Похоже, нам опять предлагают Украину без украинцев

«На какой планете и в какой стране живет автор этой статьи? Точно не на Земле и точно не в Украине...» — думаю, не только у меня возникла такая мысль после прочтения очередного текста Владимира Стуса. Не имею оснований для сомнения в искренности автора, но придется иметь дело с его текстом, который представляет собой эклектическую смесь политологических труизмов не первой свежести с историко-политическими бессмыслицами.

• Скажем, о «неофеодализме» или «промышленном феодализме» на отечественных поприщах писали и говорили еще во второй половине 1990-х. Не берусь сказать, кто первый внедрил эту терминологию и под соответствующим углом зрения проанализировал украинскую ситуацию, но идет речь, по меньшей мере, о десятке авторов; я и сам об этом неоднократно писал. И не только политические аналитики обращались к такой терминологии — скажем, Евгений Марчук тогда же говорил о властном режиме Кучмы, что это, в лучшем случае, «образованный феодализм». А в статьях Владимира Стуса тезис о неофеодальных, кастово-сословных тенденциях в современной общественной жизни Украины подаются вроде бы новое слово теории.

Но, сказав «а», нужно говорить и «б». Европейские нации появились на руинах классического феодализма и в борьбе с ним; нации же в подавляющем большинстве внеевропейского мира формировались и формируются доныне в борьбе за свободу против колониализма и империализма всех разновидностей. А национализм — это движущая сила такой борьбы, это инструмент преодоления общественной раздробленности и достижения консолидации населения той или другой страны. Реально, практически всегда (исключение — Швейцария) формирование нации происходит вокруг определенного этнического ядра; в основе национальной жизни лежит общий единый культурный код — хотя бы потому, что нация, которая всегда стремится выйти на державосозидательный уровень, нуждается в общей политико-правовой культуре и развитом литературном языке, который обслуживает все сферы жизни страны, — от образования до искусства, от юриспруденции до нецензурных эмоций. А вот поликультурность и полиэтничность в реальной жизни характерны именно для феодального и — шире — деспотического, тиранического правления, то есть для национальной жизни. Ведь здесь нобилитет имеет свою культуру: крестьяне — свою (отличительную в разных регионах), купечество — свою, церковники — свою и тому подобное. При этом не только культурные нормы, но и речевые ресурсы разных слоев являются почти не касательными друг к другу; вспомним, что в Британии полтора века тому выпускник Оксфорда и лондонские кокни не могли достичь взаимопонимания, разговаривая на двух разных английских языках; сто лет тому назад процессы формирования британской нации начали требовать разрушения этой лингвистической культурной «перегородки», что в ярком и парадоксальном стиле отобразил Джордж Бернард Шоу в пьесе «Пигмалион».

Главная проблема Украины — это недоформированность модерной нации, которая должна включать у себя все общественные слои и группы. Значительная часть населения ряда регионов, которые в свое время были военно-политическими плацдармами Российской империи, а затем стали объектами усиленной советизации, находится в донациональном состоянии и руководствуется установками трайбализма: главное, чтобы тот или другой политик был «свой», «земляк», «местный»; его моральные и деловые качества не имеют решающего значения, главное — не допустить к власти «чужих», «других», «не наших». Именно принципы трайбализма, диаметрально противоположный и враждебный национализму, в действительности эксплуатирует нынешняя властная верхушка, которую серьезно называть «аристократами» способен только человек с атрофированным чувством юмора и незнанием реальной истории; ведь эти персонажи очень уж напоминают провинциальных варваров, которые захватили Рим, уселись под римскими орлами, неумело нацепили тоги и лавровые венки (по десятку на каждую голову) и пытаются изображать из себя патрициев.

• Трайбализм этот иногда достигает высокого градуса и приобретает черты регионального сепаратизма; вот уже свыше двух десятилетий политики определенного сорта ведут речь об особенном «народе Крыма», а в последние годы популярными стали разговоры о «народе Донбасса» (особенно активно о нем говорят визитеры из России — от Иосифа Кобзона до патриарха Кирилла). За такими напутствиями и политическими декларациями выразительно вырисовывается стремление в случае нежелательного для определенных персонажей и политических сил — как в Украине, так и за ее пределами — оторвать важные регионы от Украинского государства на основе «самоопределения» такого фиктивного «народа» (как это было сделано в свое время за разработанными еще в ЦК КПСС инструкциями с отделением Приднестровья от Молдовы). И именно национализм противостоит всему этому.

