee constituante — Учредительном собрании... Помните, которое в России матрос Железняк разгонял в 1918 году? То есть это — орган, избранный народом, который собирается, принимает Конституцию и распускается. Потому что ей будет принадлежать наивысшая власть в стране — это учредительная власть народа. Государственная власть является только производной от учредительной власти народа. Но в нашем государстве вышло так, что такое название получил всего-навсего консультативно-совещательный орган при Президенте. Вот даже сам термин «Конституция» происходит от латинского Constituere — вместе установленный. Поэтому Конституция предусматривает какое-то общее действие, а не только акт волеизъявления отдельной личности.

— Мне кажется, что из всей этой истории конституционного права в мире наше государство вынесло для себя едва ли не единственный урок, решив, что настоящая власть принадлежит не Учредительному собранию или Конституционной ассамблее, а тому, кто контролирует матроса Железняка.

— Да, и матрос Железняк может быть в разной форме, в том числе и в балаклаве...

«В КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД ДОЛЖНЫ ПОПАДАТЬ СУДЬИ, РАЗБИРАЮЩИЕСЯ В ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЯХ»

— Каково, с вашей точки зрения, место Конституционного суда в процессе подготовки новой Конституции?

— Я думаю, лучше бы судьи Конституционного суда приобщались к написанию текста Конституции, хотя бы в качестве экспертов-консультантов. Ведь по определению (раньше не всегда было так) судьи Конституционного суда являются лучшими специалистами по конституционному праву в стране. И кто еще может квалифицированно объяснить многие фундаментальные вещи, которых участники конституционного процесса не понимают... Они думают, что Конституцию можно писать так же, как и обычный закон, сделав обычную компиляцию, перестановку, сделав несколько новаций, дополнений, и такой текст уже пригоден к голосованию в парламенте, а Конституционный суд все равно поддержит. Специфика конституционного права, как и Конвенции по правам человека, в том, что текст Конституции занимает приблизительно 1 % от этого права, а все стальное это принципы, идеи, доктрины и ценности, которые стоят за текстом, а также судебные решения относительно ее применения. Это неспециалисту невозможно понять. Потому что это является сферой естественного права — принципы пропорциональности, разумности, другие важные принципы, идеи конституционализма, верховенства права, которым у нас никогда не учили в наших высших учебных заведениях.

Многое в конституционном праве зависит от правоприменения, в том числе и в Конституционном суде. Даже есть такая тема, как правовой дискурс — введен был Юргеном Хабермасом. В частности, конституционный дискурс заключается в том, что конституционное право возникает через правоприменение, через обмен мнениями между судьями и сообществом интеллектуалов — академиками, профессорами, через общение с признанными лидерами общественной мысли (правозащитниками, журналистами, блогерами). Потому что содержание этого права раскрывается только через процесс применения Конституции, который фиксируется в судебных решениях. Недостаток наших политиков, которые меняют Конституцию, заключается в том, что они считают, что достаточно переписать текст и все изменится. А в действительности здесь должен быть изменен фокус на качественное правоприменение, чтобы в Конституционный суд попадали судьи, разбирающиеся в демократических ценностях. Потому что Конституционный суд в действительности является краеугольным камнем демократии. Как только Конституционный суд становится карманным, в стране происходит узурпация власти. Это проблема. Кроме того, на чем я всегда акцентирую в своих выступлениях, в ХХІ веке конституционные права и свободы человека должны защищаться через судебный процесс, независимо от текста законов.

— То есть вы являетесь сторонником превращения Конституционного суда прежде всего в орган защиты конституционных прав отдельного гражданина, в аналог Европейского суда по правам человека, но юрисдикция которого ограничена границами одного государства?

— Да. Нам надо разгрузить Европейский суд. Мы отправляем заявителей — наших граждан — в Страсбург, вместо того, чтобы заниматься решением их дел здесь. Я еще год назад в одном из свои интервью на телевидении сказал, что, по статистике, у нас не выполнены 95 % решений Европейского суда. Меня обвинили в преувеличении, даже потом были сделаны заявления, что у нас эти решения на 100 % выполняются. Затем месяц спустя, когда было сообщение из Департамента выполнения решений Европейского суда в Страсбурге, оказалось, что из 962 решений Европейского суда относительно Украины выполнено только пять. Следовательно, я действительно ошибся, но не в ту сторону, и в действительности за весь период с 1997 года по сегодняшний день было выполнено не 5 %, а только 0,5 % решений Европейского суда по правам человека. И если нам удастся ввести институт конституционной жалобы, мы можем через решение Конституционного суда интегрировать эти высокие европейские стандарты защиты прав человека в нашу практику, когда все остальные судебные решения в стране относительно прав человека будут руководствоваться практикой Конституционного суда Украины, которая, в свою очередь, согласованная с практикой ЕСПЧ.

