Проверенные войной

Луганчанин Леонид Пантыкин является представителем той украинской милиции, которая в ответственный момент начала войны доказала, что образ продажного «мента» далеко не всегда соответствует действительности. Тогда, в 2014-м, когда «земля горела под ногами», милиция первой взяла на себя удар. Были и предатели. Более того — предателей было много. Был и хаос, была и растерянность. Но именно во время хаоса срабатывают автоматические базовые механизмы, в основе которых проявлялся гражданин.

Летом этого года Леонида Пантыкина Президент наградил орденом «За мужество» III степени, и, по словам майора украинской полиции, на профессионалов, которые прошли испытание войной и буквально создавали на Донбассе милицию заново, далеко не всегда находится спрос. Зато больше года мы слышим о реформе полиции, сами же новонабранные полицейские периодически попадают в неприятности.

Но вопрос не только в привлечении опыта, так сказать, боевых полицейских к реальному реформированию правоохранительной системы. Во внешних и внутренних вызовах, которые стоят перед Украиной и украинцами, важен костяк беспафосных патриотов, людей дела. Это они не дали трещину тогда, в адском 2014-м. И это с них начинается Государство.

«РЕФОРМУ ПОЛИЦИИ НУЖНО БЫЛО ПРОВОДИТЬ УЖЕ ПОСЛЕ РЕФОРМЫ В ПРОКУРАТУРЕ И СУДАХ»

— Леонид, насколько адекватными являются меры, которые принимают реформаторы полиции?

— В реформах такого сложного организма, как правоохранительные органы, должен быть базовым тот же принцип, что и в медицине, — не навреди. Есть, так сказать, общая цель — полиция должна быть на службе народа, а не интересов конкретных лиц или групп. То есть это орган, который прежде всего помогает, а не карает. На это должна была бы быть направлена вся деятельность по реформированию. В реальности проводить эту реформу нужно было уже после реформы в прокуратуре и судах. По схеме перед тем как дело попадет в суд, должна поработать прокуратура, а до прокуратуры должна поработать полиция. Задерживается преступник, собираются доказательства, дело направляется в суд через прокуратуру. Но на практике выходит так, что полиция задерживает преступника, а его покрывают на уровне прокуратуры или суда. Таким образом, полицейский не видит результата своей деятельности, а это очень важно для осознания смысла работы. Так полицейские демотивируются, а значит, корень коррупции не уничтожается. Реформа должна была проходить по очереди сверху: суд, прокуратура, полиция. Или нужно было реформировать их параллельно.

— Относительно качества подготовки новых полицейских. Можно ли вообще должным образом подготовить полицейского за два месяца? И не стала ли реформа полиции жертвой лозунгов и экстерна?

— Способность к учебе и наработке навыков у всех разная. Поэтому здесь трудно сказать касательно сроков подготовки. Точнее, все должно быть индивидуально. Некоторые полицейские уже имели большой опыт работы в милиции. Вот эти люди более «подкованы», так как понимают степень своих прав и обязанностей. Полицейский должен знать не только пределы разрешенного в своих действиях, но и уметь четко аргументировать свою позицию, доказать свою правоту. Необходимо широко использовать опыт бывших работников милиции, в том числе тех, кто применял оружие.

— Как вы относитесь к люстрационным процессам, которые происходили в стране? Ведь речь идет о людях, которые имели большой опыт. Более того, многие работники милиции, которые были причастны к созданию милиции с нуля после печальноизвестных событий на Донбассе, сейчас не могут найти себе применения.

— Есть милиционеры, которые остались верными Украине, но по тем или иным причинам не имели отношения к АТО. Безсловно, среди них нужно провести люстрацию, но по адекватным принципам. Что касается милиционеров, которые столкнулись с войной лицом к лицу, то считаю, что здесь вообще не должно быть речи о люстрации. Это очень тонкая сфера, и такие люди доказали кровью, своими поступками, что они достойные граждане и профессионалы. Не забывайте, что многие милиционеры потеряли на оккупированных территориях все. В 2014 году на фронт шли люди, которые не знали вообще, сколько прольется крови и сколько отмеряет им жизнь. 2014 год и является той «люстрацией», где проявилась гражданская позиция, когда не знал, проснешься ты в окружении российских боевиков или вообще попадешь под обстрел и не проснешься. Бывало, мы засыпали с мыслью о том, что завтра будет приказ, и мы пойдем в наступление и освободим свою землю. Без людей, которые приняли вызов в 2014 году, мы сейчас имели бы совсем другую линию столкновения не в нашу пользу.