Конечно, национализм как «зонтичная» идеология, может приобретать разные формы — от радикально-агрессивных до либеральных и демократических (так же, кстати, как и социализм или консерватизм). Классическим образцом эффективности национально-демократической идеологии и политики является деятельность Индийского национального конгресса, которая имела следствием не только освобождение Индии, но и последующее быстрое и эффективное развитие этого громадного полиэтнического государства, еще в середине ХХ века, фактически исполосованного на части владениями феодалов-раджей и кастовыми традициями. Далеко не все в Индии идеально, но по рейтингам политической свободы она существенно опережает Украину, а по улицам Киева бегают автомобили производства «Тата моторс»...

Другой пример эффективности национализма — Израиль. Это государство, собственно, и построено почти с нуля на основе принципов еврейского национализма, то есть сионизма, который исповедовали и исповедуют разные политические течения, — от трудовиков-социалистов до религиозных консерваторов. И, кстати, гражданское общество этой страны — а оно там очень развитое — благодарно самим фактом своего нынешнего существования на поприщах Эрец-Исраэля именно сионизму.

Собственно, как и гражданское общество как таково, особенно в постколониальных государствах, в которых национальное освобождение шло бок о бок с борьбой за политические и гражданские свободы и права.

• Вспомним: в Европе становления гражданского общества исторически было связано с антифеодальными революциями и утверждением модерных наций (то есть таких, которые включают у себя все слои общества, а не лишь главные, например, благородная нация времен первой Речи Посполитой или казацкая нация времен Освободительных войн). Собственно, так оно и должно быть — ведь нация является сообществом свободных граждан, а не подданных того или другого власть предержащего.

• В Украине побеги гражданского общества в советское время возникали и развивались, прежде всего, в контексте национально-демократического движения. Не буду подробно останавливаться на деталях и фигурах — «День» традиционно посвящает освещению этой страницы отечественной истории немало внимания. Что является приметным: 77% участников диссидентского движения в Украине были украинцами, а практически все другие, какого бы этнического происхождения они не были, поддерживали национально-демократическую идеологию, выступая с позиций, как сейчас модно говорить (хотя это и не совсем точный срок), «политических украинцев». И, кстати, диссидентское движение Украины было одним из самых сильных в СССР. Еще немного статистики: среди заключенных в лагерях особого режима украинские политзаключенные составляли свыше 50% их состава, а в весьма специфических мордовских концлагерях — около 70%. Средний срок заключения украинских диссидентов составлял 10-12 лет, тогда как, скажем, литовских или армянских — от 1 до 3 лет. Это удостоверяет, что Кремль хорошо понимал опасность, которую представляло для него украинское национально-демократическое движение. И сегодняшние «кремлевские чекисты» и интеллектуальная обслуга «наших» олигархов хорошо понимают эту опасность — потому и пытаются расколоть украинских граждан по тем или другим признакам (далеко не всегда региональными) или — внимание! — возвести их активность к борьбе за минимум благосостояния и элементарные социальные гарантии (мол, это то, что «объединяет всех», от Львова до Луганска, не нужно выходить за пределы общих интересов, проблемы культурных ориентаций или геополитики — это от лукавого).

Собственно, это и не удивительно. Ведь, когда речь идет о демократии в Украине, то это — другими словами — власть украинского народа, чем-то существенным объединенного сообщества людей, а не просто конгломератом личностей. А когда идет речь об отечественном гражданском обществе, то это определенный способ организации украинских граждан, а не граждан «вообще». Что же касается современных проблем украинского национализма и национал-демократии в частности, то это уже другая тема. Отмечу только, что главным недостатком «Свободы» является вовсе не ее национализм — а, наоборот, недостаток модерного национализма в идеологии и практике этой партии, определенный этнократизм и оборонный характер ее программных наставлений. Однако при любых обстоятельствах украинское гражданское общество как таково не является антагонистом национализма — лишь его экстремистским формам, так же, как оно является антагонистом относительно тоталитарных социалистов или фанатичных клерикалов любого вероисповедания.