— С другой стороны, сегодня в нашем Конституционном суде всего 16 судей, а дел так много...

— В Конституционном суде Германии тоже всего 16 судей. Надо ставить фильтры. Решение Конституционного суда по конституционной жалобе удовлетворяет не только жалобщика, но и приобретает общий нормативный характер.

«ОРГАНИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ ПРАВА В ОТДЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ МОЖЕТ БЫТЬ ПРОТИВ ЗАКОНА...» 

— События в Украине последней зимы... Считаете ли вы Майдан революцией?

— Да, считаю. В 2004 году народ вышел на Майдан только за одно свое право — право избирать. А вот этот Майдан показал, что народ вышел уже за то, что мы называем свободой. За конституционные права и свободы, за право жить в европейской стране.

— Говоря о люстрации в судебной системе, сегодня требуют немедленного освобождения всех судей с заменой их необразованной, но незапятнанной молодежью. С другой стороны, с точки зрения даже не буквы, а духа закона, можно ли одновременно уволить всех судей, опираясь на пожелание толпы, а не принимая во внимание персональную вину каждого отдельно?

— В последние годы у нас, несомненно, происходила узурпация власти, была огромная коррупция. Но у нас есть свыше восьми тысяч судей. Всех их увольнять тоже было бы неправильно, ведь в судебной системе есть порядочные люди, которые все эти годы пытались честно выполнять свой судейский долг. Но на практике есть громкие резонансные дела, которые подбрасываются в прессу и тянут на дно всю систему. Вот, например, до революционных событий на Майдане рейтинг доверия к Конституционному суду в обществе составлял, если я не ошибаюсь, где-то около 5 %. Как можно нам работать с таким низким рейтингом доверия? У судьи же нет больше ничего, кроме решений и мантии. Он судит только силой своего авторитета.

Исходя из европейского опыта, есть определенные стандарты проведения люстрации — приблизительно 10-12 основных принципов. Но этот опыт люстрации был рассчитан на борьбу с коммунизмом. Например, увольняли тех судей, в решениях которых находили примеры массового нарушения прав человека представителями коммунистических режимов. Ведь, что касается корпуса судей, первостепенной задачей судов является защита свободы, защита прав человека. А у нас получается, что защита прав человека непосредственно на основании Конституции из судебного процесса изъята. Действует концепция защиты этих прав согласно буквы закона, но нет защиты прав человека согласно Конституции и Европейской Конвенции по правам человека непосредственно. Когда в палаццо Барберини в Риме в 1950 году была подписана эта Конвенция, она была направлена преимущественно одновременно против коммунизма и нацизма для обеспечения минимума защиты прав и свобод. А максимум уже должны были обеспечивать правовые системы стран Совета Европы каждой отдельно. А у нас, когда мы уже даже ратифицировали эту Конвенцию, даже этого минимума нет, и Европейский суд сразу же захлебнулся заявлениями из Украины.

Вот относительно того, что произошло на Майдане. Суды массово принимали решения о запрещении митингов и других мирных собраний. До Майдана мы в Европейском суде рассматривали дело «Шмушкович против Украины». Тогда я написал отдельное мнение на решение Европейского суда, что нельзя, регулируя мирные собрания граждан, переносить фокус на то, что этот вопрос требует принятия специального закона. Свобода не может быть только позитивной, она является негативной по своему содержанию, — это отмечал еще Исайя Берлин. Поэтому я и указал на то, что Европейский суд ошибочно считает, что статья 39 Конституции Украины требует принятия специального Закона о мирных собраниях. Она устанавливает только ограничение на основании законов, а вот как раз содержание этих ограничений должно проверяться судебной властью на основании принципа пропорциональности. Мы были свидетелями, как суды массово под копирку запрещали своими решениями мирные собрания. Более того, даже нашли ноу-хау для обоснования своих решений — привлекать практику Европейского суда, но ссылаться при этом не на не позицию суда, а на позицию государства.

— То есть не на позицию суда, а на позицию прокурора...

— Это было зафиксировано решениями административных судов, в частности в решении «Букта против Венгрии». Там такая ситуация, что люди вышли на митинг в Венгрии против визита румынского премьера в Будапешт. У них был закон, что нужно за пять дней сообщать о мирных акциях протеста. А они нарушили закон и собрались как раз в тот день, когда узнали, что премьер приехал в гостиницу Кемпински. Когда полиция вмешалась, они обратились в венгерский суд, но тот вынес постановление, что полиция действовала правильно, придерживаясь закона. Но Европейский суд с этим не согласился. Вот в этом и есть сущность органической сущности права. Органическая сущность права в отдельных случаях может быть против закона, главное — цель этого закона и сущность права. Наши судьи этого не понимают. Нашим судьям главное сослаться на какую-то норму закона. Наши суды как могли бы решить аналогичное дело — за пять дней не сообщили, значит — митинговать нельзя. А Европейский суд решил иначе, потому что в этом и заключается сущность права.