«МЕСТНЫЕ БАБКИ ГОВОРИЛИ — БУДЕТ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ С ПРЕЗИДЕНТОМ ПУТИНЫМ И ЕГО ЗАМЕСТИТЕЛЕМ ЛУКАШЕНКО»

— Когда армия еще не опомнилась, фактически единственными, кто противостоял российскому нашествию, были именно милиционеры.

— Совершенно верно. Луганская область, 2014 год. Первая линия столкновения. Кто на ней был? Батальоны территориальной обороны, то есть прежде всего добровольцы, и батальон МВД, который так же заходил и освобождал украинские села и города.

— С какой первой и основной проблемой вы тогда столкнулись?

— Огромная проблема, с которой мы столкнулись, — это то, что большое количество местных, абсолютно одурманенных пропагандой граждан, поддерживали оккупантов. Они ждали от них какой-то манны небесной. При этом они не столько россиян ожидали, сколько Советского Союза. Местные бабки так и говорили — будет Советский Союз с президентом Путиным, а заместителем у него будет Лукашенко. То есть представьте себе уровень мышления — президент и его заместитель. Как будто это не глава государства, а директор колхоза. В принципе, они так и представляют себе Советский Союз, на уровне колхоза. Это психологически очень трудно, ведь эти люди живут на нашей земле, которую мы защищаем. Нужна большая работа над собой, чтобы понимать, что с ними также нужно работать, что их нельзя вот так оставлять, потому что вирус в их головах будет только распространяться, если его не лечить. Особенно было трудно тем, кто приехал на восток из других частей Украины. Многие из них не знали ни населения, ни дорог. Кстати, карты были у нас тогда  1986 года. Даже у ВСУ. На этих картах иногда просто не было нужных ориентиров. Не было даже соединения между подразделениями, как будто мы снова попали в 1941 год. Все это появилось и наладилось потом.

«КОГДА БЫЛО ЗАХВАЧЕНО ЗДАНИЕ ЛУГАНСКОЙ СБУ, ЕГО МОЖНО БЫЛО ДЕБЛОКИРОВАТЬ»

— Если мы уже коснулись 2014 года, то, как вы думаете, можно ли было все же не сдать Луганск? Достаточно ли четкой тогда была позиция официального Киева?

— Что касается весны 2014 года, я не могу знать, владели ли в Киеве достаточной информацией о том, что происходит на Донбассе. Но абсолютно точно можно сказать — время было упущено и ничего конкретного не было сделано. Большинство беркутовцев остались впоследствии на оккупированной территории. Почему? Потому что в определенный момент они никакого приказа не получали и не представляли своей судьбы. Действительно, среди них были такие, которых необходимо было судить, ведь то, что делалось на Майдане, — это преступление перед человечеством. Но касательно беркутовцев в целом ситуация было очень неоднозначной. Здесь нужны были четкие сигналы из Киева. Зато они нигде не были задействованы, сидели на базах, зализывали раны и ожидали решения по ним, а их всех пугали расправами, судами. Российская пропаганда мгновенно вмешалась и начала рассказывать, что всем сотрудникам «Беркута» Россия даст  работу и достойную зарплату. Конечно, в этом случае их настроения были не на стороне Украины. Считаю, что в тот момент нужно было, во-первых, лишить беркутовцев доступа к оружию. Во-вторых, на базе тех беркутовцев, которые очевидно не запятнали себя в преступлениях на Майдане, срочно создать новое подразделение.

— Было ощущение того, что в Киеве кое-кто делал больше политические заявления, чем конкретные дела?

— Я могу сказать, что когда было захвачено здание луганской СБУ, то решить вопрос с деблокированием этого здания было возможно. Те люди, которых называли живым щитом, довольно быстро разбежались бы. Само же здание необходимо было отключить от водоснабжения, электроснабжения и т.п. Вообще, существуют сценарии, как должны себя вести соответствующие службы для этого. Но ничего подобного не было сделано. Просто необходимо также понимать, что те, кто захватил здание СБУ, с самого начала не хотели воевать. Там было ударное ядро и те, кому пообещали большие деньги.

«ТЕХ, КТО ОСТАЛСЯ СЛУЖИТЬ ОККУПАНТУ, Я СЧИТАЮ ТАКИМИ ЖЕ ПОЛИЦАЯМИ, КАК И ТЕ, ЧТО СЛУЖИЛИ НАЦИСТАМ»

— 2014 год — это год Рубикона. Одни работники милиции перешли на сторону российских оккупантов, другие остались верными своей присяге и выехали вместе с другими из оккупированного города. Что лично для вас было толчком жертвовать всем ради своих убеждений?

