«Синдром непричастности»

В последнее время в СМИ активно циркулируют слухи, что Конституционная ассамблея под руководством Леонида Кравчука вскоре родит конституционного монстра, который через референдум, который власть будто бы планирует уже на это лето, законсервирует власть Януковича на десятилетие. В таких опасениях был бы смысл, если бы украинцы были законопослушной нацией и сознательно и искренне выполняли Основной закон. Иными словами, если бы писаная Конституция была бы императивом, который действительно определяет модели общественного поведения если не каждого из нас, то, хотя бы, абсолютного большинства. К сожалению или к счастью, но очевидно, что это не так. Отношение к Основному закону в Украине можно назвать конституционным дуализмом, в котором писаные конституционные нормы и реальные правила/традиции, регулирующие общественные взаимоотношения, — почти не пересекаются.

Приведу лишь несколько примеров. Ст. 49 действующей Конституции гарантирует «в государственных и коммунальных заведениях здравоохранениях медицинская помощь предоставляется безвозмездно». Наверное, сегодня эта норма действует, разве что, на территории Феофании, но несмотря на ее очевидную абсурдность никто из политиков не осмелится затронуть вопрос о приведении этого уконституированного фарисейства в соответствии с очевидными ежедневными реалиями: ну не может бедное государство (Украина по ВВП на душу населения занимает предпоследнее место в Европе) позволить себе социалистическую систему здравоохранения.

Ст. 53 Основного закона такая же утопическая: «Государство обеспечивает доступность и безоплатность дошкольного, полного общего среднего, профессионально-технического, высшего образования в государственных и коммунальных учебных заведениях». Возможно школы, в которых родители не делают взносы в школьный фонд, то есть не дофинансируют среднее — молчу уже о высшем — образовании своих чад, еще остались в Украине, но я искренне сочувствую детям, которые в таких школах учатся. Просто потому, что даже гениальные педагоги-подвижники вряд ли подготовят ребенка к жизни в современном мире с голым энтузиазмом вместо компьютеров, интернета, школьных лабораторий включительно с расходными материалами, интерактивных досок и методик, современных учебников и тому подобного, на которые в бюджете элементарно нет ресурса.

Такой же утопией оказалась «независимость и неприкосновенность судей», гарантированная ст. 126 Конституции. Примеры можно множить и множить. К сожалению, их достаточно. Но главный вывод, который можно и следует сделать: Основной закон Украины писали «как лучше», а не «как для себя». Если можно поверить, что в 1996-м никто не знал, насколько эффективной в Украине окажется полупрезидентская республика, то уже тогда было очевидно, что короткий украинский бюджет не потянет качественное образование и здравоохранение для всех, что распространять юрисдикцию судов «на все правоотношения, возникающие в государстве» (ст. 124) все равно, что дать в руки безответственного подростка гранату, и тому подобное.

Впрочем, 17 лет назад от украинской Конституции были в восторге почти все. Чтобы не быть голословным, приведу вывод Венецианской Комиссии 16-летней давности, принятый на ее 30-м пленарном заседании 7-8 марта 1997 года: «Несмотря на то, что текст [Конституции Украины] устанавливает сильную исполнительную власть под руководством Президента, наделенного сильными полномочиями, наличие сдерживающих механизмов и противовесов является предохранителем для возвращения к авторитарным решениям. Принцип верховенства права хорошо выписан в тексте Конституции. Создание демократического местного самоуправления, а также важная роль, отведенная Конституционному Суду, будут способствовать установлению демократической культуры в Украине». Несмотря на то, что цитируемый вывод европейских конституционных гуру сегодня звучит как наивные надежды неопытных в реальной жизни студентов-первокурсников, следует признать, что теоретически (как дипломный проект, по которому никто априори не собирается строить свой дом) украинский Основной закон и до сих пор остается одним из наилучших конституционных документов Европы.