«...ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД МОЖЕТ В     РЕШЕНИИ УКАЗАТЬ НА ОТСУТСТВИЕ ПРАВОСУДИЯ КАК ТАКОВОГО»  

— В ваших публикациях содержатся предложения относительно применения критерия наличия негативной оценки Европейским судом по правам человека решений того или иного украинского судьи относительно нарушения прав человека в качестве повода для применения относительно него процедуры люстрации. Но, с другой стороны, вспоминая в качестве примера времена германского нацизма, если эти неправосудные решения были приняты судьями в рамках действующей в то время в стране правовой практики, можем ли мы их обвинить в чем-то? Ведь вроде бы с формальной точки зрения они правы?

— Да, это когда Эйхман, который массово уничтожал евреев, на суде оправдывался тем, что всего-навсего выполнял приказы. Но суд все равно вынес смертный приговор, ведь он действовал против гуманизма, против человечности — это выше закона отдельного государства, поскольку справедливость является трансцендентной категорией, это естественное право, которое всегда было выше королей и диктаторов.

— Но может быть такое оправдание, что преобладание естественного над законом им должны были объяснить еще в студенческие годы. Но большинство из них учились еще в советские времена — во времена того же репрессивно-карательного судопроизводства, о котором мы с вами говорили раньше.

— Но они как профессионалы просто обязаны постоянно знакомиться с практикой ЕСПЧ. Я уже не говорю о научных статьях. Ведь мы еще в 1997 году ратифицировали Конвенцию о защите прав человека и основополагающих свобод 1950 года и признали юрисдикцию Европейского суда во всех вопросах применения и толкования этой Конвенции. И есть закон 2006 года «О выполнении решений и применении практики Европейского суда по правам человека», где в статье 17 прямо сказано: «Суды применяют при рассмотрении дел Конвенцию и практику Суда как источник права». Для судей всех уровней проводилось и проводится множество семинаров относительно практики Евросуда, они периодически посещают ЕСПЧ. И сколько им еще времени надо на подготовку? Они обязаны были все это знать!

— Адвокат Валентина Теличенко сообщила, что Европейский суд по правам человека принял к рассмотрению дело Надежды Савченко как приоритетное и обратился в этой связи с официальным запросом к правительству Российской Федерации. Это сообщение было воспринято с оптимизмом. Но имеет ли юридические основания Европейский суд по правам человека без какого-либо официального решения суда Воронежа принять к рассмотрению это дело, тем более вынести какое-то решение, которое заставит Россию освободить похищенную украинскую гражданку?

— Похищение украинского военнослужащего это кричащий факт, и это для всех очевидно. Даже если это было сделано парамилитарными формированиями, за этим стоит Россия, поскольку Надежда еще находится под арестом на территории РФ. Очевидное, с моей точки зрения, нарушение статьи 5 Конвенции о защите прав человека, о чем свидетельствует прецедент ЕСПЧ по делу Боцано против Франции. Кроме того, Европейский суд может в решении указать на отсутствие правосудия как такового.

— Но такое решение будет разве что оценочным?

— Вот, например, когда Европейский суд принял решение по делу «Александр Волков против Украины», он впервые в своей истории детально прописал индивидуальные конкретные меры относительно Украины — восстановить А. Волкова в должности судьи Верховного Суда Украины как можно быстрее, поскольку «нет оснований считать, что дело заявителя будет пересмотрено в соответствии с конвенционными принципами в ближайшем будущем».

 ОТ РЕДАКЦИИ

ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»

Резонансное дело убийства журналиста Георгия Гонгадзе вот уже 14 лет остается без юридической точки относительно заказчиков этого преступления. В январе 2013-го весь информационный мир облетели слова экс-генерала Алексея Пукача. После оглашения приговора судья Мельник спросил у осужденного, согласен ли он с приговором, на что тот ответил: «Я соглашусь, когда в этой клетке со мной будут Кучма и Литвин». Судебная система в течение многих лет не справляется с этим вызовом, коррупция и политические влияния берут верх над правом. Поэтому пока не будет поставлена юридическая точка относительно заказчиков упомянутого преступления, о которых знает общество, говорить об удачном реформировании судебной системы рано.