— С теми бывшими коллегами, которые пошли служить оккупанту, я уже два года не поддерживаю связь. Если они сами не поняли, что натворили, то смысла поддерживать с ними контакт нет. И здесь дело не только в обиде за их личные поступки, ведь мое жилье три раза грабили, грабили квартиры других луганских милиционеров, арестовывали наших родственников, писали абсолютную ахинею о нас. Я, например, у них значусь как диверсант и представитель «Правого сектора», хотя скажу откровенно, я никогда в глаза не видел «Правого сектора». Для меня по отношению к ним есть одно определение — предатели. Я их считаю предателями и такими же полицаями, как те, из которых когда-то нацисты делали команды полицаев, которые совершали еще более страшные преступления, чем сами нацисты.

— Была информация, что эти полицаи в 2014-м вам предлагали должность. Это правда?

— Сначала они мне предложили пост начальника райотдела. Я тогда рассмеялся и ответил, что и так являюсь начальником райотдела. Потом они предложили быть начальником городского МВД. А после этого их «министр» Ивакин мне сказал: «Ты что, хочешь министром быть?» Я ответил, что не понимаю этой игры в искусственные «министерства» и вообще не понимаю, почему генерал в отставке решил так позориться. Эти коллаборационисты были убеждены, что сейчас они на российских танках доедут до Киева. Победа им казалась очень близкой и очевидной.

«СТРАТЕГИЧЕСКИ ЦЕЛЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ОПРЕДЕЛЕНА НЕ НА ПРИМИРЕНИЕ, А НА ОСВОБОЖДЕНИЕ ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЙ»

— Действительно, можно понять затуманенные мозги простых милиционеров, которым пообещали зарплату втрое выше. Но если человек полковник, генерал, то зачем это ему?

— Меня это с самого сначала удивляло. А затем, когда я узнал об «отжатых» джипах, квартирах, а в дальнейшем и целых предприятиях, то все мне стало ясно. Это был обычный человеческий порок — жадность, которая затмила все моральные ориентиры. Безусловно, этим людям теперь нужно особое оправдание своих преступлений, и именно поэтому они будут рассказывать о какой угодно угрозе с запада и о каком-то «русском мире». С осознанием того, что ты грабитель и предатель нужно будет жить до конца своих дней. Именно поэтому я очень скептически отношусь к так называемой амнистии. Если человек просто бегал с флагом на митингах — это одно. Но тот, кто взял в руки оружие, просто не может быть помилован, иначе зло никогда не прекратится.

Более того, я очень не хотел бы, чтобы война на Донбассе превратилась в замороженный конфликт, ведь тогда все, что мы с вами делаем каждый на своем месте, просто будет сведено к нулю. Поэтому стратегически наша цель должна быть определена не на примирение, а на освобождение оккупированных территорий. Только для того, чтобы победить болезнь, нужно, чтобы в это верил сам человек. Все наше тело государственного организма должно работать на победу, а не так, что часть людей поливает землю кровью, отдает самое ценное, а где-то чиновники живут, будто в какой-то космической реальности. Я не говорю уже о политиках, ведь простому бойцу очень трудно понять, как это так, что он сидит в окопе под обстрелом, а в Киеве представители «Оппоблока» цинично издеваются над Украиной да еще и при этом называют себя патриотами.

— Мы снова приходим к вопросу качественной альтернативы. Во-первых, кто будет выгонять этих коллаборационистов, или, как их еще называют, реваншистов? Во-вторых, готовы ли те, кто будет выгонять, стать строителями? Мы имеем извечную проблему — нация научилась бунтовать, но так и не научилась строить государство.

— Понимаете, война расставила много точек над «і». И когда мы с вами говорили о так называемой люстрации, то на самом деле война стала настоящей люстрацией, и очень многие люди из Донбасса проявили себя как целостный, мощный актив, из которого нужно формировать качественное сопротивление. Сопротивление всему, что противоречит основам государственности. Я здесь вижу рациональное и полезное зерно. Пока же чиновники, которые представляют государство, лично мне за эти два года даже перестали платить так называемые «переселенческие» деньги. За обещанным от государства участком земли я даже не хожу, чтобы не тратить нервы. Многие профессионалы, патриоты, которые доказали свою позицию, оказались просто ненужными государству. Даже те, кто возрождал луганскую милицию в 2014-м, имеют уникальный опыт, который мало кто вообще имеет в мире, здесь в Украине становятся пенсионерами, подпадают под люстрацию и просто игнорируются. Их даже не приглашают в качестве советников. Поэтому позитивные сдвиги произойдут тогда, когда целые пласты в обществе, а это прежде всего чиновники, спустятся на землю и, как минимум, не будут мешать.