Основополагающая проблема украинской разновидности конституционализма заключается в том, что, как иллюстрирует в своих исследованиях один из наиболее интересных современных историков экономики нобелевский лауреат Дуглас Норт, алгоритмы взаимодействия людей внутри обществ, кроме писаных норм, определяют также — и не в меньшей степени — неформальные правила-обычаи и механизмы контроля за соблюдением этих писаных и неписаных правил. «Если писаные правила можно изменить на протяжении одной ночи, — правильно подчеркивает Норт, — то неформальные нормы обычно изменяются постепенно. А поскольку именно эти нормы обеспечивают «легитимность» всей совокупности правил, то революционные изменения никогда не бывают настолько революционными, как об этом мечтают их сторонники».

Если согласиться с постулатами Норта, озвученными в его Нобелевской лекции ровно 20 лет назад, трагедия украинского конституционализма заключается в том, что писаные (и списанные с лучших западных образцов) нормы отечественной Конституции никто не собирался согласовывать с традициями и привычками, которые постепенно сложились в украинском социуме на протяжении веков. По-сути, украинскую Конституцию образца 1996 года написали тогдашние политические лидеры и западные — далекие от украинских реалий — советники, из-за чего Основной закон, вместо всеобъемлющего общественного договора, стал временным пактом властных элит.

В сущности, текст Основного закона в редакции 1996 года стал закреплением компромисса между Президентом Кучмой и ВР, в которой на то время доминировали левые. В угоду Западу и местным западникам компромисс украсили виньетками прав человека и никак экономически не подкрепленных популистских обещаний, о которых шла речь выше. Через некоторое время на украинском политическом олимпе изменились элиты — и пакт просто перестал работать даже как «договор о ненападении» в отечественном политикуме, плотно отделенном от ежедневной жизни рядовых граждан.

Абсолютно естественно, что в этих условиях появилась потребность найти, вербализировать и закрепить новый Основной закон. Но Конституционная ассамблея под руководством Кравчука танцует на тех же граблях, по которым любила пройтись Конституционная комиссия Кучмы-Мороза. Она продолжает взращивать ощущение непричастности к написанию и принятию Основного закона у абсолютного большинства украинцев.

Осмелюсь утверждать, что именно этот, взлелеянный отечественными политиками и законодателями, а также зарубежными советниками, «синдром непричастности» лежит в основе неуважения или скорее игнорирования Конституции и безразличия к ней, что последовательно демонстрирует большинство простых украинцев. И это логично. Почему люди должны придерживаться, защищать или отстаивать то, что за них написала группа профессиональных юристов, а постановила Верховная Рада, недоверие людей к которой в 1996 году на 52,5% превышало уровень доверия?

Можно ли вылечить украинцев от упомянутого выше «синдрома непричастности»? Есть ли альтернатива профессионально-кулуарным конституционным ассамблеям наподобие той, которую возглавляет Леонид Кравчук? Ответ — однозначно «да»! Самый яркий пример всенародного конституционного процесса демонстрирует в последние годы Исландия, которая пять лет тому назад стала одной из главных жертв глобального финансово-экономического кризиса. В 2008 году процветающая экономика этой страны фактически обанкротилась. «Посудная революция» смела правое правительство, и в 2009 году в стране начались глубокие изменения. Сначала новое, социалистическое по своей сути, правительство Йоханны Сигурдардоттир попробовало самостоятельно разработать проект Основного закона, который бы заменил Конституцию 1944 года (она была калькой Основного закона бывшей метрополии Исландии — Дании), но достаточно скоро отказалось от этого намерения.

В конце концов, под давлением граждан правительство пошло на беспрецедентный шаг. 16 июля 2010 года Исландский парламент принял закон о Конституционной ассамблее. Избранию Ассамблеи предшествовало создание и работа Национального форума, участие в котором приняло 950 произвольно избранных исландцев. Форум состоял из отраслевых групп, обсуждавших и нарабатывавших концептуальные принципы будущего Основного закона. Вторым шагом стало формирование Конституционной ассамблеи, куда должно было войти 25—31 «простых граждан», которые не представлял бы ни одну политическую партию или движение. Президенту, членам правительства и парламента закон запрещал баллотироваться в Ассамблею.

Выборы в Ассамблею состоялись в конце ноября 2010 года, но уже в январе 2011-го консервативный Верховный Суд Исландии признал выборы недействительными. Однако парламент фактически пренебрег решением высшей судебной инстанции и своим решением объявил 25 избранных в Конституционную ассамблею лиц «Конституционным Советом». Абсолютное большинство членов Конституционного Совета не были ни профессиональными политиками, ни профессиональными юристами, ни профессиональными экономистами — зато в Совете были представлены рыбаки, врачи, учителя и т.д.

Совет работал неполные четыре месяца (с 6 апреля по 29 июля 2011 года). Его заседания были открыты для всех желающих. Более того, ежедневно результаты деятельности Совета обнародовались в интернете, чтобы каждый мог высказать свои предостережения, замечания и предложения. Ежедневно Ассамблея начинала свою работу с изучения и рассмотрения предложений сограждан, присланных главным образом по эмейлу, через «Твиттер» или «Фейсбук». Единственным требованием для «обратной связи» с Конституционным Советом было указание своего адреса, потому предложения к проекту новой Конституции Исландии могли направлять как граждане, так и люди, не являющиеся гражданами этой островной страны.

27 июля 2011 года Конституционный Совет на своем последнем заседании единогласно одобрил окончательную редакцию конституционного проекта и 29 июля передал ее в парламент с рекомендацией перед голосованием в легислатуре вынести документ на совещательный плебисцит. 20 октября 2012 правительство вынесло шесть важнейших положений конституционного проекта на всенародный референдум. Первым в перечне стоял вопрос «желаете ли Вы, чтобы в основу проекта новой Конституции были положены наработки Конституционного Совета?». Все шесть основополагающих вопросов, вынесенных на референдум, получили беспрекословную поддержку исландцев.

Сейчас Алтинг (исландский парламент) пришел в себя после кризиса и начал откровенно тормозить принятие новой, слишком демократичной (по мнению части парламентариев), следовательно, неудобной для политиков Конституции. Но прецедент прямого формирования конституции с использованием современных средств коммуникации был заложен, и о нем с восторгом говорят такие авторитеты в сфере конституционализма, как проф. Том Гинзбург из Чикагского университета или Джон Элстер из Колумбийского университета Нью-Йорка.

Какие выводы можно и необходимо сделать из этого прецедента тем, кого действительно беспокоит судьба украинского конституционализма? Если совсем коротко, то лучше худшая Конституция, но своя, чем лучшая, но чужая. Создание альтернативы Конституционной Ассамблее под руководством Кравчука — неотложный вызов и задача для всех, кого беспокоит параллельное существование конституционной теории и неконституционной реальности в Украине.

Профессиональные политики всех цветов, уровень недоверия к которым перманентно зашкаливает в обществе, должны отстраниться от конституционного процесса. Профессиональным юристам, зашоренным конституционными теориями, часто далеким от «неписаной конституции» реальной жизни, следует научиться не доминировать в конституционном процессе, а скромно предлагать юридические термины для вербализации идей, рожденных здравым смыслом и конкретно историческим опытом. И главное — всему активному обществу необходимо включиться в процесс формирования конституции. Этот процесс украинскому обществу следует пережить как создание проекта общего дома, в котором нам всем вместе жить. Не важно, что проект наверняка не выйдет идеальным (компромисс, на котором основывается искусство совместно жить, и абстрактный идеал — понятия несовместимые) — главное, чтобы у украинцев появилось ощущение сопричастности, ощущение того, что этот «общественный договор» пишет не кто-то для кого-то, а мы — для себя.